Утром проснулся на удивление свеженький, будто и не бухал вчера. Сел рывком, протер глаза.
Женщины уже хлопотали по хозяйству, неподалеку из одеял выпутывался Мари. Все-таки выбрался ночью из-за стола. Интересно, он жену искал? И вообще, как у них тут с ревностью?
Потягиваясь, вышел из дома.
– Асгейр! – суровый рев дяди хлестнул по ушам, заставив вздрогнуть от неожиданности. Чего так орать? У тебя самураев в роду не было? – Помоги дружинникам ярла.
Хрок и Варди раздевшись полностью ковырялись на мелководье под берегом. Подошел.
Ах вон оно что! Мужики выуживали притопленную лодку, другая была уже вытащена на берег. Быстренько скинув одежду, полез на помощь.
Вообще-то я ждал обжигающе ледяной воды – как никак конец лета, мы где-то на северах… Но ощущение было – будто я где-нибудь на Черном море, в августе утром полез решил окунуться – бодрит конечно, но терпимо, можно было бы даже поплавать.
К тому моменту, как мы карячась вытаскивали посудину на берег, подошел Мари. Был он на удивление деловит и бодр.
– Добротная лодка, – оценил он нашего «утопленника», – заново просмолить, и еще послужит! Асгейр, скажи, Бран сам рыбачил?
«У тебя трос есть? А кто его знает, что там есть… Я не помню» - вспомнился бессмертный диалог из старого фильма.
– Сам. – думаю, опровергнуть или подтвердить мои слова уже некому.
– Да конечно, сам, – натужно кряхтя встрял Варди, – Бран любил море!
– Не знаешь, где могут быть сети? Я в лодочном сарае смотрел – нету.
– Ну что ты, парень, – вместо меня ответил Хрок, – какой же грабитель оставит сети? Твоими сетями черные сейчас селедку ловят. Или продали уже…
Сети обнаружились в самой лодке. В них были завернуты большие каменюки, которыми и притопили лодку.
– Странные какие налетчики, – проворчал себе под нос Варди. – чего ради было так мудрить?
Окружающие, наверно, посчитали вопрос риторическим, ибо ему ни кто не ответил.
Вторая лодка, которую мы общими усилиям все-таки вытащили на песок, была значительно больше первой. Длинной более шести метров, с мощным килем, сильно выдающимся из дна, с решетчатым полом, чтоб не ходить по доскам днища. На мой взгляд, привыкший к современным моторным катерам обводы лодки смотрелись необычно – корма и нос совершенно одинаковые – острые и высоко приподнятые. Распирали борта три лавки, а вот вместо уключин я разглядел странные приспособы – будто сучки, торчащие из бревна. В средней лавке обнаружилось отверстие, и такое же в шпангоуте под ней.
– Ух ты! – обрадовался толстяк, – отец под парусом ходил?
Я буркнул что-то неразборчивое.
– Ну а как ты думаешь, крестьянин? Мачта кораблю для чего?
– А вот мачты нигде не видно…
– Еще чего захотел! – уже заржал Хрок. – Хорошая мачта для такой лодки, да парус к ней… Это ж почитай по цене как сама лодка может выйти!
Варди поймал мой удивленный взгляд, пояснил
– В наших краях хорошее дерево на мачту не найти. Только с юга везти.
Я покосился на близкие склоны, поросшие корявыми деревцами. Вот черт, а он прав! Я как-то раньше и не сообразил!
– Слушай, Варди, – негромко поинтересовался я, – а как же стропила в домах?
– Тоже приходится везти с юга, – кивнул тот, – знаешь какие леса в паре недель пути южнее? О, парень! Это видеть надо! Сосны, дубы, лиственница! Все стройные, какую угодно бери – готовая мачта. А высоченные…
– А как же… – я вспомнил дорогу, которой мы ехали
– Зимой, по снегу, – пожал плечами дружинник.
Охренеть! Вот же занесло меня в дыру! И почему другие попаданцы через одного в каких-то принцев вселяются?
На завтрак народ потянулся часа через два после подъема. К этому времени мы с мужиками успели освободить большую лодку от камней, вытащить на берег, после чего обе посудины были перевернуты с целью обследования днищ. В лодочном сарае обнаружились некоторые запасы смолы. Днем решено было большую лодку просмолить еще раз, маленькая была признана годной к употреблению в текущем виде.
Ели уже традиционную кашу (я столько каши наверно только в детском саду ел!), жареную рыбу, сыр, квас. С тоской отметил: ни тебе зелени, ни картошечки, эх…
– Ну что скажешь? – Йорген сыто отвалился от стола с кружкой, посмотрел внимательно на сына.
– На первый взгляд все не так страшно, как мы с тобой думали дома, – Мари подлил себе кваса, повторил позу отца, – еду не всю вынесли, какие-то крохи нашлись, на первое время должно хватить. Кое-какой инструмент остался: мотыга, пара лопат, прялки. Есть даже ткацкий станок… В общем, – сделал добрый глоток, посмаковал, закончил, – жить можно. Только с рабочими руками плохо.
Так… Минуточку… Это вы сейчас, о чем?
– Фритьеф, – Йорген покосился в сторону здоровяка, тот поднял взгляд, – надо проехать по округе, поискать выпасы и луга Брана, где у него поле под хлеб?
– А Асгейр не помнит? – Мари указал подбородком в мою сторону.
Дядя поморщился
– Пацан память потерял, когда она к нему еще вернется… Да, Фритьеф, отыщи людей Брана, должен же у него кто-то на дальних выпасах оставаться. Прялки и ткацкий станок – значит у него должно быть большое овечье стадо.
– Хорошо, – кивнул пожилой воин.
Да что, мать вашу происходит? Вы тут что, мое наследство уже к рукам прибираете?
Пульс колотил в ушах, злость душила горло. Встревать побоялся – боялся из-за спазма «дать петуха». Не-е-ет… Говорить я с вами буду спокойно и уверенно, дайте только пульс устаканить.
– Ну, парень, – со своего места поднялся Варди, – нам осталось последнее дело…
На месте погребального костра оставалась одна зола.
– Неужели огонь был такой сильный?
– А чему ты удивляешься? – приподнял бровь Варди
– Я думал останутся кости…
– Это в тебе от маловерия, – махнул рукой Хрок, – ты думаешь мы сожгли мертвую плоть? Нет, парень, твой отец, твоя мать и твой брат с женой вознеслись вместе с дымом в небесные чертоги. И сейчас Бран уже пьет там наверху со своими былыми товарищами по походам, что отправились туда раньше. – он подмигнул мне, – Может и за твое здоровье опрокинет кубок.
– Понятно… – протянул я, поворошил золу деревянной лопатой, – блин, даже топора не осталось!
– А ты думал в Вальхаллу пускают безоружных?
Вот что ему ответить? Я мысленно развел руками. Что я современный человек, и не верю во всю эту чушь? Не-е-е. Зачем обижать человека, который отнесся здесь ко мне лучше всех? Ну… исключая Каису конечно.
– Помни, парень. Цель жизни орка-воина – попасть в пиршественную залу эйнхериев. И думается мне, что твой отец прямиком туда и отправился.
– А брат?
Варди задумался, переглянулся с Хроком. Тот тоже пожал плечами.
– Не знаю, – наконец выдохнул он, – вообще-то он тоже погиб с оружием в руках… Хотя и не был воином… Не знаю. Надо спросить кого-то, кто лучше меня знает все эти божественные законы… Или, – его лицо озарила улыбка, – самому попасть в Вальхаллу, и там посмотреть!
Вот спасибо, так спасибо! Нет уж, как говориться, лучше вы к нам, в… короче – сюда, в этот мир. Я, знаете ли, еще пожить хочу. Никогда не думал зачем живу и в чем цель, но меня всегда заботило «как?» и «как долго?», а уж что там будет дальше… вот потом и посмотрим.
***
Золу от погребального костра мы просто и незатейливо погрузили в нашедшийся мешок. Мешок отнесли в маленькую лодку, небольшую четырехметровую юркую посудину с парой лавок посредине. Йорген сел на корме, я на носу, хотя все это условности – нос и корма у лодочки были такие же одинаковые, как и у большой лодки. Дружинники сели на весла. Когда я изъявил желание погрести, Хрок усмехнулся.
– Оставь весла тем, кто знает, что это такое!
– То есть я, по-твоему, весло впервые вижу?
– Отец позволял тебе выходить в море? – удивился Хрок
– Да что тут такого? – искренне поразился я, – Мы же не через океан в штормягу ходили! Тут в заливе достаточно спокойно
Парни, вы чего? Может тут сесть за весло что-то из ряда вон, но в моем мире, покатать барышню на гребной лодочке где-нибудь в парке – самое то. Риск лишь намокнуть, но даже это, плюс легкая качка, некая отдаленность берега и тому подобное заставляют девушкино сердечко колотиться сильнее, тем самым повышая уровень общего тонуса, сиречь возбуждения. Ну а воспользоваться или нет этим состоянием, это уж твоя задача.
Однако я удосужился уважительного взгляда. Похоже я все-таки чего-то не знаю.
Мужики приладили весла – оперли их о торчащие из планширя пеньки, зафиксировав веревочными петлями, эдакий прообраз уключины, навалились, и мы очень легко отошли от берега на десяток метров. После чего Варди встал, широко расставив ноги, поднял мешок. Хрок, с помощью весел удерживал лодку, Йорген сидел, вцепившись в высоко возвышающийся брус штевня. Посмотрев на Варди и я поднялся на ноги. Лодочка изрядно покачивалась, все же волнение в заливе присутствовало и ее круглые борта способствовали раскачке.
– Прощай друг, – торжественно произнес дружинник, – твоя душа отправилась на небеса, а твой прах, я предаю воде. Ибо как завещано нам богами: да будет предан прах крестьянина земле, а прах воина морю.
С этими словами он высыпал содержимое мешка в воду. Поднявшуюся при этом мелкую зольную пыль отнесло ветром в сторону берега. Почему-то стало грустно. Мелькнула мысль «ну вот Гера, ты и остался один». Но через секунду ее забила другая: «можно подумать это похоронили твоих настоящих родных. Я и так здесь один, и никто кроме меня о мне не позаботиться».
***
Подогреваемый этой мыслью я, после возвращения на берег и вытаскивания лодки на песок направился к дяде.
– Вот кстати, Асгейр, надо достать сети и развесить для просушки.
– Погоди, Йорген, – намеренно назвал дядю по имени я, – кажется нам пора поговорить.
– Что ж, – через паузу выдохнул тот, – если ты считаешь, что надо, давай поговорим.
Давай! Мысленно настроился я на словесную дуэль
– И почему мне второй день кажется, что кто-то здесь хочет меня кинуть?
Хорошо завернул, аж самому понравилось.
– Ничего не понял, – нахмурил брови дядя, – можешь выражаться яснее.
Ну ок!
– Дядя, мне кажется, или ты решил отжать у меня одаль? – подпустил язвительной иронии в голос.
– Тебе не кажется. Не знаю, что ты имеешь в виду, говоря «отжать», но хозяйству нужен хозяин, без него одаль умрет.
– Хозяин здесь я!
– Почему ты так решил?
Оба-на! Ты прикалываешься чтоль? Или решил включить «дурака»?
– Потому что это собственность моего отца!
Что, съел? Говнюк. Вали отсюда со своими загребущими лапками!
– В первую очередь, это собственность рода! – припечатал пожилой орк, – Твой отец, да пребудет он подле Одина, теперь не может заботится о хозяйстве, у него теперь другой удел. И род не может допустить, чтоб хозяйство захирело.
Да ты что? Деревянный чтоль? Не вкуриваешь?
– Это мой одаль по праву. Но наследству!
– Хорошо, – сбавил тон дядя, – похоже ты просто не понимаешь, может последствие раны сказываются… Попробую объяснить по-другому. – он вздохнул, подняв глаза к небу, – что ты знаешь о хозяйствовании…
– Что оно мое!
– Я не про одаль, – дядя начал говорить так, как детям объясняют прописные истины, – расскажи мне, мальчик, когда надо собирать хлеб? Сколько сена нужно заготовить для каждой овцы или коровы чтоб хватило до новой травы? Когда нужно сеять рож, а когда овес, когда ячмень? Если лето по приметам будет дождливым, чего больше ты будешь сеять: ржи, овса или ячменя? Когда надо стричь овец? Когда собирать лен? Что выгоднее – отправить своих людей за горючим камнем, или пусть они лучше пашут и пасут, тогда тебе будет на что купить его?
– Ну тут не сложно, – ухватился я, за простую для себя задачу, – надо просто монетизировать выработку каждого работника, то есть сколько он производит… То есть посчитать, сколько стоит то, что произведет он за сезон, например сколько будет стоить выращенный лично им хлеб… Ну если он будет не один, высчитать долю… Потом поделить на количество потраченных на работу дней, посчитать сколько дней он будет отсутствовать, и это будет упущенная выгода. Сопоставляем со стоимостью угля… Все просто!
– Ты сложно говоришь, но я понял. Наверно у матери набрался новых словечек? Ох уж эти люди… В целом ты прав… – я мысленно расцвел и задрал нос, а дядя продолжил, – хоть я говорил не про древесный уголь, а про горючий камень…
Блин-блин-блин! Надо следить за языком, я-то имел в виду каменный уголь!)
– … но что со всем остальным? – он с прищуром посмотрел на меня долгим взглядом.
Сука! Меня буквально втоптали в грязь перед всем народом. Злость бросила кровь в лицо, я почувствовал, как горят щеки, пульс вновь отдавался набатом в висках, горло предательски сдавило.
– Твой дядя прав, Асгейр. – Варди попытался мягко приобнять меня за плечу, но я скинул его руку. – Он даже не спросил, где ты возьмешь людей? Ты же один.
– Я думал… – с трудом выдавил я, стараясь изо всех сил чтоб голос не дрогнул, – я хотел попросить людей у него.
– У меня нет лишних людей, мальчик. Мне самому-то не хватает, прошлой зимой умерли три работника, а еще я лишился двух рабов. Мне уже сейчас не хватает рабочих рук. Я даже Мари не оставлю здесь зимовать – он постарается подготовить одаль к весне, после чего со всем скотом, который сможем найти и людьми уйдет зимовать ко мне.
Злость бурлила и клокотала. Меня будто публично выпороли перед всем классом, ткнув носом в собственную некомпетентность.
– Ярл узнает, что здесь твориться беззаконие! – даже я почувствовал, что меня понесло, но остановиться уже не мог.
Хрок с Варди переглянулись.
– Будь, по-твоему, – опять мягко согласился дядя, – я все равно собирался ехать в Борг после сбора урожая, до снегопадов. Я возьму тебя с собой.
– Я…
– Я все сказал, – неожиданно жестко пригвоздил Йорген, не дав мне ляпнуть очередную глупость.
– Асгейр, погоди!
Но я только отмахнулся, и сдерживая злые слезы бросился к ближайшей опушке леса.
– Оставь Хрок, пацан позлиться и вернется.
– Парень злобный, как хорек!
Последнее, прозвучало как похвала? Проехали! Я вбежал под деревья, попытался углубиться, но лес был редким, да и начался склон, так что все равно скрыться полностью мне бы не удалось. Тем не менее, я поднялся немного вверх, пока обувь не стала скользить по влажной земле. И все же я вскарабкался, хватаясь за ветви и стволы деревьев еще немного. Там, метрах в двадцати выше берега я углядел скрытую густым кустарником вымоину. Перемазавшись в земле, наконец добрался, рухнул на задницу.
Физическая нагрузка пережгла злость, слезы, так и не пролившись высохли на дне глазниц. Пульс молотил уже не от приступа бешенства, а от спринтерского рывка. И все же горечь осознания и злость по-прежнему бурлили где-то глубоко.
В первую очередь, конечно, на дядю. Сука! Гад конченный! Козел старый!
Но кроме обзывательств и оскорблений ничего конкретного в голову не приходило. Вернее, приходило, но это было понимание что дядя вообще-то прав… И это бесило еще больше!
Досталось и Варди с Хроком. Как говориться, под горячую руку. Ну что они, не могли слова в защиту сказать? Тоже мне, «люди ярла!» … Да какие к свиньям собачим «люди»? Это ж орки, чего я хотел?
Всплыло лицо бельмастого «Кавилла-Ведьмака». Вот кто главный гад! Вот!!! Ну, падла, я тебя найду! Жизни не пожалею, но найду, и тогда…
– Асгейр!
Я выглянул из-за края вымоины. Не знаю как, но Варди меня заметил.
– Вон ты где. Асгейр, кончай дуться. Нам с Хроком уезжать пора, ты не хочешь попрощаться?
Как уезжать? Честно говоря, я так привык к мужикам, что мысль о том, что и они меня оставят была, мягко говоря, неожиданной.
– Ща.
Другая мысль пришла в голову, а это неплохое укромное местечко! Вряд ли сюда кто полезет, и с берега его не видно, зато я, приметив ориентиры его теперь найду. Воровато оглядевшись, достал из-за пазухи небольшой сверток грубого сукна, раскопал немного под вылезшим корнем дерева, сунул сверток поглубже и присыпал землей. Вот так! Еще и листьями сверху, чтоб совсем замаскировать. Не знаю, что это конкретно, знаю только, что оно – точно мое.
Спускался назад так, чтоб даже по направлению нельзя было выйти на тайник.
– Уезжаете?
– Да, парень, мы сделали то, что должны были. Ярл, конечно, опечалится, он то рассчитывал видеть твоего отца на свадьбе свой младшей дочери, но теперь что ж поделать? Представляешь, он поименно помнит всех, кто когда-то был в его дружине, а уж мы с Барди несколько лет гребли на его флагмане. – Варди вынырнул из воспоминаний, потрепал меня по плечу, – Так что сделай так, как сказал дядя, перед снегопадом приезжайте в Борн.
– И ярл отдаст мне одаль?
Я даже сам не поверил произнесенным словам. Варди как-то странно осмотрел меня, с головы до ног, потом попросил
– Проводишь?
Я кивнул, уставившись под ноги пошел рядом.
– Даже по закону твой дядя прав. Несовершеннолетний не может быть владельцем одаля, как, впрочем, не может и в походы ходить. Тут закон на его стороне.
– Напомни, со скольки я буду считаться взрослым?
Глядя на носки своей обувки, я не мог видеть, но говорил дружинник удивленно
– Ты даже это не помнишь? Орк может считаться взрослым, только когда произведет на свет новую жизнь, и ни как иначе.
Я сбился с шага.
– Что?! То есть как? Пока я не заделаю кому-нибудь ребенка, я сам ребенок?
– Да, – просто ответил тот. – Кстати, Брану даже пришлось на год службу оставить, когда пропал его второй сын и наследников не осталось. А потом, когда при родах умерла Хельга, он вообще ушел из дружины, все боялся, что после него никого не останется.
Я почти что его не слушал. Охренеть. Вот значит, как у вас тут! Ну … ладно.
Тем временем мы подошли к проходу в ограде. Оказалось, Финир с Мари не теряли времени даром, две половинки воротин, уже сколоченные вместе были прислонены к стене. Осталось только навесить, и у усадьбы вновь будет какая-никакая защита. Здесь же стояли две оседланные лошади.
– Ну Асгейр, до встречи!
– Зови меня Гера.
– Что это значит?
– Не важно. Зови. И – я приеду.
Варди посмотрел мне в глаза долгим взглядом. Усмехнулся
– Ты – приедешь. Не крестьянин ты, помяни мое слово.
Из ворот вышел дядя, хмуро глянул на Варди. Кажется, услышал.
Варди вскочил в седло, и они с Хроком потрусили в сторону того места, где начинался подъем. К усадьбе Брана Щитоносца вела одна единственная неширокая тропка.
– Асгейр!
Я ответил дяде взглядом.
– Нам тоже надо собираться, поедем домой.
– Погоди, отец, – подошел толстый орк, – ты его забираешь? А я?
– У тебя остаются Финир и Вива. И твоя жена. И еще я оставляю тебе рабов. Справишься.
– Но Асгейр все же местный…
– Справишься, я сказал. Да, вот еще что. Фритьеф приедет, не задерживай его. Найдет он кого, не найдет – посылай ко мне.
– Хорошо, отец.
Вот и поговорили. Не знаю, кому из нас лучше? Впрочем, я был даже благодарен. Останься я здесь – и вечное напоминание как меня поимели было бы каждый день перед глазами.
Через полчаса уехали и мы с Йоргеном. Мне выделили лошадь Эйдис, тем самым Мари оставили с одним единственным коньком. С седланием своего «транспортного средства» я вполне справился, Мари лишь раз подсказал как обходиться с неизвестной упряжью. Благодарить надо одну мою земную пассию, занимавшуюся выездкой, из-за чего я полгода через день пропадал на конюшне. Супернаездником не стал, но хотя бы с какой стороны к лошади подходить знаю.
Уже поднявшись наверх, я остановился в том же самом месте, где в первый раз рассматривал узкий залив и усадьбу.
– Чего встал? Поехали, – проворчал уехавший вперед дядя, – нам бы до темноты успеть. Насмотришься еще, не последний раз.
Точно, не последний! Тем более в тайнике, в глубокой вымоине на склоне, меня ждал золотой медальон – большой, толстый кругляш на тонкой цепочке. Его я нашел зажатым в кулаке женщины, которую здесь все считали моей матерью. когда помогал переносить трупы.
Я вспомнил этот момент – когда помогал переносить трупы, и потянул за холодную, окоченевшую руку, вдруг сжатый посмертной судорогой кулак как бы сам собой немного разжался, а там… Благо никто не увидел! И как это нападавшие ничего не нашли? Ведь отрубили же они ей одну кисть, чтоб снять браслеты! А тут надо же – здоровенный медальон, и уместился в маленьком женском кулачке. И хранился там до тех пор, пока рука не попала в мои руки… Хм… Будто женщина хотела отдать его только мне… Да ну, бред!
И я выбросив дурацкие мысли потрусил легкой рысью вслед за дядей.
)
