Однако, время шло, мрак уже затопил собою всю долину альвов по самые верхушки гор, да и костёр, дожирая остатки веток, начал угасать, а никаких телодвижений в округе совершенно не наблюдалось.
Может быть, конечно, коблиттское логово далековато находилось. Тогда коротышкам, чтобы сюда потемну добраться, того времени, что Муайто уже прождал, могло и не хватить. А может и вовсе, мелкие поганцы уже близко, но осторожничают и подкрадываются так тихо, что охотник просто их не замечает. И не заметит, пока те прямо ему на голову не свалятся.
Да нет, что за глупые мысли? Подобные сомнения нужно гнать от себя, как назойливых жуж. Чего он весь извёлся и издёргался? Воин-орк всегда должен оставаться спокойным, ни при каких обстоятельсвах не теряя трезвой и холодной рассудительности.
Обязательно он заметит коротышек. И даже если не услышит, то уж учует, однозначно. Их непотребное зловоние не унюхать невозможно.
На всякий случай, Муайто, даже когда костёр окончательно прогорел и угас, решил не выбираться сразу из засады, а выждать ещё — надо для верности дать коблиттам побольше времени. Вдруг они выжидают, пока возле костра все не уснут, и только после решатся напасть. Или-таки не успели дойти.
Нужно проявить терпение и подождать.
Угли, пусть и пыхали жаром, до сих пор отбрасывая алые всполохи на камни очага, но издали, наверняка, были уже почти не видны. Ещё немного, и вовсе должны погаснуть.
До носа Муайто дотянулся аромат запёкшегося под камнями крысуна, пусть немного и перебитый, но отнюдь не испорченный примешавшейся вонью палёной шкуры. Пламя костра больше не уносило запахи ввысь вместе с дымом и потоком горячего воздуха, вот и стали они расползаться по окрестностям.
В животе заурчало так громко, что будь коблитты здесь, они наверняка бы услышали это требовательное волеизъявление голодного желудка. Но, похоже, не было вокруг никого, желающего воспользоваться предательским шумом. Не сбежались со всех сторон враги.
Хотя Муайто начал подозревать, что, если и не на бурчание живота, то на запах мяса может кто-нибудь всё же и сподобится пожаловать. Не коротышки, так местное зверьё какое. Уж у них то нюх получше, чем у охотника, — за лигу такой аромат учуют. А ведь ночью здесь запросто могут бродить хотя бы те же горные коши, с хищными зубами и когтями которых вовсе не хотелось бы познакомиться поближе. Ну их к троглам таких конкурентов. Совсем не до них пока.
Дразнящий запах ничуть не способствовал проявлению терпения, так необходимого для дальнейшего высиживания в засаде. С каждым ударом сердца он заставлял рот Муайто всё больше наполняться голодной слюной, превращая и без того тревожное ожидание в мучительную пытку.
Выждав ещё какое-то время, парень в конце концов не выдержал и очень осторожно, медленно-медленно, принялся выбираться из своего убежища, держа наизготовку меч и тщательно вслушиваясь-вглядываясь в сгустившийся вокруг мрак.
Прокравшись к пепелищу, отгрёб в сторонку подостывшую золу и разобрал каменное дно очага. Вытащил обуглившуюся сверху, всё ещё горячую и отлично пропёкшуюся тушку крысуна. Как ни хотелось вгрызться в неё немедленно, взял себя в руки и занялся более неотложным делом.
Стенки вокруг погасшего костра Муайто аккуратно разобрал. И все эти хорошо прогретые булыжники уложил самыми горячими, закоптившимися сторонами вниз на дно очага, стараясь при этом шуметь как можно меньше. Даже малейший стук камня о камень, казалось, разносился по округе пугающим грохотом. Не хотелось, чтоб коблитты прибежали именно сейчас, пока охотник возился здесь с очагом.
Вот и ветки с листьями пригодились — орк навалил их поверх нагретых камней. Таким образом тепло подольше должно сохраниться. Да и спать на ветках куда лучше, чем просто на булыжниках. У охотника и с прошлой ночи сохранилось ощущение множества вмятин, оставшихся на спине от острых каменных углов.
Вот теперь можно было прокрасться обратно наверх к завалу и наконец-то поесть. А то уже весь на слюну изошёл.
С тушкой крысуна разделался быстро, оставив лишь обгорелую шкурку да несколько самых крупных косточек. Всё остальное, даже большую часть хвоста с лапками, без всякой брезгливости смолол на раз, порадовав давно уже бунтующий желудок. Черепушку, оставив лакомство напоследок, тоже не обошёл вниманием, расколов и выколупав запечённый мозг зверушки весь до капли.
Всё, что осталось, зашвырнул подальше от себя. А то, наверняка, вскоре на запах всякая ночная живность понабежит. Устроят тут ещё возню с драками за объедки.
Жалко, конечно, что копун такой небольшой. Насытиться таким невозможно. Но, по крайней мере, пока ел, малость полегчало, потому как состояние крайней нервозности и напряжённости чуть отступило.
Ещё достаточно много времени Муайто провёл в засаде. Даже ноги подзатекли от долгого сидения. Наверняка, если кто сюда и направлялся, уже давно бы добрался, хоть как-то выдав себя. Похоже, никто не заметил призывного пламени костра, а значит, и присутствия в горах орка. Можно идти устраиваться на ночлег, чтоб хотя бы немного отдохнуть, вздремнув.
Силы ему завтра ещё понадобятся, а чутко по-волчьи спать в пол-уха Муайто умел. Не должен совсем уж опасность проморгать.
Вот только никакой сон, пусть даже самый поверхностный и самый чуткий, не хотел приходить на помощь уставшему орку. Хотя в обычной жизни, стоило Муайто чуть перекусить, как глаза сами начинали слипаться даже посреди белого дня. Он потому и обедать не любил, дабы сонливая леность делам дневным не препятствовала. С утра чего заглотил и весь день, как рогач по степи – на ногах и вприпрыжку. И лишь на ночь можно позволить себе пузо до отказа набить да спать завалиться.
А тут вроде и поел, и сна ни в одном глазу. Только и остаётся, лёжа на ветках, в звёздное небо пялиться и стараться о подлой смерти Туаковой дочки не думать.
Когда Муайто учился, шаманы говорили, что каждая звезда – это такое же светило, как и то, что и над их миром висит, свет, тепло и жизнь даруя. Шаманам, конечно, виднее, но Муайто больше нравилось слова отца вспоминать, когда тот сажал его, ещё совсем малька, на колени да рассказывал, что огни над головой – это яркие духи предков, с честью в боях погибших. Мол, доблесть и отвага позволили им миновать Туманные Пределы и вознестись над миром, чтоб за потомками приглядывать да о себе напоминать.
И когда отец из похода дальнего не вернулся, Муайто чуть не каждую ночь перед сном в тёмное небо всматривался. Всё надеялся угадать, в какой из этих мерцающих огоньков отец превратился. Так и засыпал порою, на звёзды глядючи. Один раз по осени даже знатно застудился, насилу его потом выходили. Ох, и болел же он. Только и помнил сильный жар, от которого всё тело ломило, да ласковые руки матери, дни и ночи тогда возле Муайто просиживающей.
У Триски руки тоже ласковые. Но только от материнских прикосновений Муайто всегда казалось, что душа и тело его словно размякают, наполняясь привносимыми нежностью и покоем.
Руки же Триски, хоть и лаская, покоя лишали напрочь, лишь тревожа да возбуждая. Ещё и так, что порою казалось, если не сам Муайто, то зачинатель его точно лопнет от напряжения и переполняющего его желания. И даже если не наяву такие ласки происходили, а даже во сне, у парня всё взбухало и каменело. Хоть не поднимайся с постели поутру, чтоб не смешить окружающих воспрянувшим естеством.
В нынешних обстоятельствах Муайто и от такого сна не отказался бы. Лишь Триска была способна отвлечь от любых самых грустных и тревожных мыслей.
Да вот только вместо ласкового взора красавицы представлялся Муайто сейчас совсем иной, наполненный горестной печалью и, возможно даже, упрёком, а то и презрением. И от того нутро охотника наполнялось не благостным томлением, а гадко-жгучей тоской и терзаниями. Выть хотелось и рычать от невозможности исполнить обещанное. Обязан он, пусть не спасти детей, так хоть отомстить за их муки подлым коротышкам. Иначе и возвращаться не за чем – не посмеет он подойти к Триске. А уж про близость с ней и говорить нечего. Да что Триска, тут уж и вовсе, хоть в становище не возвращайся. Хуже всего для орка – прослыть брехливым пёсом, слово своё не сдержавшим. Уж лучше совсем обещаний не давать, чем, дав их, не выполнить.
Ну и какой тут, спрашивается, сон, когда в душе так мерзко и погано?
От тягостных мыслей орка отвлёк негромкий стук камней, донёсшийся с низу. Он едва не вскочил со своей лежанки, вовремя сдержав порыв и начав подниматься медленно и осторожно. Ещё бы сердце, что взбудоражено забухало и затрепыхалось в груди, как-то успокоить и унять.
Густой предутренний туман растёкся уже по всей долине, подобравшись почти вплотную к убежищу орка. И в этой белёсой мути, скрывшей от глаз орка чуть ли не целиком лесные заросли и каменистые предгорья, разглядеть хоть что-то казалось совершенно невозможным. И если бы не повторившийся перестук камней, явно вывернувшихся из-под чьих-то ног, вряд ли охотник смог увериться в наличии путников, бредущих в сырых и словно вязких клубах тумана. А потому, скорее всего, даже и не заметил бы неясные, едва различимые силуэты, плавно и практически больше беззвучно проплывшие мимо него длинной вереницей.
Будь Муайто глупым мальком, верящим в сказки и не знай, что шастают по местным краям проклятые коблитты, мог бы даже решить, что это неупокоенные души трусов и предателей, которые, вернувшись из призрачных Туманных пределов, бродят, заблудившись, по туману настоящему.
Но охотник не просто знал, а был уверен в том, что надежды и ожидания его оправдались, позволив засечь ещё один возвращающийся домой отряд подлого врага. А значит и, встав на след, обнаружить потаённое логово ублюдков. Пора было возобновлять охоту.
насрать? начхать? положить?
Я могу сказать, что мне не нравится, но вмешиваться в чужой текст... Не, увольте.
)
