13
Фредегонда с утра не находила себе места. Еще бы, сегодня приезжал Радоман. Больше полгода его не было в Аларусе. Он объездил почти весь огромный Кармакам, принимая клятвы верности у местной знати. Полгода – считалось, что король еще и быстро вернулся, учитывая размеры королевства. Роденка верила, что наконец-то все изменится. Теперь она должна властвовать...
Все это время о ее существовании словно забыли. С Фириной Фредегонда сталкивалась редко, да и то больше по необходимости. Обедала роденка чаще у себя, со своими фрейлинами. Ей было очень скучно в Эльвиале. Хозяйкой замка все же считалась замкнутая, немногословная королева-мать, которая в отсутствие короля почти не устраивала никаких развлечений для придворных.
Единственной отдушиной был Велиман. Фредегонда и сама не поняла, как сблизилась с ним. Она еще плохо знала Радомана, но уже осознавала, что братья – полная противоположность друг другу. Велиман – блестящий собеседник, умеющий подкинуть меткое словцо, разогнать тоску, польстить даме. Со своим томным и певучим голосом он смахивал больше на сладострастного поэта, чем на человека, занимающегося управлением королевства. Фредегонда не знала, что у Велимана на уме, ей было просто приятно прогуливаться с ним по длинным коридорам Эльвиала или по двору замка. Велиман был единственным, кто уделил внимание роденке, оторванной от родных мест и занимающей непонятно какое положение в совершенно чужом доя нее доме. Она была ему за это благодарна.
Но сегодня приезжал Радоман, и все ее мысли сосредоточились на этом событии. Фрейлины Фредегонды просто с ног сбились, подбирая ей наряд и прическу. Наконец ее одели и причесали, но девушка все равно была недовольна своей внешностью. Она очень хотела произвести впечатление на мужа. Если бы хоть знать, какие женщины ему нравятся...
И вот наконец Фредегонда стояла в тронном зале в ожидании прибытия короля. Рядом находилась Фирина, не издававшая ни звука. "Она хоть дышать умеет?" – думала роденка. Где-то далеко, за стенами замка, гремели трубы, и Фредегонда знала, что король со своей свитой уже совсем близко, улицы заполнены простолюдинами, они приветствуют Радомана и кидают под копыта лошадей первые весеннние цветы. Наконец во дворе Эльвиала послышался шум, и через некоторое время Радоман уже входил в зал. Он сухо приветствовал членов своей семьи, вроде и не было полугодовой разлуки, и Фредегонда поняла, что он ничуть не изменился.
Потом последовал пир. Повара постарались на славу, приготовив много всяких вкусностей. Выпивка текла рекой. Речи и тосты говорили кто угодно: люди из свиты нового короля, которые теперь переберут на себя заботы по управлению королевством, отсунув на второй план окружение умершего Адальберта, Велиман, иностранные послы, даже малец Коломан, который почему-то вызывал неприязнь у Фредегонды, и тот, запинаясь и краснея, сказал несколько слов о любви к брату-королю. Но Радоман молчал. Он только кивал головой и много пил. Роденка не знала, что раньше он не отличался пристрастием к хмельным напиткам и считала это вполне нормальным для мужчины. Она сидела возле короля, но он почти не обращал на нее внимания. Беспокойство о том, что, как в первую брачную ночь, она снова останется одна, пронизывало ее до костей.
Однако он пришел. Несмотря на то, что Радоман много выпил, пьяным он не был, и хмелем от него не несло. Король был немногословным и нежностями тоже не отличался. Но Фредегонде нравилась грубая сила, заключенная в нем. Похоже, ласковые слова были просто не в его духе, да и зачем они ей, если ее муж - король, самый могущественный человек в Кармакаме. Он не должен проявлять слабость, он просто берет все, что ему причитается. Но самое главное, что он пришел.
Жизнь Фредегонды изменилась в лучшую сторону. После того, как роденку короновали, к ней стали относится со вмем должным уважением. Определилась ее роль в Эльвиале. Фредегонда стала королевой, и даже свекровь сухо поздравила ее с этим.
Но к делам королевства ее никто и не думал подпускать. Радоман навещал ее нечасто, раз или два в неделю, но она радовалась этому, оправдывая такие действия мужа его постоянной занятостью. Роденке казалось, что она сумела его разговорить. Он стал больше разговаривать с ней, иногда снисходя до того, что-бы рассказать историю из своей жизни, но оставался все таким же грубым.
Фредегонда становилась все смелее с Радоманом. Стояли майские ночи, но несмотря на это сквозь окно проникал холодный воздух. Только что стражники подали полуночный сигнал. Молодая королева пребывала в особо игривом настроении. Она удобно устроила голову на плече Радомана, играясь рукой с волосками на его груди, и задавала ему глупые вопросы, на которые он нехотя коротко отвечал.
– Мне пошили новое платье...
– И?...
– К нему бы очень пошло ожерелье из черных жемчужин...
– У тебя уже есть такое.
– Оно из белых жемчужин, а мне нужно из черных.
– Какая разница? – буркнул Радоман, даже не глядя на жену.
– О, для женщины это очень важно! Что тебе стоит одарить меня еще одним ожерельем? Ты же король... – замурлыкала, кривляясь, она.
– Завтра пошлю за ювелиром..
– О, благодарю тебя...
Почувствовав, что Радоман сегодня позволяет ей некоторые шалости, Фредегонда решилась спросить о том, что уже давно ее интересовало. Это было маленькое укращение: небольшой зеленый камушек каплевидной формы на изящной цепочке. Изделие явно женское, но Радоман постоянно носил его. Где он его достал? Может, бывшая любовница подарила? Мысль об этом очень раздражала роденку. К тому же камешек нравился ей. Пусть на вид украшение и простенькое, но хорошей, несколько необычной работы явно не кармакамских мастеров. Раньше Фредегонда не видела ничего подобного.
– Радоман, откуда у тебя эта вещица? – она протянула руку к камешку и ощутила холодок, исходящий от него. – Она такая милая... Ты не подаришь ее мне?
Король словно озверел. Он подскочил как ужаленный, ударив жену по руке, словно выбивая кинжал, направленный на него.
– Впредь не смей прикасаться к камню, женщина! – взревел он. В полутьме Радоман кое-как натянул на себя одежду и вышел из комнаты, резко хлопнув дверью.
Фредегонда вздрогнула. Она не сразу поняла, что произошло. Легкое недоумение сменилось глубокой тревогой. Почему Радоман так повел себя? Что такого в той маленькой вещице?
Роденка испуганно огляделась. Рядом никого не было. Только ночной полумрак, никого не спрашивая, змеей заползал в душу. Она издала душераздирающий крик и забила рукой по опустевшей постели.
Скрипнула дверь, вошла заспанная полуодетая фрейлина.
– Госпожа, госпожа, что с вами? Вам плохо?
– Он не придет, он больше не придет! – вцепилася в ее плечо Фредегонда.
Радоман зашел в свою опочивальню и тяжело упал на широкое ложе. Где-то перекликалась стража, слышался отдаленный женский смех. Слуги растопили камин, и не зря, так как в комнате было прохладно. В висках у короля шумело, тело сковала усталость. Он пошарил рукой по шее и нащупал камешек. Стало спокойнее. Радоман откинул голову на подушку. Веки слиплись, он погрузился в сладкую дремоту на грани сна и яви. Как здесь спокойно, тихо, хорошо... Никто не жужжит на ухо о всяких несущественных пустяках. Можно думать обо всем, что ему нравится...
– Радоман, ты звал меня?
О, этот голос, этот голос, он все бы отдал за то, что бы снова и снова слышать его...
– Радоман, зачем ты звал меня?
Голос тихий, нежный, манящий... Откуда он?
– Радоман...
Король резко поднялся и сел. Это не сон, голос настоящий. Он вгляделся перед собой. Из полутьмы прорисовывался тонкий силуэт.
– Лия? – несмело спросил он. О Небо, зачем он это говорит, разве возможно, что бы она была здесь?
– Радоман... – ответил туманный силуэт. Он начал приближаться. Королю стало казаться, что он сходит с ума. Инстинктивно он начал шарить рукой в поисках меча и нащупал прохладную рукоять.
– Ты совсем не изменился: снова хватаешся за меч... Это же я, Лия...
Радоман сразу вскочил на ноги. Меч выпал из рук и громко лязгнул. Перед ним стояла она. В полутьме блестели ее глаза, на волосах играли лунные блики. Радоман осторожно протянул руку и коснулся ее щеки. Мягкая теплая кожа. Лия, живая, настоящая...
– Как ты сюда попала? – его голос предательски захрипел.
– Ты забыл, что я владею некоторыми способностями? – улыбнулась она.
– Но... Каких богов мне благодарить за счастье вновь увидеть тебя? – Радоман взял ее за руки, но на большее не решался. Слишком нереальным было это видение, слишком он боялся его спугнуть. В сознании Радомана Лия стояла выше всех земных побуждений.
– Разве ты забыл? Я не просто так подарила тебе это украшение, – она легко коснулась камешка на его шее. – Через него я почувствовала, что с тобой что-то произошло. Меня пронзила твоя боль. Тебя раздирали гнев и ненависть, отчаяние и одиночество, но боль была особенно сильной. Мгновенная вспышка, но такая, что сердце мое захлебнулось ею и мир перевернулся с ног на голову. Я пришла к тебе, ибо не могла спать спокойно, пока тебе плохо...
– Милая моя, добрая Лия... Я даже не знаю, что сказать тебе... Неужели ты все это действительно чувствовала и пришла сюда, пренебрегая всем? Неужели тебе не всеравно, что со мной происходит?
–Разве ты когда-нибудь допускал, что я такая черствая?
– Лия, нет слов, что-бы выразить мое искреннее восхищение тобой. Такая маленькая и хрупкая, но такая смелая. Во всем Кармакаме одна ты побеспокоилась обо мне. Зачем ты утруждаешь себя, зачем подвергаеш себя опасности?
– Во-первых, ты знаешь, что я способна себя защитить, а во-вторых, я не могу спокойно ощущать твою боль. Скажи, Радоман, что произошло с тобой?
– Ты пытаешся защитить меня, короля Кармакама, неведомо от чего? А ты сама ведь тоже нуждаешся в защите?
– Ты не ответил на мой вопрос, - тихо, но твердо сказала она. - Что с тобой произошло?
– Это допрос? – горько улыбнулся Радоман.
– Это просьба.
– Маленькая глупенькая девочка, которая глухой ночью за несколько миль несется спасать взрослого женатого мужчину, преступая все мыслимые и немыслимые законы и запреты. У тебя благородное сердце, но разве ты можешь спасти меня от самого себя? Здесь ты ничем не поможешь, а может, сделаешь еще хуже...
– Я, кажется, понимаю... Это она, твоя жена... Она касалась к камню. Я почувствовала чужую руку, – прошептала Лия.
Радоман ничего не ответил.
– Присядем? – он указал на два высоких кресла перед камином.
– Мне, наверное, нельзя здесь находиться. А если об этом узнает королева?
– Все ли женщины делают что-то, а потом лишь думают об этом? – устало улыбнулся Радоман. – Впрочем, мне все равно, что подумает Фредегонда, если узнает, что здесь кто-то был.
– Что ж, ваше величество, раз я ничем не могу помочь тебе, тогда мне пора.
– А то хватится Белирунда, – с горечью заметил он. Кто знает, может все было бы по другому, если бы она тогда не остановила его на улице. – Как поживает твоя тетушка? В последний раз она выглядела несколько уставшей.
– Ты встречался с ней? – удивилась Лия.
– Пришлось как-то.
– О, я не знала об этом. Белирунда сейчас несколько обозленная, если можна так сказать. Мы должны были уехать, но в Адеванамаре снова небезопасно. К тому же она что-то выжидает.
– Вот как?
– Я хочу предупредить тебя. Защитные чары над Кармакамом заметно ослабели. Их что-то разрушает. Это и не дает покоя тетке.
– Если они и существуют, я не маг и не могу, к сожалению, их восстановить. – Призрачная, полулегендарная магическая защита Кармакама сейчас мало беспокоила Радомана, но он отложил сообщение в уголках памяти, особенно в свете его знакомства с пророчеством.
– Да, ты теперь король. Прими мои поздравления в связи с твоей коронацией. Прости, что не воздала тебе королевских почестей...
– Не стоит. То, что ты сейчас здесь, наибольшая почесть для меня.
– Мне пора, Радоман. – Лия легким движением пригладила его непослушную прядь, выбившуюся из общего строя, и накинула на голову капюшон плаща. Она грустно взглянула на Радомана.
– Как ты выйдешь? Мне проводить тебя? Или приказать страже об этом?
– Не беспокойся, у меня свои пути. Как я зашла в Эльвиал, так и выйду. Береги себя.
Она уже повернулась к двери, когда Радоман тихо сказал:
– Я люблю тебя, Лия, княжна из Адеванамара.
– Ваша кармкамская богиня Судьба, к сожалению, не на нашей стороне, – так же тихо ответила она. – Прощай, Радоман.
Тихо скрипнула дверь, и она исчезла, остановив сладость встречи и терпкость расставания, горькое послевкусие слова "Прощай", которое почти не оставляет надежды.
Фредегонда с утра не находила себе места. Еще бы, сегодня приезжал Радоман. Больше полгода его не было в Аларусе. Он объездил почти весь огромный Кармакам, принимая клятвы верности у местной знати. Полгода – считалось, что король еще и быстро вернулся, учитывая размеры королевства. Роденка верила, что наконец-то все изменится. Теперь она должна властвовать...
Все это время о ее существовании словно забыли. С Фириной Фредегонда сталкивалась редко, да и то больше по необходимости. Обедала роденка чаще у себя, со своими фрейлинами. Ей было очень скучно в Эльвиале. Хозяйкой замка все же считалась замкнутая, немногословная королева-мать, которая в отсутствие короля почти не устраивала никаких развлечений для придворных.
Единственной отдушиной был Велиман. Фредегонда и сама не поняла, как сблизилась с ним. Она еще плохо знала Радомана, но уже осознавала, что братья – полная противоположность друг другу. Велиман – блестящий собеседник, умеющий подкинуть меткое словцо, разогнать тоску, польстить даме. Со своим томным и певучим голосом он смахивал больше на сладострастного поэта, чем на человека, занимающегося управлением королевства. Фредегонда не знала, что у Велимана на уме, ей было просто приятно прогуливаться с ним по длинным коридорам Эльвиала или по двору замка. Велиман был единственным, кто уделил внимание роденке, оторванной от родных мест и занимающей непонятно какое положение в совершенно чужом доя нее доме. Она была ему за это благодарна.
Но сегодня приезжал Радоман, и все ее мысли сосредоточились на этом событии. Фрейлины Фредегонды просто с ног сбились, подбирая ей наряд и прическу. Наконец ее одели и причесали, но девушка все равно была недовольна своей внешностью. Она очень хотела произвести впечатление на мужа. Если бы хоть знать, какие женщины ему нравятся...
И вот наконец Фредегонда стояла в тронном зале в ожидании прибытия короля. Рядом находилась Фирина, не издававшая ни звука. "Она хоть дышать умеет?" – думала роденка. Где-то далеко, за стенами замка, гремели трубы, и Фредегонда знала, что король со своей свитой уже совсем близко, улицы заполнены простолюдинами, они приветствуют Радомана и кидают под копыта лошадей первые весеннние цветы. Наконец во дворе Эльвиала послышался шум, и через некоторое время Радоман уже входил в зал. Он сухо приветствовал членов своей семьи, вроде и не было полугодовой разлуки, и Фредегонда поняла, что он ничуть не изменился.
Потом последовал пир. Повара постарались на славу, приготовив много всяких вкусностей. Выпивка текла рекой. Речи и тосты говорили кто угодно: люди из свиты нового короля, которые теперь переберут на себя заботы по управлению королевством, отсунув на второй план окружение умершего Адальберта, Велиман, иностранные послы, даже малец Коломан, который почему-то вызывал неприязнь у Фредегонды, и тот, запинаясь и краснея, сказал несколько слов о любви к брату-королю. Но Радоман молчал. Он только кивал головой и много пил. Роденка не знала, что раньше он не отличался пристрастием к хмельным напиткам и считала это вполне нормальным для мужчины. Она сидела возле короля, но он почти не обращал на нее внимания. Беспокойство о том, что, как в первую брачную ночь, она снова останется одна, пронизывало ее до костей.
Однако он пришел. Несмотря на то, что Радоман много выпил, пьяным он не был, и хмелем от него не несло. Король был немногословным и нежностями тоже не отличался. Но Фредегонде нравилась грубая сила, заключенная в нем. Похоже, ласковые слова были просто не в его духе, да и зачем они ей, если ее муж - король, самый могущественный человек в Кармакаме. Он не должен проявлять слабость, он просто берет все, что ему причитается. Но самое главное, что он пришел.
Жизнь Фредегонды изменилась в лучшую сторону. После того, как роденку короновали, к ней стали относится со вмем должным уважением. Определилась ее роль в Эльвиале. Фредегонда стала королевой, и даже свекровь сухо поздравила ее с этим.
Но к делам королевства ее никто и не думал подпускать. Радоман навещал ее нечасто, раз или два в неделю, но она радовалась этому, оправдывая такие действия мужа его постоянной занятостью. Роденке казалось, что она сумела его разговорить. Он стал больше разговаривать с ней, иногда снисходя до того, что-бы рассказать историю из своей жизни, но оставался все таким же грубым.
Фредегонда становилась все смелее с Радоманом. Стояли майские ночи, но несмотря на это сквозь окно проникал холодный воздух. Только что стражники подали полуночный сигнал. Молодая королева пребывала в особо игривом настроении. Она удобно устроила голову на плече Радомана, играясь рукой с волосками на его груди, и задавала ему глупые вопросы, на которые он нехотя коротко отвечал.
– Мне пошили новое платье...
– И?...
– К нему бы очень пошло ожерелье из черных жемчужин...
– У тебя уже есть такое.
– Оно из белых жемчужин, а мне нужно из черных.
– Какая разница? – буркнул Радоман, даже не глядя на жену.
– О, для женщины это очень важно! Что тебе стоит одарить меня еще одним ожерельем? Ты же король... – замурлыкала, кривляясь, она.
– Завтра пошлю за ювелиром..
– О, благодарю тебя...
Почувствовав, что Радоман сегодня позволяет ей некоторые шалости, Фредегонда решилась спросить о том, что уже давно ее интересовало. Это было маленькое укращение: небольшой зеленый камушек каплевидной формы на изящной цепочке. Изделие явно женское, но Радоман постоянно носил его. Где он его достал? Может, бывшая любовница подарила? Мысль об этом очень раздражала роденку. К тому же камешек нравился ей. Пусть на вид украшение и простенькое, но хорошей, несколько необычной работы явно не кармакамских мастеров. Раньше Фредегонда не видела ничего подобного.
– Радоман, откуда у тебя эта вещица? – она протянула руку к камешку и ощутила холодок, исходящий от него. – Она такая милая... Ты не подаришь ее мне?
Король словно озверел. Он подскочил как ужаленный, ударив жену по руке, словно выбивая кинжал, направленный на него.
– Впредь не смей прикасаться к камню, женщина! – взревел он. В полутьме Радоман кое-как натянул на себя одежду и вышел из комнаты, резко хлопнув дверью.
Фредегонда вздрогнула. Она не сразу поняла, что произошло. Легкое недоумение сменилось глубокой тревогой. Почему Радоман так повел себя? Что такого в той маленькой вещице?
Роденка испуганно огляделась. Рядом никого не было. Только ночной полумрак, никого не спрашивая, змеей заползал в душу. Она издала душераздирающий крик и забила рукой по опустевшей постели.
Скрипнула дверь, вошла заспанная полуодетая фрейлина.
– Госпожа, госпожа, что с вами? Вам плохо?
– Он не придет, он больше не придет! – вцепилася в ее плечо Фредегонда.
Радоман зашел в свою опочивальню и тяжело упал на широкое ложе. Где-то перекликалась стража, слышался отдаленный женский смех. Слуги растопили камин, и не зря, так как в комнате было прохладно. В висках у короля шумело, тело сковала усталость. Он пошарил рукой по шее и нащупал камешек. Стало спокойнее. Радоман откинул голову на подушку. Веки слиплись, он погрузился в сладкую дремоту на грани сна и яви. Как здесь спокойно, тихо, хорошо... Никто не жужжит на ухо о всяких несущественных пустяках. Можно думать обо всем, что ему нравится...
– Радоман, ты звал меня?
О, этот голос, этот голос, он все бы отдал за то, что бы снова и снова слышать его...
– Радоман, зачем ты звал меня?
Голос тихий, нежный, манящий... Откуда он?
– Радоман...
Король резко поднялся и сел. Это не сон, голос настоящий. Он вгляделся перед собой. Из полутьмы прорисовывался тонкий силуэт.
– Лия? – несмело спросил он. О Небо, зачем он это говорит, разве возможно, что бы она была здесь?
– Радоман... – ответил туманный силуэт. Он начал приближаться. Королю стало казаться, что он сходит с ума. Инстинктивно он начал шарить рукой в поисках меча и нащупал прохладную рукоять.
– Ты совсем не изменился: снова хватаешся за меч... Это же я, Лия...
Радоман сразу вскочил на ноги. Меч выпал из рук и громко лязгнул. Перед ним стояла она. В полутьме блестели ее глаза, на волосах играли лунные блики. Радоман осторожно протянул руку и коснулся ее щеки. Мягкая теплая кожа. Лия, живая, настоящая...
– Как ты сюда попала? – его голос предательски захрипел.
– Ты забыл, что я владею некоторыми способностями? – улыбнулась она.
– Но... Каких богов мне благодарить за счастье вновь увидеть тебя? – Радоман взял ее за руки, но на большее не решался. Слишком нереальным было это видение, слишком он боялся его спугнуть. В сознании Радомана Лия стояла выше всех земных побуждений.
– Разве ты забыл? Я не просто так подарила тебе это украшение, – она легко коснулась камешка на его шее. – Через него я почувствовала, что с тобой что-то произошло. Меня пронзила твоя боль. Тебя раздирали гнев и ненависть, отчаяние и одиночество, но боль была особенно сильной. Мгновенная вспышка, но такая, что сердце мое захлебнулось ею и мир перевернулся с ног на голову. Я пришла к тебе, ибо не могла спать спокойно, пока тебе плохо...
– Милая моя, добрая Лия... Я даже не знаю, что сказать тебе... Неужели ты все это действительно чувствовала и пришла сюда, пренебрегая всем? Неужели тебе не всеравно, что со мной происходит?
–Разве ты когда-нибудь допускал, что я такая черствая?
– Лия, нет слов, что-бы выразить мое искреннее восхищение тобой. Такая маленькая и хрупкая, но такая смелая. Во всем Кармакаме одна ты побеспокоилась обо мне. Зачем ты утруждаешь себя, зачем подвергаеш себя опасности?
– Во-первых, ты знаешь, что я способна себя защитить, а во-вторых, я не могу спокойно ощущать твою боль. Скажи, Радоман, что произошло с тобой?
– Ты пытаешся защитить меня, короля Кармакама, неведомо от чего? А ты сама ведь тоже нуждаешся в защите?
– Ты не ответил на мой вопрос, - тихо, но твердо сказала она. - Что с тобой произошло?
– Это допрос? – горько улыбнулся Радоман.
– Это просьба.
– Маленькая глупенькая девочка, которая глухой ночью за несколько миль несется спасать взрослого женатого мужчину, преступая все мыслимые и немыслимые законы и запреты. У тебя благородное сердце, но разве ты можешь спасти меня от самого себя? Здесь ты ничем не поможешь, а может, сделаешь еще хуже...
– Я, кажется, понимаю... Это она, твоя жена... Она касалась к камню. Я почувствовала чужую руку, – прошептала Лия.
Радоман ничего не ответил.
– Присядем? – он указал на два высоких кресла перед камином.
– Мне, наверное, нельзя здесь находиться. А если об этом узнает королева?
– Все ли женщины делают что-то, а потом лишь думают об этом? – устало улыбнулся Радоман. – Впрочем, мне все равно, что подумает Фредегонда, если узнает, что здесь кто-то был.
– Что ж, ваше величество, раз я ничем не могу помочь тебе, тогда мне пора.
– А то хватится Белирунда, – с горечью заметил он. Кто знает, может все было бы по другому, если бы она тогда не остановила его на улице. – Как поживает твоя тетушка? В последний раз она выглядела несколько уставшей.
– Ты встречался с ней? – удивилась Лия.
– Пришлось как-то.
– О, я не знала об этом. Белирунда сейчас несколько обозленная, если можна так сказать. Мы должны были уехать, но в Адеванамаре снова небезопасно. К тому же она что-то выжидает.
– Вот как?
– Я хочу предупредить тебя. Защитные чары над Кармакамом заметно ослабели. Их что-то разрушает. Это и не дает покоя тетке.
– Если они и существуют, я не маг и не могу, к сожалению, их восстановить. – Призрачная, полулегендарная магическая защита Кармакама сейчас мало беспокоила Радомана, но он отложил сообщение в уголках памяти, особенно в свете его знакомства с пророчеством.
– Да, ты теперь король. Прими мои поздравления в связи с твоей коронацией. Прости, что не воздала тебе королевских почестей...
– Не стоит. То, что ты сейчас здесь, наибольшая почесть для меня.
– Мне пора, Радоман. – Лия легким движением пригладила его непослушную прядь, выбившуюся из общего строя, и накинула на голову капюшон плаща. Она грустно взглянула на Радомана.
– Как ты выйдешь? Мне проводить тебя? Или приказать страже об этом?
– Не беспокойся, у меня свои пути. Как я зашла в Эльвиал, так и выйду. Береги себя.
Она уже повернулась к двери, когда Радоман тихо сказал:
– Я люблю тебя, Лия, княжна из Адеванамара.
– Ваша кармкамская богиня Судьба, к сожалению, не на нашей стороне, – так же тихо ответила она. – Прощай, Радоман.
Тихо скрипнула дверь, и она исчезла, остановив сладость встречи и терпкость расставания, горькое послевкусие слова "Прощай", которое почти не оставляет надежды.
12
Радоман с обнаженным торсом стоял в центре большого круга из камней. Семь древних валунов разной формы, покрытые мелким зеленым мхом, располагались на одинаковом расстоянии друг от друга. Магический Круг семи волшебников, соратников Хадевальда. Место силы, загадочное, манящее, и вместе с тем жуткое. Место, где вершилась история Кармакама. Здесь традиционно короновались все короли из рода Хадевальдингов. Известна история о том, как претендет на престол Ариман I не захотел тащится через весь Кармакам в Непроходимые леса, дабы короноваться в Магическом Круге, а устроил пышную коронацию в храме Судьбы, что в Аларусе. Царствие его продолжалось всего три месяца. С тех пор суеверные кармакамские короли больше не пренебрегали Магическим Кругом.
Радоман поежился от холода. Тело покрылось мурашками, каждый волосок встал дыбом. Но надо терпеть, отдавая дань традиции. Один из его предков после зимней коронации подхватил горячку и вскоре умер.
Уже прошло две трети осени. Небо нависало серым одеялом, как в тот день, когда Радоман с отрядом выехал из Аларуса. Магический Круг находился в лесу, его окружали оборванные листопадом деревья, которые беспрерывно стонали и поскрипывали.
Главный жрец Судьбы по имени Изимир уже битый час читал прилагаемые к случаю молитвы. Другие жрецы, поменьше рангом, с суровыми лицами и распущенными волосами окружали его, как цыплята наседку. Радоман знал, что они жили здесь, в лесу. Еще сыновья Хадевальда построили возле Магического круга храм Судьбы - уменьшенную копию храма в Аларусе. Рядом выросла мужская обитель Ордена жрецов Судьбы. Попасть в эти безлюдные места для них было очень почетно, так как главный жрец совершал коронацию, а это прямой путь наверх, к вершине иерархии в культе Судьбы. Жрецы ордена соперничали с орденами, которые посвятили себя служению другим культам, распррстраненным в Кармакаме, и пока одерживали верх. Культ Судьбы был самым популярным в королевстве.
Вне круга расположилась свита Радомана. Это были надежные, проверенные люди. С некоторыми из них он прошел через огонь и воду. Хотя как знать, все ли из них будут верными вассалами, не кроются ли в чьей-либо голове зародки измены? Радоману уже наскучила долгая церемония, он изрядно замерз, к тому у него накопилось множество вопросов, на которые новоиспеченному королю не терпелось получить ответы.
Наконец старший жрец приблизился к Радоману с короной, возлежащей на ритуальной подушке, несколько затертой от времени. Корона правителя огромного королевства, украшавшая головы великих предков, оказалась невзрачной, грубой ковки. Единственным заметным украшением служил небольшой рубин. Корона была желанной для Радомана, однако он настолько свыкся с мыслью, что когда-то обязательно получит ее, что церемония коронации казалась ему просто досадной, не особенно приятной формальностью.
Младшие жрецы затянули заунывный гимн. Свежий осенний ветер относил слова куда-то в сторону леса. Изимир высоко поднял руки с подушкой:
– О, боги на Высоком Небе, обратите свои взоры на землю, опекаемую вами. Ваши венцы из света и стихий; нам, людям, заповедано носить металл. Наша сила в металле, наша власть в металле. Благословите эту корону, вложите в нее частицы своей силы, дабы вождь земной был достоин творить своей рукой вашу волю на Судьбоносных землях.
Подушку подхватил младший жрец, а старший с короной приблизился к Радоману.
– Да благоволят вам боги, король, да поведет вас Судьба за собой!
Изимир был низеньким и сухоньким человеком, и Радоману пришлось наклонится, что-бы он смог возложить на его голову корону. Металл сразу обжег холодом кожу.
– Приветствуйте нового короля! – взвизгнул жрец.
– Почет и честь королю Радоману! – в один голос подхватили вассалы церемониальную фразу и опустились на одно колено.
Радоман угрюмо кивнул и вышел из круга. Слуги поднесли ему одежду. Рубаха оказалась очень холодной, но все равно новый король Кармакама почувствовал себя намного лучше. Теплый меховой плащ быстро согрел его.
– Ваше величество, пир скоро будет готов. Для нас будет великой честью, если вы почтите своим вниманием нашу скромную обитель. Прошу простить нижайших служителей Судьбы. Вы приехали столь стремительно, что мы были не совсем готовы принять вас, как того заслуживает ваше высочайшее положение, – подобострастно обратился к Радоману Изимир.
– Я и мои люди не жалуются на ваш прием, а это значит, что вам не о чем беспокоится.
– Вы отказались от пышной церемонии. Если пожелаете, мы проведем для вас традиционные гадания. По первому вашему слову мои люди...
– Не стоит. Оставим гадания для королей прошлого. Есть более насущные дела. Пройдемся?
– Все что угодно, ваше величество.
Радоман и жрец медленным шагом направились по алее в лес. Король молча смотрел перед собой. Опалые листья разлетались в стороны от его размашистых шагов. Маленький Изимир мельтешил рядом. Наконец он не выдержал:
– Вы о чем то хотите узнать от меня, не правда ли, ваше величество?
– Хочу, – буркнул Радоман, так же глядя вперед себя.
– Что может подсказать вам скромный служитель Судьбы? О чем вы заботитесь? Судьба избрала вас, вы один из ее любимцев. Не тревожтесь, богиня подскажет вам.
– А кому она подсказывает? Всем или избранным? Ответь мне, жрец...
– Боги изгнали Судьбу с Высокого Неба за то, что она могла влиять на их жизнь. С тех пор она бродит по земле. Люди не ведают, что она им уготовила...
– Это все я знаю, – резко оборвал собеседника Радоман. – Что вам известно о пророчестве?
– О пророчестве? – опешил Изимир. – О каком пророчестве?
– О пророчестве Белавара, – Радоман остановился и пристально вгляделся в глаза спутника. – Я хочу знать о нем все.
– Могу я поинтересоваться, ваше величество, зачем вам это?
– Мой отец в последнее время очень... хм... часто упоминал о пророчестве. И перед смертью тоже твердил о нем.
– Царствие короля Адальберта было поистине великим. Да раскроются перед ним ворота Паремайи... – подобострастно воздел руки главный жрец Судьбы.
– Мне известно о пророчестве в общих чертах. Хотелось бы увидеть воочию и услышать ваше мнение насчет него.
– Ох, да-да, разумеется, ваше величество, пройдемте. Камень Белавара находится здесь неподалеку.
– Пророчество написано на камне? – удивился Радоман. – Я думал, что вы храните какие-то свитки...
– На самом деле, ваше величество, пророчество выбито на камне.
– Вы, жрецы, должны разбираться в истории. Что заставило колдуна триста лет назад сказать, что Кармакам падет?
– Прошу нижайше простить меня, но я хотел бы поправить вас. Белавар был не просто колдуном. Он слыл великим мыслителем, одним из известнейших мудрецов своего времени, да и теперешнего, скорее всего, тоже.
– Вы думаете, он еще жив?
– Осмелюсь предположить, что это так. Маги отличаются долгой продолжительностью жизни. Но никто не знает, куда ушел Белавар.
– Почему он покинул Кармакам? Всем известно о его ссоре с моим предком Хадевальдом, но никто не может сказать, из-за чего она произошла.
– Видите ли, ваше величество, в давнишних свитках рассказывается, что взгляды Белавара и молодого короля на будущее Кармакама не сошлись. Маги считали, что это они посадили Хадевальда на трон, и он им кое-чем обязан. Но ваш предок думал иначе и поступал по-своему. В конце концов все маги в величайшей обиде ушли из Кармакама.
Изимир и Радоман подошли к камню, возвышавшемуся над землей в половину человеческого роста. Серый, с порослью мха, он был присыпан желтыми листьями. Жрец одним взмахом руки смахнул их. Король присмотрелся. Да, действительно, там есть надпись.
– Это и есть камень Белавара? – удостоверился он.
Изимир утвердительно кивнул. Радоман присел на корточки и долго пытался прочесть подпорченную временем надпись, к тому-же написанную за устаревшими правилами. Жрец терпеливо ждал рядом. Наконец Радоман поднялся, разминая затекшие ноги.
– Что все это значит? Кто такой Собиратель Корон? И когда все это может произойти?
Изимир пошатал головой.
– Время в пророчестве не указано. Одной Судьбе известно, когда это случится и случится ли вообще.
– А вы верите в существование магии?
– Маги ушли, люди забыли о них, но магия, ваше величество, незримо присутствует среди нас. Вот хотя бы ваш знак принадлежности к роду...
– А, вы это имеете в виду? – Радоман небрежно засучил рукав и обнажил запястье правой руки, на внутренней стороне которого виднелся четко обозначенный рисунок: лев, спящий под дубом. – Об этом мало кто знает.
– Знак, проявляющийся только у детей королей. Ваш предок почему-то оставил этот подарок магов.
Радоман вгляделся в рисунок так, словно никогда раньше его не видел.
– Магия существует. Уж я-то знаю точно. – Король смотрел куда-то в лес, но ничего перед собой ее не видел.
Радоман с обнаженным торсом стоял в центре большого круга из камней. Семь древних валунов разной формы, покрытые мелким зеленым мхом, располагались на одинаковом расстоянии друг от друга. Магический Круг семи волшебников, соратников Хадевальда. Место силы, загадочное, манящее, и вместе с тем жуткое. Место, где вершилась история Кармакама. Здесь традиционно короновались все короли из рода Хадевальдингов. Известна история о том, как претендет на престол Ариман I не захотел тащится через весь Кармакам в Непроходимые леса, дабы короноваться в Магическом Круге, а устроил пышную коронацию в храме Судьбы, что в Аларусе. Царствие его продолжалось всего три месяца. С тех пор суеверные кармакамские короли больше не пренебрегали Магическим Кругом.
Радоман поежился от холода. Тело покрылось мурашками, каждый волосок встал дыбом. Но надо терпеть, отдавая дань традиции. Один из его предков после зимней коронации подхватил горячку и вскоре умер.
Уже прошло две трети осени. Небо нависало серым одеялом, как в тот день, когда Радоман с отрядом выехал из Аларуса. Магический Круг находился в лесу, его окружали оборванные листопадом деревья, которые беспрерывно стонали и поскрипывали.
Главный жрец Судьбы по имени Изимир уже битый час читал прилагаемые к случаю молитвы. Другие жрецы, поменьше рангом, с суровыми лицами и распущенными волосами окружали его, как цыплята наседку. Радоман знал, что они жили здесь, в лесу. Еще сыновья Хадевальда построили возле Магического круга храм Судьбы - уменьшенную копию храма в Аларусе. Рядом выросла мужская обитель Ордена жрецов Судьбы. Попасть в эти безлюдные места для них было очень почетно, так как главный жрец совершал коронацию, а это прямой путь наверх, к вершине иерархии в культе Судьбы. Жрецы ордена соперничали с орденами, которые посвятили себя служению другим культам, распррстраненным в Кармакаме, и пока одерживали верх. Культ Судьбы был самым популярным в королевстве.
Вне круга расположилась свита Радомана. Это были надежные, проверенные люди. С некоторыми из них он прошел через огонь и воду. Хотя как знать, все ли из них будут верными вассалами, не кроются ли в чьей-либо голове зародки измены? Радоману уже наскучила долгая церемония, он изрядно замерз, к тому у него накопилось множество вопросов, на которые новоиспеченному королю не терпелось получить ответы.
Наконец старший жрец приблизился к Радоману с короной, возлежащей на ритуальной подушке, несколько затертой от времени. Корона правителя огромного королевства, украшавшая головы великих предков, оказалась невзрачной, грубой ковки. Единственным заметным украшением служил небольшой рубин. Корона была желанной для Радомана, однако он настолько свыкся с мыслью, что когда-то обязательно получит ее, что церемония коронации казалась ему просто досадной, не особенно приятной формальностью.
Младшие жрецы затянули заунывный гимн. Свежий осенний ветер относил слова куда-то в сторону леса. Изимир высоко поднял руки с подушкой:
– О, боги на Высоком Небе, обратите свои взоры на землю, опекаемую вами. Ваши венцы из света и стихий; нам, людям, заповедано носить металл. Наша сила в металле, наша власть в металле. Благословите эту корону, вложите в нее частицы своей силы, дабы вождь земной был достоин творить своей рукой вашу волю на Судьбоносных землях.
Подушку подхватил младший жрец, а старший с короной приблизился к Радоману.
– Да благоволят вам боги, король, да поведет вас Судьба за собой!
Изимир был низеньким и сухоньким человеком, и Радоману пришлось наклонится, что-бы он смог возложить на его голову корону. Металл сразу обжег холодом кожу.
– Приветствуйте нового короля! – взвизгнул жрец.
– Почет и честь королю Радоману! – в один голос подхватили вассалы церемониальную фразу и опустились на одно колено.
Радоман угрюмо кивнул и вышел из круга. Слуги поднесли ему одежду. Рубаха оказалась очень холодной, но все равно новый король Кармакама почувствовал себя намного лучше. Теплый меховой плащ быстро согрел его.
– Ваше величество, пир скоро будет готов. Для нас будет великой честью, если вы почтите своим вниманием нашу скромную обитель. Прошу простить нижайших служителей Судьбы. Вы приехали столь стремительно, что мы были не совсем готовы принять вас, как того заслуживает ваше высочайшее положение, – подобострастно обратился к Радоману Изимир.
– Я и мои люди не жалуются на ваш прием, а это значит, что вам не о чем беспокоится.
– Вы отказались от пышной церемонии. Если пожелаете, мы проведем для вас традиционные гадания. По первому вашему слову мои люди...
– Не стоит. Оставим гадания для королей прошлого. Есть более насущные дела. Пройдемся?
– Все что угодно, ваше величество.
Радоман и жрец медленным шагом направились по алее в лес. Король молча смотрел перед собой. Опалые листья разлетались в стороны от его размашистых шагов. Маленький Изимир мельтешил рядом. Наконец он не выдержал:
– Вы о чем то хотите узнать от меня, не правда ли, ваше величество?
– Хочу, – буркнул Радоман, так же глядя вперед себя.
– Что может подсказать вам скромный служитель Судьбы? О чем вы заботитесь? Судьба избрала вас, вы один из ее любимцев. Не тревожтесь, богиня подскажет вам.
– А кому она подсказывает? Всем или избранным? Ответь мне, жрец...
– Боги изгнали Судьбу с Высокого Неба за то, что она могла влиять на их жизнь. С тех пор она бродит по земле. Люди не ведают, что она им уготовила...
– Это все я знаю, – резко оборвал собеседника Радоман. – Что вам известно о пророчестве?
– О пророчестве? – опешил Изимир. – О каком пророчестве?
– О пророчестве Белавара, – Радоман остановился и пристально вгляделся в глаза спутника. – Я хочу знать о нем все.
– Могу я поинтересоваться, ваше величество, зачем вам это?
– Мой отец в последнее время очень... хм... часто упоминал о пророчестве. И перед смертью тоже твердил о нем.
– Царствие короля Адальберта было поистине великим. Да раскроются перед ним ворота Паремайи... – подобострастно воздел руки главный жрец Судьбы.
– Мне известно о пророчестве в общих чертах. Хотелось бы увидеть воочию и услышать ваше мнение насчет него.
– Ох, да-да, разумеется, ваше величество, пройдемте. Камень Белавара находится здесь неподалеку.
– Пророчество написано на камне? – удивился Радоман. – Я думал, что вы храните какие-то свитки...
– На самом деле, ваше величество, пророчество выбито на камне.
– Вы, жрецы, должны разбираться в истории. Что заставило колдуна триста лет назад сказать, что Кармакам падет?
– Прошу нижайше простить меня, но я хотел бы поправить вас. Белавар был не просто колдуном. Он слыл великим мыслителем, одним из известнейших мудрецов своего времени, да и теперешнего, скорее всего, тоже.
– Вы думаете, он еще жив?
– Осмелюсь предположить, что это так. Маги отличаются долгой продолжительностью жизни. Но никто не знает, куда ушел Белавар.
– Почему он покинул Кармакам? Всем известно о его ссоре с моим предком Хадевальдом, но никто не может сказать, из-за чего она произошла.
– Видите ли, ваше величество, в давнишних свитках рассказывается, что взгляды Белавара и молодого короля на будущее Кармакама не сошлись. Маги считали, что это они посадили Хадевальда на трон, и он им кое-чем обязан. Но ваш предок думал иначе и поступал по-своему. В конце концов все маги в величайшей обиде ушли из Кармакама.
Изимир и Радоман подошли к камню, возвышавшемуся над землей в половину человеческого роста. Серый, с порослью мха, он был присыпан желтыми листьями. Жрец одним взмахом руки смахнул их. Король присмотрелся. Да, действительно, там есть надпись.
– Это и есть камень Белавара? – удостоверился он.
Изимир утвердительно кивнул. Радоман присел на корточки и долго пытался прочесть подпорченную временем надпись, к тому-же написанную за устаревшими правилами. Жрец терпеливо ждал рядом. Наконец Радоман поднялся, разминая затекшие ноги.
– Что все это значит? Кто такой Собиратель Корон? И когда все это может произойти?
Изимир пошатал головой.
– Время в пророчестве не указано. Одной Судьбе известно, когда это случится и случится ли вообще.
– А вы верите в существование магии?
– Маги ушли, люди забыли о них, но магия, ваше величество, незримо присутствует среди нас. Вот хотя бы ваш знак принадлежности к роду...
– А, вы это имеете в виду? – Радоман небрежно засучил рукав и обнажил запястье правой руки, на внутренней стороне которого виднелся четко обозначенный рисунок: лев, спящий под дубом. – Об этом мало кто знает.
– Знак, проявляющийся только у детей королей. Ваш предок почему-то оставил этот подарок магов.
Радоман вгляделся в рисунок так, словно никогда раньше его не видел.
– Магия существует. Уж я-то знаю точно. – Король смотрел куда-то в лес, но ничего перед собой ее не видел.
9
Медленно и тяжело несла свои воды Эка. Широко протянулась она вдоль горизонта. Переправиться через такую реку было делом не из легких. После первых сентябрьских дождей Эка располнела, как беременная кошка. День выдался хмурым, туманным, моросящий дождь прерывался и снова начинался. Небо окрасилось в свинцовый цвет. Такого же цвета были и воды реки. Казалось, они слились в одно что-то неприятно мокрое и серое.
Радоман стоял, опершись ногою о причал. Голова его была непокрыта, за шиворот попало немного воды, и он слегка морщился. Да, неприятный денек выдался, что-бы встречать невесту. По реке скоро должна была прибыть Фредегонда Роденская. Радоман оглянулся. Из туманной завесы доносились голоса его соратников и советников, братьев по мечу. Здесь были почти все: Руперт Железноногий, Леонус Брудский, Ремис Вельян… Они сошлися в круг, смеялись и шутили, время от времи раздавались взрывы их дружного хохота. Среди них осторожно и боязливо терся Коломан, жадно прислушивавшийся к разговорам старших за возрастом бывалых воинов. Дальше выделялась другая группа, где центром внимания выступал Велиман. Одетый в яркие франтовские одежды и алый плащ, он как-то странно контрастировал с окружающей серой местностью и казался пятном крови, пролитой на голых камнях.
Радоман отвернулся и опять невидящим взором уставился в реку. Ему не было дела до оживленного возбуждения окружающих. Брак с Фредегондой Роденской сулил большие выгоды: Кармакам обойдет война, Роден с его огромными землями уже никогда не отделится от короны. Роден, мятежный край, рассадник грабителей, мародеров и разбойников… Принц уловил взглядом какую-то точку, внимательно вгляделся, но быстро понял, что это только рябь на реке. Однако то, что произошло с ним несколько дней назад, обманом зрения назвать никак нельзя…
После последней встречи с Лией он вел себя сдержанно, занялся свадебными хлопотами. Обычные дела, суета. Король Адальберт расхворался, и Радоману пришлось вместо него встречать посетителей, просителей, доносчиков, счетоводов, священников и прочий люд. Под сводами Большого Чертога раздавался его зычный голос, который самому принцу казался чужим и неизвестным. Повседневные дела несколько отвлекли его от удушающих мислей. Радоман сам заставлял себя делать больше обычного, чтобы ночью, падая на просторное ложе, проваливаться в глубокий сон, ни о чем не думая. Придворные поздравляли его с предстоящим бракосочетанием, он сдержанно кивал головой, и люди старались поспешно отойти от него. Радоман краем глаза видел, что они его боятся. Сначала это его веселило, потом начало раздражать. Он чуть не сорвался, когда Велиман, сладко закатив глаза, пожелал ему поскорее найти утешение в обятиях молодой жены. Радоман только кивнул головой и ничего не ответил. И только мать, молчаливая королева Фирина, казалось, как-то умиротворяла его. Они мало говорили, иногда сталкиваясь в коридорах Эльвиала, но он чувствовал, что она все понимает, все знает. Женщина не упоминала о свадьбе, не увещевала его ненужными наставленими, хотя как мать она должна была с ним говорить об этом. Фирина молчала, в углах карих глаз залегли тени, губы плотно сомкнулись. Радоман был благодарен ей за это бессловесное понимание.
Но проснувшись ранним утром, он не справился с эмоциями, которые накопил в себе. Боль пришла внезапная и жгучая. Радоман вскочил и распахнул окно, наполнил легкие свежим утренним воздухом. Начинался солнечный денек, обещающий уморить жителей Аларуса очередной порцией жары, может быть, последней в уходящем лете. Не долго думая, он кое-как оделся и выбежал во двор. В обычно шумних коридорах никого еще не было, только стражники, зевая, лениво переговаривались меж собой. В конюшне Радоман растолкал полусонного конюха, который, слабо соображая, кое-как оседлал любимого коня принца – Резвого. Высокий черный жеребец не каждому был по силе, впрочем он никого и не желал слушаться, кроме хозяина.
Радоман вскочил в седло и галопом погнал коня. Перехожих на улице было мало, город только просыпался, поэтому он не боялся кого-нибудь сбить. Крестьяне, которые с утра пораньше везли на рынок вырощенную зелень, боязливо жались к стенам домов. Радоман выехал из богатых кварталов в бедные, мощеная дорога сменилась грунтовой, и из под копыт Резвого во все стороны полетели комья грязи.
Внезапно ему показалось, как какая то тень кубарем кинулась под коня. Радоман мог бы ехать и дальше, но ему совсем не хотелось сбивать людей. Выругавшись, он натренированными руками мигом натянул поводья, заставив жеребца взвиться на дыбы. Животное пронзительно заржало, а когда приняло горизонтальное положение, всадник с удивлением увидел перед собой бабку, опиравшуюся на палку. Она спокойно стояла посреди дороги, не выказывая ни малейшего страха перед разгоряченным конем, который был не менее раздражен, чем его хозяин. На ее худощавой фигуре болталось темное платье с капюшоном, скрывающим пол-лица. На первый взгляд она казалась старой, однако при внимательном рассмотрении можно было заметить, что морщин на остром лице совсем мало, а синие глаза, живые, горящие, вовсе не могут принадлежать старухе. Скорее эта женщина только вошла в пору увядания. Возраст посеребрил ее волосы, но не обезобразил лица и не отнял живости движений.
– Эй, старуха, уйди с дороги! Или тебе жизнь не дорога? – раздраженно крикнул Радоман.
– И не подумаю, – спокойно ответила она. Синие глаза в упор смотрели на него, не мигая. Принца Кармакамского это все начинало основательно злить.
– Уйди, ведьма! Ты знаешь, с кем разговариваешь? Не советовал бы мне перечить, – процедил он.
– Я прекрасно знаю кто ты, – сощурила глаза старуха. – Ты Радоман Хадевальдинг, старший сын короля Адальберта, наследник престола.
– И ты, зная кто я, смеешь дерзить мне?! Сама виновата, старуха!
Радоман дернул поводья, но конь не повиновался ему. Животнное крутилось на месте, фыркая, отчаянно водя белками глаз. Женщина по-прежнему стояла неподвижно на месте. В голове у принца возникла смутная догадка.
– Я не пущу тебя туда, куда ты направляешся.
Он вскочил с седла и, не помня себя, подбежал вплотную к бабке, еле сдержав себя, чтоб не сгрести ее за полы плаща и не затрясти, как листик.
– Откуда ты, знаешь, куда я еду? Да кто ты вообще такая? Как смеешь мне указывать? Ты знаешь, что я с тобой могу сделать? – не сдерживая себя, закричал он.
Старуха не отступила. Она продолжила стоять на месте, как незыблемая скала.
– Мне ты ничего не сделаешь, потомок Хадевальда. Я знаю, что ты не тронешь меня. Да и сама сумею себя за себя постоять. – она откинула капюшон, обнажив спутанные седые волосы. – Я Белирунда, тетка Лии.
Радоман опешил. Его догадка подтвердилась. Вот она, та загадочная опекунка, которая мешала их встречам с Лией. И чего же она хочет?
– Что вам надо? – холодно спросил он. – Почему вы встаете у меня на пути?
– Я не хочу, что бы ты ехал в лес.
– Какое вам дело, куда я еду? В своем королевстве я волен разъезжать куда и как мне захочется. Здесь приказываю я, а не вы,– процедил сквозь зубы Радоман, слегка охладив свой пыл.
– Да, здесь принц Кармакамский прав, – слегка вздохнула женщина, впервые выдав свои эмоции. – Мы нещасные беглецы, без разрешения забравшиеся в чужое королевство. Мы здесь никто. Однако где бы мы ни были, я не оставлю Лию без защиты.
– Лия? – встрепенулся Радоман. Сердце его быстро забилось, мысли потеряли стройность. – С нею что-то случилось?
– Хвала Судьбе, с нею все хорошо, – глаза Белирунды сверкнулы недобрым огоньком. – Пока что. Но ты не должен ее видеть. Ведь твой путь лежал в лес, не так ли?
– А если и так, то что? Вы хотите мне запретить? – вскинул бровь Радоман. Этот розговор порядком уже надоел ему. Он хотел услышать какие-нибудь вести о Лие.
– Я могла бы применить силу, но не стану этого делать, – тон ее стал несколько мягче. – Я хочу попросить тебя не ездить больше в лес, не искать ее.
– Почему? Или я негодная пара для вашей племянницы? Другие бы за счастье почитали, что их дочь почтил вниманием принц Кармакама, – взгляд его стал холодным, пронзительным, будто бы Белирунда одна была виновата в его несостоявшейся любви.
– Радоман, – уже мягко сказала женщина. – Ты же прекрасно понимаешь, что произошло. Лия только недавно успокоилась, только-только оправилась от вашого расставания, только снова научалась немного смеяться. А ты снова хочеш разбередить ее рану, снова кинуть в пучину боли. Я много наслышана о тебе, и молва говорит, что ты суров и непреклонен, поступь твоя тяжела, лицо не озаряет улыбка, а от взгляда твоего лучше упрятаться подальше. Лия не считает тебя таковым. Неужели серце твое подобно камню, неужто у тебя нет ни капли жалости к той, которую ты любил?
Он молча слушал и понимал, что женщина права. Внутри у него все переворачивалось. Белирунда же продолжала:
– Мы не долго задержимся здесь. Как только я получу нужные вести, мы тронемся в путь. У Лии своя судьба, у тебя – своя. Не мучь ее своими приездами. Прошу тебя, Радоман…
Он молча развернулся и пошел. Как же ему хотелось расспросить о Лии, узнать о ней побольше, но, собрав свою волю в кулак, Радоман сел на коня и поехал назад, не оборачиваясь. Спиной он чувствовал взгляд Белирунды, и была в нем какая-то затаянная неприязнь, но вместе с тем – и благодарность.
Все это вспомнилось Радоману теперь, когда он вглядывался в серую муть реки, высматривая корабли роденцев. Да, неприятный выдался денек для встречи невесты. Это показалось ему дурным знаком, но принц отмахнулся от этой мысли. Не слишком ли кармакамцы суеверны? Глупости!
По реке проплывала коряга, и его блуждающий взгляд зацепился за это черное пятно посреди серой ряби. Засмотревшись на него, он встрепенуляся только тогда, когда сзади послышались крики:
– Плывут! Я вижу корабли! Вон они!
Радоман всмотрелся в горизонт и заметил несколько черных точек, которые стремительно приближались. Кораблями назвать их пока еще было сложно, но несомненно, что наконец показался флот Фредегонды Роденской. Он распрямился, чувствуя, как прихлынула кровь к затекшим ногам. Вокруг тотчас образовалась толпа. Свита Радомана перемешалась с приверженцами Велимана.
– Ваше высочество! Какое счастье! Наконец-то прибыла ваша невеста!
Подхалим тотчас умолк под пронзительным взглядом Радомана. Принцу самому стало интересно: какова же она, эта пресловутая Фредегонда, отец которой развязал войну, чтобы устроить брак дочери? Слухи доходили саме разнообразные: одни говорили, что Фредегонда чуть краше жабы, другие описывали ее как красавицу из древних баллад. Но молва сходилась в одном: нрав у наследницы Родена непростой. Радоман хоть и не показывал виду, но все же прислушивался к разговорам: как-никак, речь шла о его будущей супруге.
Меж тем, корабли приближались, и через час продолжительного и нетерпеливого ожидания толпа, собравшаяся на берегу, могла воочию лицезреть три крупних ладьи, подошедших к причалу. Несомненно, это были боевые корабли. Герцог Роденский не совсем доверял королю Адальберту, раз послал именно их. С другой стороны, они везли его самое большое сокровище – единственную наследницу и будущую королеву Кармакама. Первая ладья была несколько переделана для удобства Фредегонды, пребываещей на нем. На берегу собралось много зрителей, которые пришли посмотреть на прибытие невесты принца, несмотря на туман и мелкую морось.
Радоман слегка отступил назад, когда рослый коренастый матрос накинул толстую веревку на причал. Из пристройки на борту появился високий лысоватый мужчина в богатом наряде и объявил:
– Фредегонда Роденская!
Грянули трубы, простонародье свистело и топало ногами. Из этой же пристройки появился крепкий суровый воин в длинной кольчуге, при полном вооружении, который и вывел под руку дочь герцога Роденского, закутанную в длинную вуаль. За ними гуськом вышли две сопровождающие дамы и три служанки. Одна из них поддерживала длинное платье Фредегонды. Она ступала осторожно, величаво, очень долго спускалась по трапу, воин в кольчуге почтительно и терпеливо держал ее при этом за руку. Наконец он подвел свою подопечную к Радоману. В нем принц узнал бывшего пирата и разбойника, ближайшего советника и вассала герцога Роденского Рибуса Одноглазого. У него действительно не хватало левого глаза, что ничуть не мешало ему снискать не только боевую славу, но и славу весьма жестокого человека.
– Приветствую вас, Радоман, принц Кармакамский, и вручаю в ваши руки достойнейшую жемчужну Родена. Берегите ее во имя мира и процветания в нашем королевстве, – прохрипел он, отвесив легкий поклон и влаживая руки Фредегонды, заключенные в бежевые печатки под стать остальному наряду, в руки Радомана.
Радоман в его голосе услышал скрытую угрозу, но виду не подал. «Надо пронаблюдать за ним», – отметил он про себя.
– Ваши желания совпадают с моей волей. Да будет так, – ответил принц, показывая, кто все-таки стоит выше. Рибус кивнул и отступил в сторону.
– Я рад, что наконец-то ваше долгое и утомительное путешествие закончилось. К вашим услугам все щедроты Эльвиала и Аларуса, – бесцветно, без эмоций проговорил Радоман. Ему не терпелось посмотреть на невесту, им двигало одно любопытство. Он резким движением откинул вуаль с лица Фредегонды.
Она подняла на него свои водянистые, несколько навыкате, бесцветно-серые глаза. Лицо наследницы Родена оказалось вытянутым, с круглыми румяными щеками. Из-под легких тонких платков, обрамлявших ее голову, выбивались пряди волос серо-мишиного цвета.
Фредегонда ни порадовала, ни разочаровала Радомана. «Что ж, могло быть и хуже», – мелькнуло у него в голове.
– Господин, – заговорила она, выявив свой приятный голос, – меня передали в ваши руки. – Что вы прикажете делать дальше?
– Я не позволю вам ни мгновения мокнуть на этом мрачном берегу. Сейчас мы отправимся в Эльвиал, где вы сможете отдохнуть и приготовиться к завтрашней церемонии, – учтиво, но холодно ответил Радоман.
Он повел ее к богатым носилкам, поджидавшим поблизости, и помог взобраться внутрь. Женская свита Фредегонды последовала за ней. Радоман взобрался на коня и легким шагом поехал рядом с рушившими носилками. Вельможи разобрали своих лошадей, простонародье постепенно расходилось. Берег Эки опустел, только ладьи легонько раскачивались на волнах, напоминая о прибитии будущей королевы.
Фредегонда то и дело посматривала в окошко, интересуясь видами столицы Кармакама, и постоянно перед ее глазами маячил Радоман, величественно восседавший на огромном черном жеребце. Он бесстрасто смотрел перед собой и не обращал никакого внимания на дождь, который усилился.
– Какой мужчина! – мечтательно воскнинула одна из фрейлин. – Убеждаюсь, что все слухи о нем, что доходили до Родена, не так уж преувеличенные. Хоть у принца и устрашающий вид, но внутри он должен быть очень страстным. Сколько женщин он покорил?
Фредегонда повернулась, в глазах блеснул огонек.
– Да, ты права. Он действительно хорош собой. Хвала Судьбе, мой отец не выдал меня за какого-то старикашку, а нашел лучшую партию в Кармакаме. Мой жених не только будущий король, но и ко всему же не урод. Меня не заботит, сколько любовних побед одержал принц Кармакамский. Завтра он станет моим мужем, и владеть им буду только я.
Девушки принялись все вместе разглядывать Радомана, который вообще ни о чем не подозревал.
– Какие у него широкие плечи!
– Как он уверенно держится на лошади!
«Да, да, да!» – молча оглашалась Фредегонда, чувствуя, что волнуется все больше и больше.
10
Радоман устало озирался по сторонам. Свадебный пир находился в самом разгаре, гости уже изрядно выпили. Кое-кто начинал горланить песни, совсем не попадая в такт музыке, которую бодро играли музыканты на специально отведенном для них балконе. Сам Радоман пил мало, больше наблюдал. Ему ужасно надоела эта суета, эти подобострастные лица с фальшивими улыбками, окружавшие его. Хотелось бросить все и просто уйти спать. Но нельзя: сегодня он новобрачный и исполнит свою роль до конца. Рядом сидела Фредегонда, укутанная в вуали, как луковица в шелуху. Она изредка бросала на него любопытные взгляды, но больше отмалчивалась, осваивась в новом окружении. Время от времени роденка о чем то перешептывалась с Рибусом Одноглазым, сидевшим подле нее как почетный гость, доставивший в Аларус будущую королеву.
По правую руку от Радомана сидел его отец. Адальберт много выпил, что с ним случалось редко. Лицо его пылало нездоровым румянцем, но глаза неистово блестели.
– Отец, вам хватит пить, – наклонился к королю Радоман.
–Э, что ты вообще знаешь о выпивке! Нельзя быть таким угрюмым в день собственной свадьбы! – отмахнулся Адальберт, схватил кубок и встал, несколько пошатнувшись на ногах. Все сразу утихли. Сотни глаз уставились на короля.
– Здесь собрался цвет Кармакама. Самые знатные господа почтили своим присутствием этот пир. Так знайте же: сегодня великий день! – вокруг послышались одобрительные возгласы пьяных гостей. – С того самого момента, как мой сын и наследник Радоман и единственная дочь герцога Роденского Фредегонда соединили свои судьбы в храме Судьбы, в Кармакаме наступил мир и покой. Королевство стало единым! Свершилось наконец то, о чем в свое время мечтал наш великий предок Хадевальд! И да не помилует Судьба того, кому вновь захочется рассоединить наше королевство!
Последние слова Адальберта утонули в криках всеобщего ликования.
– Да здравствует король Адальберт! Да дравствует Радоман! Да здравствует род Хадевальдингов!
Радоман не впечатлился радостными выкриками. Да, половина присутствущих преданны, но половина, как знать, завтра возможно отвернутся от королевской династии. Кто-то может боготворить его, кто-то боятся, другие недолюбливать или ненавидеть. Никогда нельзя расслаблятся и отпускать бразды правления. Их так легко потерять, а подобрать… Возможно ли?
Принц мрачным взглядом вновь обвел гостей. Вон сидит мать, Фирина. Она тоже не улыбается. Да и улыбалася она корда-нибудь вообще? На ней темное платье. Фирина никогда не носила ярких платьев, не сделала исключения и для свадьбы сына. Почему-то Радоман вновь ощутил ее незримую поддержку.
Далее его взгляд остановился на Велимане. В той части стола веселье было в самом разгаре. Разодетый Велиман каким-то рассказом веселил собранную вокруг него компанию, многих из которой Радоман просто презирал. А вон Коломан вжался в стол, как испуганный заяц, и насторожено, но с интересом всматривается по сторонам. Благо с ним рядом его одногодка, двоюродный брат Ирлин. Им есть о чем поговорить.
–Эй, вы, – закричал Адальберт музикантам. – Сыграйте чего нибудь веселого! Пусть гости танцуют! Всем танцевать!
Большинство присутствующих поползли от обильных столов к отведенной для танцев середине зала. Радоман же не сдвинулся с места. Он не любил танцевать. Фредегонда хоть и была рада поразмять затекшие ноги, но не посмела встать.
Адальберт улыбался, глядя на танцующую молодежь. Когда-то он сам любил выкинуть коленку, поприставать к понравившейся даме… Сейчас он чувствовал, что даже ходит с трудом. И еще этот кашель. Когда-нибудь он сведет с ума.
– Ну вот опять начинается, – поморщился король и закашлялся. В горле запекло огнем. Он хотел остановиться, но не мог. Сначала никто не обратил внимания на Адальберта, но потом присутсвующие начали брость на него встревоженные взгляды. Король поднял руку, – мол, не беспокойтесь, все хорошо, – и упал на стул, как подкошенный. Кашель не унимался, а разразился с новой силой.
–Отец, выпейте воды, – склонился к ниму Радоман. – Воды!Воды! – крикнул он слугам.
Король не смог удержать в трясущейся руке кубок с водой, и он упал под стол. Из его рта во все стороны брызнули капли крови. Фредегонда истошно закричала, когда перед ней на скатерти расползлось красное пятно. Музыканты затихли. Всегости уставились на короля. Радоман среагировал первым.
–Райхарт! Эзель! – закричал он одним из приближеннях вассалов Адальберта. – Отведите короля в опочивальню! Лекарь! Где лекарь?
Пока задыхающегося Адальберта под руки повели к выходу из зала, к Радоману подбежал молодой человек, стыдливо мнущий шапку.
–Я лекарь, сеньйор… – поклонился он.
–Так почему ты не с королем в час его недуга? – рявкнул Радоман. – Постой, а кто ты вообще такой? Где мастер Фризи? Где Халивей?
–Мастер Фризи сломал ногу позавчера и остался дома, – трясущимися губами промямлил юноша, – а господин Халивей месяц назад покинул службу по причине преклонного возраста. Он, должно быть, дома… А я молодой лекарь, только из обучения, приставленный по рекомендации мастера Фризи…
–Бегом к королю! Облегчи его страдания, чем сможешь!
Молодого человека как ветром сдуло. Радоман оглянулся по сторонам. Веселье замерло. Люди остались на своих местах и озабоченно переговаривались. Да что ж это такое! Как только король заболел, и лекаря рядом нет никакого! Принц изловил за рукав первого попавшего слугу.
–Возьми на конюшне коня и немедленно мчи к лекарю Халивею. Он живет за Ночной рощей. Пускай немедленно едет сюда!
Потом Радоман заметил распорядителя служб, низенького, лохматого Хогана.
–Бери людей, носилки и живо доставьте в Эльвиал мастера Фризи! С одной ногой, с двумя, без ног, но доставте!
Отдав распоряжения, Радоман помчался в королевскую опочивальню, пересекая коридоры и сбивая людей с ног.
Адальберт лежал и кашлял. Белоснежные подушки уже успели испачкатся кровью. Молодой лекарь трясущимися руками колотил в бутылочке какое-то снадобье. У изголовья уже сидела Фирина, обеспокоенно переглядывались друг с другом Райхарт и Эзель, близкие советники короля, сновали туда-сюда слуги.
–Матушка, – наклонился к Фирине Радоман, – будьте добры, определите вашу невестку на ночлег. Я в спешке не сказал ей ни слова.
Мать молча взглянула на сына и тихо, как тень, вышла. Адальберт закашлял еще надрывнее. У двери показались нове озабоченные лица, послышался голос Велимана.
–Лекарь, скорее! Твое снадобье уже готово?
–Да, ваше высочество! Сейчас! Помогите мне приподнять короля!
Однако сделать это оказалось делом не легким. Втроем слуги еле приподняли отяжелевшего Адальберта. Половину лекарства он выплюнул с кашлем, половина все же попала в горло.
–Что ты там намешал, в питье-то этом? – с подозрением спросил Радоман.
–Поверьте, ваше высочество, это сильное снадобье. Мастер Фризи тоже бы его дал.
Кашель то приостанавливался на короткое время, то снова начинался с новой, пугающей силой. Радоман и не заметил, как вошла королева-мать и тихо присела у кровати больного. Через время привели Халивея, старого лекаря, который, казалось, большую часть жизни провел возле короля. Потом явился и мастер Фризи, мужчина лет сорока, особо сведущий в ранениях. Он опирался на самодельный костиль, морщился, но все же осмотрел Адальберта. Втроем лекари начали о чем-то бурно совещатся, потом принялись готовить нове снадобья, гоняя слуг по составляющие.
Радоман вышел из душной комнаты. Одно окно в коридоре оказалось приокрытым. Ночная прохлада взбодрила его. Рядом неожиданно возник Коломан.
–Что с отцом?
–Не знаю. Он уже все внутренности порвал себе этим кашлем.
–Почему он кашляет? Его излечат?
–Моли об этом Судьбу и богов на Высоком небе. Отец давно уже страдал этим недугом, если ты заметил. Может, это просто очередной сильный приступ.
–Лекари очень обеспокоенны. Я слышал, как они между собой перешептывались. Что-то не так. Но все же обойдется, правда?
–Будем надяться. Лучше попроси милости у Судьбы.
Коломан побледнел еще больше и пошел в опочивальню, где король задыхался в кровавом кашле. В коридор вышел старик Халивей и отер пот со лба. Радоман буквально подскочил к нему.
–Скажи, это хоть не отравление?
Лекарь устало покачал головой.
–Нет, принц, это болезнь, это старость. Король болеет давно. А сегодня он много пил, волновался к тому же.
–Он переживет эту ночь?
Старик покачал головой.
–Мы сделаем все, что в наших силах. А там как решат боги. Ворота Паремайи всегда открыты. Кашель не самое страшное, что может случиться. Выдержит ли серце? В молодости король был сильно ранен. Его грудь была буквально искромсана от ударов боевого топора. Тогда его удалось спасти от духов Паремайи. Но серце перестало работать слаженно. Потом он получал новые и новые раны, а это не проходит бесследно. Вдобавок ко всему в старости он начал страдать легочной болезнью.
–Халивей, я верю в ваше мастерство. Делайте все необходимое. Все, что понадобиться, вам будет предоставлено.
Старик развел руками:
–Вы очень щедры на похвалы, ваше высочество. Мы просто люди, а не боги, чародеи, или, на худой конец, эльфы. Да поможет нам Высокое Небо.
На некоторое время Адальберт забылся. Ночь стояла на сходе, и Радоман тоже задремал, сидя в изголовья больного, не заметив, что роскошные вышивки его празничного камзола покрылись пятнышками крови. Напротив сидела Фирина, так и не сомкнувшая глаз.
Принц проснулся от криков. Король задыхался, впиваясь сухими пальцами в грудь, испещренную шрамами. Вокруг сновали лекари, которые покрикивали на слуг. Коломан забился в угол. Над Адальбертом склонился Велиман. Под дверью собралась половина обитателей Эльвиала. Люди гудели, как разворошенный улей.
–Сердце! Сердце! – кричал Адальберт. Потом он снова зашелся кашлем, метаясь во все стороны, преворачивая бутылочки со снадобьями.
– Придержите его! – крикнул мастер Фризи.
Радоман, отмахнувшись от слуги, сам взялся удержать отца, пока молодой лекарь заливал ему лекарство.
Король заметил сына. В его глазах светилось неподдельное страдание и страх.
– Радоман, духи Паремайи прилетели на огненних птицах! – Он снова зашелся кашлем. – Радоман… корона… Помни о пророчестве... Радоман…
Кашель стал непрерывным. Рука короля рвонула рубаху на груди и безсильно откинулась на измятую простыню. Остекленевшие в один миг глаза мучительно вывернулись в сторону Фирины. Она издала слабый вздох, который слился с последним вздохом Адальберта. Радоман держал его слегка трясущуюся руку и почувствовал, как она обвисла в его ладони. Он ощутил, как внутри у него все оборвалось. В животе запульсировал тугой комок. Сын еще не мог поверить, что отца-короля больше нет. Где-то заскулил Коломан. Велиман же как-то ошарашенно оглядывал свою семью.
Халивей пробрался мимо родни и прикоснулся к венам на шее умершего старика, потом молча отошел в сторону. Все и так поняли, что произошло.
Фирина закрыла невидящие глаза, уставившиеся на нее, и громко сказала:
–Зовите жрецов Судьбы.
11
Фредегонда сидела в своей башенке и наблюдала, как к главным воротам Эльвиала подводят лошадей. Вельможи из свиты Радомана один за другим вскакивали в седла. Одни разодетые, в блестящих кольчугах, другие поскромнее, в черном и сером, но все при оружии. Вот наконец вышел и Радоман, высокий, в темной кольчужной рубахе. На голове – простой шлем. Лицо не выражает ровным счетом ничего. Неужели он всегда такой бесстрастный? Вот он кому-то машет рукой, что-то говорит.
Девушка жадно впилась взглядом в фигуру нового короля Кармакама. Вернее, не совсем короля. Он только едет на свою коронацию. Как жаль, что не слышно, о чем говорит Радоман. Вот он легко вскакивает на коня. И как ему удается при своем росте и весе быть таким легким? Открываются ворота. Принц, не оборачиваясь, первым выезжает из Эльвиала. За ним длинной вереницей потянулась свита.
Фредегонда, закусив губу, прошлась из угла в угол. Она пребывала в паскудном настроении. Гнев свой же роденка уже не замедлила вымесить на своих фрейлинах и служанках. Ей хотелось побыть одной. Чувствовала она себя несчастной и невезучей. Не зря же в день выезда из замка отца начал лить дождь, который не прекращался до самого Аларуса. Даже в день ее свадьбы лил этот мерзкий дождь. Фредегонда, как и все кармакамцы, не чуждалась всевозможных суеверий.
Герцог Роденский берег свою дочь от любого прикосновения войны. Она выросла в сытости и довольстве, запрятанная в в замках посреди огромных болот, куда не доставали военные действия. Когда он ей сказал, что выдает замуж за Радомана, она обезумела от счастья. Еще бы, она будет королевой Кармакама! Но еще пуще притягувала Фредегонду неизвестность в обличье старшего сына короля Адальберта. Это не какой-то грубый вельможа с окружения ее отца, не неумелый юнец с огромным наследством, не сеющий деньги знатный старикашка. О Радомане в Родене были наслышаны. Говорили, что он суровый, немногословный, воинственный, гордый, жесткий. Женским угодником он явно не был, однако притягивал своей грубоватой мужской красотой, силой, исходящей от его решений и действий.
Радоман не разочаровал Фредегонду. Недавний враг ее отца, согласившийся на мир. Он встретил ее вежливо, но без лишних любезностей. Холодный, с колючим взглядом. Но роденка покрылась испариною под несколькими слоями своих одежд еще там, на пристани. Такому мужчине можна покорится. И Фредегонда с нетерпением ждала, когда она сможет начать игру, что-бы самой покорить принца Кармакамского. Но кто же мог подумать, что старик-король надумает отдать концы в день ее собственной свадьбы! Он испортил самый важный день ее жизни! Фредегонда с омерзением вспомнила кровь, исторгнутую кашляющим королем. Потом королева отвела ее в покои, где она и просидела до утра, вырывая себе волосы от досады. Невеста не знала, что происходит за стенами. Пойти самой узнать, что с королем, было ниже ее достоинства. Фредегонда отправляла своих фрейлин за новостями, но они ничего не смогли ей объяснить, потому что не знали ни Эльвиала, ни его обитателей. Рибус Одноглазый тоже не появлялся.
Еще девушка ждала Радомана, надеялась, что ее муж все таки придет. Но он не пришел. Ее первая брачная ночь так и не достоялась. Она готова была разрыдаться, но гордость не позволяла показать слезы. В какой же гадючник она попала?
На утро роденка узнала, что король умер. Попрощались с ним через три дня. За это время она видела Радомана только мельком. Ей пришлось присутствовать на похоронах. Рядом стоял Радоман. Он, плотно сжав губы, наблюдал, как богато украшенный саркофаг с телом короля Адальберта опускают в специально отведенную нишу в склепе Хадевальдингов, но на нее так и не взглянул.
Радоман пришел только сегодня утром. Он сухо извинился, что не уделил молодой жене достаточно внимания в связи со смертью короля, и сообщил, что уезжает на коронацию, а после нее должен объехать весь Кармакам, дабы принять присягу верности у местной знати. Так велит обычай.
– Весь Эльвиал в вашем распоряжении. Любое ваше желание будет исполнено. Если что-нибудь вас будет беспокоить, обращайтесь к моей матери – королеве. – Он кивнул и решительно вышел, оставив Фредегонду одну. И кто она теперь? Ни невеста, ни жена, брошенная одной в чужом доме.
Роденка оправдывала его поведение смертью Адальберта, но гордость ее была уязвлена. Что ж, пусть вернется, там время покажет. Пока она занялась изучением Эльвиала. Его величественно именовали дворцом, внутри он действительно казался роскошным. Но снаружи здание больше походило на неприступный замок.
Фредегонда бродила по извилистым коридорам, рассматривала залы, завешанные старинными гобеленами, взбиралась на смотровые площадки на башнях, откуда Аларус было видно как на ладони. Придворные важливо кланялись ей, воздавали необходимые почести, солдаты караула недоумевающе смотрели на ее старания изучить все подробности замка. Постепенно Фредегонда совсем освоилась и даже начала привыкать к новому месту пребывания. Однажды ей захотелось осмотреть тронную залу. Она толкнула массивные двери, украшенные затейливой резьбой и листовым золотом. Перед Фредегондой открылось огромное полутемное помещение, освещенное факелами. Ее глаза быстро привикли к полутьме, так комнаты ее родового замка также особо не изобиловали светом. Потолок утопал в полутени где-то на высоте второго этажа. Кажется, он был расписан какими-то узорами, но разобрать подробнее оказалось невозможно. Сама зала оказалась заставлена скамьями, которые размещались и посредине, и вдоль стен. Под стенами во тьме прятались статуи королей из рода Хадевальдингов. Сам трон освещался неровным светом факелов и потому хорошо прорисовывался на фоне теней. Он стоял на возвышении и не представлял собой ничего примечательного. Обычное кресло с высокой спинкой. Рядом со ступенями, ведущими к трону, полыхала пламенем горящая жаровня. Справа стояла подставка, на которой поколися огромный меч, а слева – такая же подставка, только с позолоченным сундучком. Фредегонда осторожно подошла к мечу. Он отбывал блики огня. Игра света и тени на стали казалась неисчерпаемой и вечной. Вдоль протягнулись письмена, которые роденка не смогла прочесть. В рукоятку был вделан один крупный камень и два поменьше, все одинаково неопределенного цвета. Таким оружием мог пользоваться только довольно сильный мужчина.
Полюбовавшись мечом, девушка взошла по ступеням и села на трон. Все равно рядом никого не было. «Я имею право сидеть здесь», – промелькнула мисль, и роденка улыбнулась сама себе. Она закрыла глаза и представила себя Единственной и Великой королевой, властительницей, перед которой падает ниц весь Кармакам. У нее даже больше власти, чем у Азаваль, правительницы Милаваля. Вот приходять люди, о чем то просят ее, и она щедрым жестом своей благородной души одаривает их неслыханными благами, вот приходит другой человек, и лживы его уста. Королева указывает на меч, и стражники волокут извивающегося и вопящего просителя куда-то в темноту. Да, власть очень притягательна, а ведь она и так почти достигла ее вершин, став супругой короля…
Фредегонда почувствоала на себе чей то колкий, цепкий, тяжелый взгляд. Она открыла глаза и даже легонько вскрикнула. Из полутьмы, как призрак, вырисовывалась высокая фигура в черном. Перед нею стояла Фирина, вдовствующая королева, которой явно не по душе пришлось присутсвие роденки в тронном зале.
–Дочь моя, бремя власти слишком тяжело, что бы возлагать его на хрупкие плечи, - женщина явно иронизировала, поскольку ни одну часть тела Фредегонды нельзя было назвать хрупкой. Говорила Фирина тихо, но эхо в полупустом зале разносило ее слова во все углы.
Фредегонда, как пойманный вор, во все глаза уставилась на приближающуюся к ней фигуру. Под кожей забегали мурашки, но она плотнее вцепилась в подлокотники трона и упрямо ответила:
–Я имею право здесь сидеть. Я новая королева Кармакама.
Фирину явно позабавил такой ответ, она тихо рассмеялась, и звуки смеха опять разнеслись по всему залу.
–Дорогая моя, вас еще никто не короновал. Пока коронуют только наследника престола, а его супругу лишь потом. Не стоит спешить, у вас еще будет много времени, проведеного в этом зале, но отнюдь не на троне. Вы понимаете, о чем я?
–Как знать, какой жребий выбрала всесильная Судьба… – Фредегонда ответила резко, но неосторожно.
–Вы думаете, что Радоман позволит вам править королевством? Что вы сможете сильно влиять на него? –удивленно повела бровями Фирина. – В этом случае напрашивается один вывод: либо вы слишком наивны, либо очень преувеличиваете свои силы.
–Почему вы так уверенны в этом?
–Я знаю свого сына лучше, чем кто-либо. Да и вам самим, я думаю, уже довелось оценить его нрав. Он король, и не позволит никому посягать на свою власть, тем более женщине.
–А если я покорю его? –Фредегонда встала и дерзко выпрямилась во весь рост.
–Покорите его? Любопытно, как вы собираетесь это делать? За Радоманом уплетались первые красавицы Эльвиала, но он их быстро бросал. Даже если он полюбит какую-то женщину, он вряд ли допустит ее вмешательство в государственные дела. Не тешьте себя надеждами, что он испытывает к вам какие-нибудь чувства, если видел вас несколько раз. В вашем отношении он просто исполнил долг.
–Но ваш сын получил жену благородних кровей и огромное приданое, состоящее из земель и ценностей.
Фирина метнула молнию взглядом, но сдержалась и язвительно ответила:
–Вот чем вы измеряете человеческие жизни и все прелести войны, которая разрушала королевство изнутри. Теперь мне известны ваши основные помыслы и желания. Вам нужна власть.
–А разве вы не из тех же мотивов отдались старику-королю? Разве вы в свое время тоже не использовали свои прелести, дабы устранить старую королеву, заполучить корону и возвысить свой захудалый угасающий род?
Это был жесткий удар, но Фирина его выдержала и спокойно ответила:
–Дочь моя, вы говорите так, как говорят все. За долгие годы я привыкла к таким слухам о себе. Но мало кто знает, как досталась мне корона, что я вытерпела и рада ли ей была вообще. Что ж, я расскажу вам…
Фирина подняла глаза к потолку. Кто знает, что она увидела там, где было сложно вообще что-нибудь разглядеть.
– Я была фрейлиной королевы Амелии, молодой, глупой, наивной и беззаботной. Мои родственники считали величайшей честью и благословением Судьбы то, что им удалось пристроить меня к окружению королевы. У меня был жених, и вскоре должна была достояться свадьба. Однако этому не суджено сбыться. Король Адальберт на тот момент был уже немолодым мужчиной. Он прожил с Амелией около двадцати лет, но Судьба не подарила им наследников. И тогда король решил расторгнуть брак и найти новую жену. Я до сих пор задаю себе вопрос: почему его выбор пал на меня? Боги на Высоком Небе не обделили меня здоровьем. Может, мои щеки выглядели слишком румяно, а мои бедра казались пышными? В глазах Адальберта я была племенной кобылой, плодовитой самкой, которая нарожает ему много детей. Я хотела убежать, спрятаться, исчезнуть. Поверьте, я совсем не хотела носить корону. Но мои родственники заперли меня дома и где уговорами, а где и силой заставили стать супругой человека, старшего за меня лет на тридцать… Как видите, я родила троих сыновей, и король остался доволен своим выбором…
В зале повисла напряженная тишина, только было слышно, как на улице протяжно заскрипели ставни – игрушка для холодного ветра. Фредегонда не ожидала такого признания от Фирины, но не хотела признавать свои обвинения ложными. «Вы лжете!» – захотелось ей крикнуть во весь голос, а потом спустится с возвышения и запустить свои руки в уложенные темные волосы королевы-матери, что-бы рвать их клочьями. Но роденка не могла позволить себе такое сделать и молча сидела, дыша тяжело и прерывисто.
– Ответьте мне одно, дорогая невестка, – тихо проговорила Фирина, – если бы мой сын был старше лет на двадцать, уродливе и дурного нрава, вы бы вышли за него?
– Да, – просто, без тени сомнения, ответила Фредегонда.
–По своей воле?
– Все знатные девицы спят и видять себя королевами. Это огромная честь. А мне такое счастье досталось по воле Судьбы.
– Вам такое счастье досталось из-за предприимчивости вашего батюшки. – Королева-мать повернулась и направилась к выходу. Легким эхо разнесся по залу звук ее шагов. Уже возле двери она снова повернулась к невестке. Та сидела, гордо випрямившись.
– Насладитесь троном, пока здесь нет никого.
Где-то глубоко в серце Фредегонды заполз холодок. Она поняла, что нажила себе опасного врага.
Медленно и тяжело несла свои воды Эка. Широко протянулась она вдоль горизонта. Переправиться через такую реку было делом не из легких. После первых сентябрьских дождей Эка располнела, как беременная кошка. День выдался хмурым, туманным, моросящий дождь прерывался и снова начинался. Небо окрасилось в свинцовый цвет. Такого же цвета были и воды реки. Казалось, они слились в одно что-то неприятно мокрое и серое.
Радоман стоял, опершись ногою о причал. Голова его была непокрыта, за шиворот попало немного воды, и он слегка морщился. Да, неприятный денек выдался, что-бы встречать невесту. По реке скоро должна была прибыть Фредегонда Роденская. Радоман оглянулся. Из туманной завесы доносились голоса его соратников и советников, братьев по мечу. Здесь были почти все: Руперт Железноногий, Леонус Брудский, Ремис Вельян… Они сошлися в круг, смеялись и шутили, время от времи раздавались взрывы их дружного хохота. Среди них осторожно и боязливо терся Коломан, жадно прислушивавшийся к разговорам старших за возрастом бывалых воинов. Дальше выделялась другая группа, где центром внимания выступал Велиман. Одетый в яркие франтовские одежды и алый плащ, он как-то странно контрастировал с окружающей серой местностью и казался пятном крови, пролитой на голых камнях.
Радоман отвернулся и опять невидящим взором уставился в реку. Ему не было дела до оживленного возбуждения окружающих. Брак с Фредегондой Роденской сулил большие выгоды: Кармакам обойдет война, Роден с его огромными землями уже никогда не отделится от короны. Роден, мятежный край, рассадник грабителей, мародеров и разбойников… Принц уловил взглядом какую-то точку, внимательно вгляделся, но быстро понял, что это только рябь на реке. Однако то, что произошло с ним несколько дней назад, обманом зрения назвать никак нельзя…
После последней встречи с Лией он вел себя сдержанно, занялся свадебными хлопотами. Обычные дела, суета. Король Адальберт расхворался, и Радоману пришлось вместо него встречать посетителей, просителей, доносчиков, счетоводов, священников и прочий люд. Под сводами Большого Чертога раздавался его зычный голос, который самому принцу казался чужим и неизвестным. Повседневные дела несколько отвлекли его от удушающих мислей. Радоман сам заставлял себя делать больше обычного, чтобы ночью, падая на просторное ложе, проваливаться в глубокий сон, ни о чем не думая. Придворные поздравляли его с предстоящим бракосочетанием, он сдержанно кивал головой, и люди старались поспешно отойти от него. Радоман краем глаза видел, что они его боятся. Сначала это его веселило, потом начало раздражать. Он чуть не сорвался, когда Велиман, сладко закатив глаза, пожелал ему поскорее найти утешение в обятиях молодой жены. Радоман только кивнул головой и ничего не ответил. И только мать, молчаливая королева Фирина, казалось, как-то умиротворяла его. Они мало говорили, иногда сталкиваясь в коридорах Эльвиала, но он чувствовал, что она все понимает, все знает. Женщина не упоминала о свадьбе, не увещевала его ненужными наставленими, хотя как мать она должна была с ним говорить об этом. Фирина молчала, в углах карих глаз залегли тени, губы плотно сомкнулись. Радоман был благодарен ей за это бессловесное понимание.
Но проснувшись ранним утром, он не справился с эмоциями, которые накопил в себе. Боль пришла внезапная и жгучая. Радоман вскочил и распахнул окно, наполнил легкие свежим утренним воздухом. Начинался солнечный денек, обещающий уморить жителей Аларуса очередной порцией жары, может быть, последней в уходящем лете. Не долго думая, он кое-как оделся и выбежал во двор. В обычно шумних коридорах никого еще не было, только стражники, зевая, лениво переговаривались меж собой. В конюшне Радоман растолкал полусонного конюха, который, слабо соображая, кое-как оседлал любимого коня принца – Резвого. Высокий черный жеребец не каждому был по силе, впрочем он никого и не желал слушаться, кроме хозяина.
Радоман вскочил в седло и галопом погнал коня. Перехожих на улице было мало, город только просыпался, поэтому он не боялся кого-нибудь сбить. Крестьяне, которые с утра пораньше везли на рынок вырощенную зелень, боязливо жались к стенам домов. Радоман выехал из богатых кварталов в бедные, мощеная дорога сменилась грунтовой, и из под копыт Резвого во все стороны полетели комья грязи.
Внезапно ему показалось, как какая то тень кубарем кинулась под коня. Радоман мог бы ехать и дальше, но ему совсем не хотелось сбивать людей. Выругавшись, он натренированными руками мигом натянул поводья, заставив жеребца взвиться на дыбы. Животное пронзительно заржало, а когда приняло горизонтальное положение, всадник с удивлением увидел перед собой бабку, опиравшуюся на палку. Она спокойно стояла посреди дороги, не выказывая ни малейшего страха перед разгоряченным конем, который был не менее раздражен, чем его хозяин. На ее худощавой фигуре болталось темное платье с капюшоном, скрывающим пол-лица. На первый взгляд она казалась старой, однако при внимательном рассмотрении можно было заметить, что морщин на остром лице совсем мало, а синие глаза, живые, горящие, вовсе не могут принадлежать старухе. Скорее эта женщина только вошла в пору увядания. Возраст посеребрил ее волосы, но не обезобразил лица и не отнял живости движений.
– Эй, старуха, уйди с дороги! Или тебе жизнь не дорога? – раздраженно крикнул Радоман.
– И не подумаю, – спокойно ответила она. Синие глаза в упор смотрели на него, не мигая. Принца Кармакамского это все начинало основательно злить.
– Уйди, ведьма! Ты знаешь, с кем разговариваешь? Не советовал бы мне перечить, – процедил он.
– Я прекрасно знаю кто ты, – сощурила глаза старуха. – Ты Радоман Хадевальдинг, старший сын короля Адальберта, наследник престола.
– И ты, зная кто я, смеешь дерзить мне?! Сама виновата, старуха!
Радоман дернул поводья, но конь не повиновался ему. Животнное крутилось на месте, фыркая, отчаянно водя белками глаз. Женщина по-прежнему стояла неподвижно на месте. В голове у принца возникла смутная догадка.
– Я не пущу тебя туда, куда ты направляешся.
Он вскочил с седла и, не помня себя, подбежал вплотную к бабке, еле сдержав себя, чтоб не сгрести ее за полы плаща и не затрясти, как листик.
– Откуда ты, знаешь, куда я еду? Да кто ты вообще такая? Как смеешь мне указывать? Ты знаешь, что я с тобой могу сделать? – не сдерживая себя, закричал он.
Старуха не отступила. Она продолжила стоять на месте, как незыблемая скала.
– Мне ты ничего не сделаешь, потомок Хадевальда. Я знаю, что ты не тронешь меня. Да и сама сумею себя за себя постоять. – она откинула капюшон, обнажив спутанные седые волосы. – Я Белирунда, тетка Лии.
Радоман опешил. Его догадка подтвердилась. Вот она, та загадочная опекунка, которая мешала их встречам с Лией. И чего же она хочет?
– Что вам надо? – холодно спросил он. – Почему вы встаете у меня на пути?
– Я не хочу, что бы ты ехал в лес.
– Какое вам дело, куда я еду? В своем королевстве я волен разъезжать куда и как мне захочется. Здесь приказываю я, а не вы,– процедил сквозь зубы Радоман, слегка охладив свой пыл.
– Да, здесь принц Кармакамский прав, – слегка вздохнула женщина, впервые выдав свои эмоции. – Мы нещасные беглецы, без разрешения забравшиеся в чужое королевство. Мы здесь никто. Однако где бы мы ни были, я не оставлю Лию без защиты.
– Лия? – встрепенулся Радоман. Сердце его быстро забилось, мысли потеряли стройность. – С нею что-то случилось?
– Хвала Судьбе, с нею все хорошо, – глаза Белирунды сверкнулы недобрым огоньком. – Пока что. Но ты не должен ее видеть. Ведь твой путь лежал в лес, не так ли?
– А если и так, то что? Вы хотите мне запретить? – вскинул бровь Радоман. Этот розговор порядком уже надоел ему. Он хотел услышать какие-нибудь вести о Лие.
– Я могла бы применить силу, но не стану этого делать, – тон ее стал несколько мягче. – Я хочу попросить тебя не ездить больше в лес, не искать ее.
– Почему? Или я негодная пара для вашей племянницы? Другие бы за счастье почитали, что их дочь почтил вниманием принц Кармакама, – взгляд его стал холодным, пронзительным, будто бы Белирунда одна была виновата в его несостоявшейся любви.
– Радоман, – уже мягко сказала женщина. – Ты же прекрасно понимаешь, что произошло. Лия только недавно успокоилась, только-только оправилась от вашого расставания, только снова научалась немного смеяться. А ты снова хочеш разбередить ее рану, снова кинуть в пучину боли. Я много наслышана о тебе, и молва говорит, что ты суров и непреклонен, поступь твоя тяжела, лицо не озаряет улыбка, а от взгляда твоего лучше упрятаться подальше. Лия не считает тебя таковым. Неужели серце твое подобно камню, неужто у тебя нет ни капли жалости к той, которую ты любил?
Он молча слушал и понимал, что женщина права. Внутри у него все переворачивалось. Белирунда же продолжала:
– Мы не долго задержимся здесь. Как только я получу нужные вести, мы тронемся в путь. У Лии своя судьба, у тебя – своя. Не мучь ее своими приездами. Прошу тебя, Радоман…
Он молча развернулся и пошел. Как же ему хотелось расспросить о Лии, узнать о ней побольше, но, собрав свою волю в кулак, Радоман сел на коня и поехал назад, не оборачиваясь. Спиной он чувствовал взгляд Белирунды, и была в нем какая-то затаянная неприязнь, но вместе с тем – и благодарность.
Все это вспомнилось Радоману теперь, когда он вглядывался в серую муть реки, высматривая корабли роденцев. Да, неприятный выдался денек для встречи невесты. Это показалось ему дурным знаком, но принц отмахнулся от этой мысли. Не слишком ли кармакамцы суеверны? Глупости!
По реке проплывала коряга, и его блуждающий взгляд зацепился за это черное пятно посреди серой ряби. Засмотревшись на него, он встрепенуляся только тогда, когда сзади послышались крики:
– Плывут! Я вижу корабли! Вон они!
Радоман всмотрелся в горизонт и заметил несколько черных точек, которые стремительно приближались. Кораблями назвать их пока еще было сложно, но несомненно, что наконец показался флот Фредегонды Роденской. Он распрямился, чувствуя, как прихлынула кровь к затекшим ногам. Вокруг тотчас образовалась толпа. Свита Радомана перемешалась с приверженцами Велимана.
– Ваше высочество! Какое счастье! Наконец-то прибыла ваша невеста!
Подхалим тотчас умолк под пронзительным взглядом Радомана. Принцу самому стало интересно: какова же она, эта пресловутая Фредегонда, отец которой развязал войну, чтобы устроить брак дочери? Слухи доходили саме разнообразные: одни говорили, что Фредегонда чуть краше жабы, другие описывали ее как красавицу из древних баллад. Но молва сходилась в одном: нрав у наследницы Родена непростой. Радоман хоть и не показывал виду, но все же прислушивался к разговорам: как-никак, речь шла о его будущей супруге.
Меж тем, корабли приближались, и через час продолжительного и нетерпеливого ожидания толпа, собравшаяся на берегу, могла воочию лицезреть три крупних ладьи, подошедших к причалу. Несомненно, это были боевые корабли. Герцог Роденский не совсем доверял королю Адальберту, раз послал именно их. С другой стороны, они везли его самое большое сокровище – единственную наследницу и будущую королеву Кармакама. Первая ладья была несколько переделана для удобства Фредегонды, пребываещей на нем. На берегу собралось много зрителей, которые пришли посмотреть на прибытие невесты принца, несмотря на туман и мелкую морось.
Радоман слегка отступил назад, когда рослый коренастый матрос накинул толстую веревку на причал. Из пристройки на борту появился високий лысоватый мужчина в богатом наряде и объявил:
– Фредегонда Роденская!
Грянули трубы, простонародье свистело и топало ногами. Из этой же пристройки появился крепкий суровый воин в длинной кольчуге, при полном вооружении, который и вывел под руку дочь герцога Роденского, закутанную в длинную вуаль. За ними гуськом вышли две сопровождающие дамы и три служанки. Одна из них поддерживала длинное платье Фредегонды. Она ступала осторожно, величаво, очень долго спускалась по трапу, воин в кольчуге почтительно и терпеливо держал ее при этом за руку. Наконец он подвел свою подопечную к Радоману. В нем принц узнал бывшего пирата и разбойника, ближайшего советника и вассала герцога Роденского Рибуса Одноглазого. У него действительно не хватало левого глаза, что ничуть не мешало ему снискать не только боевую славу, но и славу весьма жестокого человека.
– Приветствую вас, Радоман, принц Кармакамский, и вручаю в ваши руки достойнейшую жемчужну Родена. Берегите ее во имя мира и процветания в нашем королевстве, – прохрипел он, отвесив легкий поклон и влаживая руки Фредегонды, заключенные в бежевые печатки под стать остальному наряду, в руки Радомана.
Радоман в его голосе услышал скрытую угрозу, но виду не подал. «Надо пронаблюдать за ним», – отметил он про себя.
– Ваши желания совпадают с моей волей. Да будет так, – ответил принц, показывая, кто все-таки стоит выше. Рибус кивнул и отступил в сторону.
– Я рад, что наконец-то ваше долгое и утомительное путешествие закончилось. К вашим услугам все щедроты Эльвиала и Аларуса, – бесцветно, без эмоций проговорил Радоман. Ему не терпелось посмотреть на невесту, им двигало одно любопытство. Он резким движением откинул вуаль с лица Фредегонды.
Она подняла на него свои водянистые, несколько навыкате, бесцветно-серые глаза. Лицо наследницы Родена оказалось вытянутым, с круглыми румяными щеками. Из-под легких тонких платков, обрамлявших ее голову, выбивались пряди волос серо-мишиного цвета.
Фредегонда ни порадовала, ни разочаровала Радомана. «Что ж, могло быть и хуже», – мелькнуло у него в голове.
– Господин, – заговорила она, выявив свой приятный голос, – меня передали в ваши руки. – Что вы прикажете делать дальше?
– Я не позволю вам ни мгновения мокнуть на этом мрачном берегу. Сейчас мы отправимся в Эльвиал, где вы сможете отдохнуть и приготовиться к завтрашней церемонии, – учтиво, но холодно ответил Радоман.
Он повел ее к богатым носилкам, поджидавшим поблизости, и помог взобраться внутрь. Женская свита Фредегонды последовала за ней. Радоман взобрался на коня и легким шагом поехал рядом с рушившими носилками. Вельможи разобрали своих лошадей, простонародье постепенно расходилось. Берег Эки опустел, только ладьи легонько раскачивались на волнах, напоминая о прибитии будущей королевы.
Фредегонда то и дело посматривала в окошко, интересуясь видами столицы Кармакама, и постоянно перед ее глазами маячил Радоман, величественно восседавший на огромном черном жеребце. Он бесстрасто смотрел перед собой и не обращал никакого внимания на дождь, который усилился.
– Какой мужчина! – мечтательно воскнинула одна из фрейлин. – Убеждаюсь, что все слухи о нем, что доходили до Родена, не так уж преувеличенные. Хоть у принца и устрашающий вид, но внутри он должен быть очень страстным. Сколько женщин он покорил?
Фредегонда повернулась, в глазах блеснул огонек.
– Да, ты права. Он действительно хорош собой. Хвала Судьбе, мой отец не выдал меня за какого-то старикашку, а нашел лучшую партию в Кармакаме. Мой жених не только будущий король, но и ко всему же не урод. Меня не заботит, сколько любовних побед одержал принц Кармакамский. Завтра он станет моим мужем, и владеть им буду только я.
Девушки принялись все вместе разглядывать Радомана, который вообще ни о чем не подозревал.
– Какие у него широкие плечи!
– Как он уверенно держится на лошади!
«Да, да, да!» – молча оглашалась Фредегонда, чувствуя, что волнуется все больше и больше.
10
Радоман устало озирался по сторонам. Свадебный пир находился в самом разгаре, гости уже изрядно выпили. Кое-кто начинал горланить песни, совсем не попадая в такт музыке, которую бодро играли музыканты на специально отведенном для них балконе. Сам Радоман пил мало, больше наблюдал. Ему ужасно надоела эта суета, эти подобострастные лица с фальшивими улыбками, окружавшие его. Хотелось бросить все и просто уйти спать. Но нельзя: сегодня он новобрачный и исполнит свою роль до конца. Рядом сидела Фредегонда, укутанная в вуали, как луковица в шелуху. Она изредка бросала на него любопытные взгляды, но больше отмалчивалась, осваивась в новом окружении. Время от времени роденка о чем то перешептывалась с Рибусом Одноглазым, сидевшим подле нее как почетный гость, доставивший в Аларус будущую королеву.
По правую руку от Радомана сидел его отец. Адальберт много выпил, что с ним случалось редко. Лицо его пылало нездоровым румянцем, но глаза неистово блестели.
– Отец, вам хватит пить, – наклонился к королю Радоман.
–Э, что ты вообще знаешь о выпивке! Нельзя быть таким угрюмым в день собственной свадьбы! – отмахнулся Адальберт, схватил кубок и встал, несколько пошатнувшись на ногах. Все сразу утихли. Сотни глаз уставились на короля.
– Здесь собрался цвет Кармакама. Самые знатные господа почтили своим присутствием этот пир. Так знайте же: сегодня великий день! – вокруг послышались одобрительные возгласы пьяных гостей. – С того самого момента, как мой сын и наследник Радоман и единственная дочь герцога Роденского Фредегонда соединили свои судьбы в храме Судьбы, в Кармакаме наступил мир и покой. Королевство стало единым! Свершилось наконец то, о чем в свое время мечтал наш великий предок Хадевальд! И да не помилует Судьба того, кому вновь захочется рассоединить наше королевство!
Последние слова Адальберта утонули в криках всеобщего ликования.
– Да здравствует король Адальберт! Да дравствует Радоман! Да здравствует род Хадевальдингов!
Радоман не впечатлился радостными выкриками. Да, половина присутствущих преданны, но половина, как знать, завтра возможно отвернутся от королевской династии. Кто-то может боготворить его, кто-то боятся, другие недолюбливать или ненавидеть. Никогда нельзя расслаблятся и отпускать бразды правления. Их так легко потерять, а подобрать… Возможно ли?
Принц мрачным взглядом вновь обвел гостей. Вон сидит мать, Фирина. Она тоже не улыбается. Да и улыбалася она корда-нибудь вообще? На ней темное платье. Фирина никогда не носила ярких платьев, не сделала исключения и для свадьбы сына. Почему-то Радоман вновь ощутил ее незримую поддержку.
Далее его взгляд остановился на Велимане. В той части стола веселье было в самом разгаре. Разодетый Велиман каким-то рассказом веселил собранную вокруг него компанию, многих из которой Радоман просто презирал. А вон Коломан вжался в стол, как испуганный заяц, и насторожено, но с интересом всматривается по сторонам. Благо с ним рядом его одногодка, двоюродный брат Ирлин. Им есть о чем поговорить.
–Эй, вы, – закричал Адальберт музикантам. – Сыграйте чего нибудь веселого! Пусть гости танцуют! Всем танцевать!
Большинство присутствующих поползли от обильных столов к отведенной для танцев середине зала. Радоман же не сдвинулся с места. Он не любил танцевать. Фредегонда хоть и была рада поразмять затекшие ноги, но не посмела встать.
Адальберт улыбался, глядя на танцующую молодежь. Когда-то он сам любил выкинуть коленку, поприставать к понравившейся даме… Сейчас он чувствовал, что даже ходит с трудом. И еще этот кашель. Когда-нибудь он сведет с ума.
– Ну вот опять начинается, – поморщился король и закашлялся. В горле запекло огнем. Он хотел остановиться, но не мог. Сначала никто не обратил внимания на Адальберта, но потом присутсвующие начали брость на него встревоженные взгляды. Король поднял руку, – мол, не беспокойтесь, все хорошо, – и упал на стул, как подкошенный. Кашель не унимался, а разразился с новой силой.
–Отец, выпейте воды, – склонился к ниму Радоман. – Воды!Воды! – крикнул он слугам.
Король не смог удержать в трясущейся руке кубок с водой, и он упал под стол. Из его рта во все стороны брызнули капли крови. Фредегонда истошно закричала, когда перед ней на скатерти расползлось красное пятно. Музыканты затихли. Всегости уставились на короля. Радоман среагировал первым.
–Райхарт! Эзель! – закричал он одним из приближеннях вассалов Адальберта. – Отведите короля в опочивальню! Лекарь! Где лекарь?
Пока задыхающегося Адальберта под руки повели к выходу из зала, к Радоману подбежал молодой человек, стыдливо мнущий шапку.
–Я лекарь, сеньйор… – поклонился он.
–Так почему ты не с королем в час его недуга? – рявкнул Радоман. – Постой, а кто ты вообще такой? Где мастер Фризи? Где Халивей?
–Мастер Фризи сломал ногу позавчера и остался дома, – трясущимися губами промямлил юноша, – а господин Халивей месяц назад покинул службу по причине преклонного возраста. Он, должно быть, дома… А я молодой лекарь, только из обучения, приставленный по рекомендации мастера Фризи…
–Бегом к королю! Облегчи его страдания, чем сможешь!
Молодого человека как ветром сдуло. Радоман оглянулся по сторонам. Веселье замерло. Люди остались на своих местах и озабоченно переговаривались. Да что ж это такое! Как только король заболел, и лекаря рядом нет никакого! Принц изловил за рукав первого попавшего слугу.
–Возьми на конюшне коня и немедленно мчи к лекарю Халивею. Он живет за Ночной рощей. Пускай немедленно едет сюда!
Потом Радоман заметил распорядителя служб, низенького, лохматого Хогана.
–Бери людей, носилки и живо доставьте в Эльвиал мастера Фризи! С одной ногой, с двумя, без ног, но доставте!
Отдав распоряжения, Радоман помчался в королевскую опочивальню, пересекая коридоры и сбивая людей с ног.
Адальберт лежал и кашлял. Белоснежные подушки уже успели испачкатся кровью. Молодой лекарь трясущимися руками колотил в бутылочке какое-то снадобье. У изголовья уже сидела Фирина, обеспокоенно переглядывались друг с другом Райхарт и Эзель, близкие советники короля, сновали туда-сюда слуги.
–Матушка, – наклонился к Фирине Радоман, – будьте добры, определите вашу невестку на ночлег. Я в спешке не сказал ей ни слова.
Мать молча взглянула на сына и тихо, как тень, вышла. Адальберт закашлял еще надрывнее. У двери показались нове озабоченные лица, послышался голос Велимана.
–Лекарь, скорее! Твое снадобье уже готово?
–Да, ваше высочество! Сейчас! Помогите мне приподнять короля!
Однако сделать это оказалось делом не легким. Втроем слуги еле приподняли отяжелевшего Адальберта. Половину лекарства он выплюнул с кашлем, половина все же попала в горло.
–Что ты там намешал, в питье-то этом? – с подозрением спросил Радоман.
–Поверьте, ваше высочество, это сильное снадобье. Мастер Фризи тоже бы его дал.
Кашель то приостанавливался на короткое время, то снова начинался с новой, пугающей силой. Радоман и не заметил, как вошла королева-мать и тихо присела у кровати больного. Через время привели Халивея, старого лекаря, который, казалось, большую часть жизни провел возле короля. Потом явился и мастер Фризи, мужчина лет сорока, особо сведущий в ранениях. Он опирался на самодельный костиль, морщился, но все же осмотрел Адальберта. Втроем лекари начали о чем-то бурно совещатся, потом принялись готовить нове снадобья, гоняя слуг по составляющие.
Радоман вышел из душной комнаты. Одно окно в коридоре оказалось приокрытым. Ночная прохлада взбодрила его. Рядом неожиданно возник Коломан.
–Что с отцом?
–Не знаю. Он уже все внутренности порвал себе этим кашлем.
–Почему он кашляет? Его излечат?
–Моли об этом Судьбу и богов на Высоком небе. Отец давно уже страдал этим недугом, если ты заметил. Может, это просто очередной сильный приступ.
–Лекари очень обеспокоенны. Я слышал, как они между собой перешептывались. Что-то не так. Но все же обойдется, правда?
–Будем надяться. Лучше попроси милости у Судьбы.
Коломан побледнел еще больше и пошел в опочивальню, где король задыхался в кровавом кашле. В коридор вышел старик Халивей и отер пот со лба. Радоман буквально подскочил к нему.
–Скажи, это хоть не отравление?
Лекарь устало покачал головой.
–Нет, принц, это болезнь, это старость. Король болеет давно. А сегодня он много пил, волновался к тому же.
–Он переживет эту ночь?
Старик покачал головой.
–Мы сделаем все, что в наших силах. А там как решат боги. Ворота Паремайи всегда открыты. Кашель не самое страшное, что может случиться. Выдержит ли серце? В молодости король был сильно ранен. Его грудь была буквально искромсана от ударов боевого топора. Тогда его удалось спасти от духов Паремайи. Но серце перестало работать слаженно. Потом он получал новые и новые раны, а это не проходит бесследно. Вдобавок ко всему в старости он начал страдать легочной болезнью.
–Халивей, я верю в ваше мастерство. Делайте все необходимое. Все, что понадобиться, вам будет предоставлено.
Старик развел руками:
–Вы очень щедры на похвалы, ваше высочество. Мы просто люди, а не боги, чародеи, или, на худой конец, эльфы. Да поможет нам Высокое Небо.
На некоторое время Адальберт забылся. Ночь стояла на сходе, и Радоман тоже задремал, сидя в изголовья больного, не заметив, что роскошные вышивки его празничного камзола покрылись пятнышками крови. Напротив сидела Фирина, так и не сомкнувшая глаз.
Принц проснулся от криков. Король задыхался, впиваясь сухими пальцами в грудь, испещренную шрамами. Вокруг сновали лекари, которые покрикивали на слуг. Коломан забился в угол. Над Адальбертом склонился Велиман. Под дверью собралась половина обитателей Эльвиала. Люди гудели, как разворошенный улей.
–Сердце! Сердце! – кричал Адальберт. Потом он снова зашелся кашлем, метаясь во все стороны, преворачивая бутылочки со снадобьями.
– Придержите его! – крикнул мастер Фризи.
Радоман, отмахнувшись от слуги, сам взялся удержать отца, пока молодой лекарь заливал ему лекарство.
Король заметил сына. В его глазах светилось неподдельное страдание и страх.
– Радоман, духи Паремайи прилетели на огненних птицах! – Он снова зашелся кашлем. – Радоман… корона… Помни о пророчестве... Радоман…
Кашель стал непрерывным. Рука короля рвонула рубаху на груди и безсильно откинулась на измятую простыню. Остекленевшие в один миг глаза мучительно вывернулись в сторону Фирины. Она издала слабый вздох, который слился с последним вздохом Адальберта. Радоман держал его слегка трясущуюся руку и почувствовал, как она обвисла в его ладони. Он ощутил, как внутри у него все оборвалось. В животе запульсировал тугой комок. Сын еще не мог поверить, что отца-короля больше нет. Где-то заскулил Коломан. Велиман же как-то ошарашенно оглядывал свою семью.
Халивей пробрался мимо родни и прикоснулся к венам на шее умершего старика, потом молча отошел в сторону. Все и так поняли, что произошло.
Фирина закрыла невидящие глаза, уставившиеся на нее, и громко сказала:
–Зовите жрецов Судьбы.
11
Фредегонда сидела в своей башенке и наблюдала, как к главным воротам Эльвиала подводят лошадей. Вельможи из свиты Радомана один за другим вскакивали в седла. Одни разодетые, в блестящих кольчугах, другие поскромнее, в черном и сером, но все при оружии. Вот наконец вышел и Радоман, высокий, в темной кольчужной рубахе. На голове – простой шлем. Лицо не выражает ровным счетом ничего. Неужели он всегда такой бесстрастный? Вот он кому-то машет рукой, что-то говорит.
Девушка жадно впилась взглядом в фигуру нового короля Кармакама. Вернее, не совсем короля. Он только едет на свою коронацию. Как жаль, что не слышно, о чем говорит Радоман. Вот он легко вскакивает на коня. И как ему удается при своем росте и весе быть таким легким? Открываются ворота. Принц, не оборачиваясь, первым выезжает из Эльвиала. За ним длинной вереницей потянулась свита.
Фредегонда, закусив губу, прошлась из угла в угол. Она пребывала в паскудном настроении. Гнев свой же роденка уже не замедлила вымесить на своих фрейлинах и служанках. Ей хотелось побыть одной. Чувствовала она себя несчастной и невезучей. Не зря же в день выезда из замка отца начал лить дождь, который не прекращался до самого Аларуса. Даже в день ее свадьбы лил этот мерзкий дождь. Фредегонда, как и все кармакамцы, не чуждалась всевозможных суеверий.
Герцог Роденский берег свою дочь от любого прикосновения войны. Она выросла в сытости и довольстве, запрятанная в в замках посреди огромных болот, куда не доставали военные действия. Когда он ей сказал, что выдает замуж за Радомана, она обезумела от счастья. Еще бы, она будет королевой Кармакама! Но еще пуще притягувала Фредегонду неизвестность в обличье старшего сына короля Адальберта. Это не какой-то грубый вельможа с окружения ее отца, не неумелый юнец с огромным наследством, не сеющий деньги знатный старикашка. О Радомане в Родене были наслышаны. Говорили, что он суровый, немногословный, воинственный, гордый, жесткий. Женским угодником он явно не был, однако притягивал своей грубоватой мужской красотой, силой, исходящей от его решений и действий.
Радоман не разочаровал Фредегонду. Недавний враг ее отца, согласившийся на мир. Он встретил ее вежливо, но без лишних любезностей. Холодный, с колючим взглядом. Но роденка покрылась испариною под несколькими слоями своих одежд еще там, на пристани. Такому мужчине можна покорится. И Фредегонда с нетерпением ждала, когда она сможет начать игру, что-бы самой покорить принца Кармакамского. Но кто же мог подумать, что старик-король надумает отдать концы в день ее собственной свадьбы! Он испортил самый важный день ее жизни! Фредегонда с омерзением вспомнила кровь, исторгнутую кашляющим королем. Потом королева отвела ее в покои, где она и просидела до утра, вырывая себе волосы от досады. Невеста не знала, что происходит за стенами. Пойти самой узнать, что с королем, было ниже ее достоинства. Фредегонда отправляла своих фрейлин за новостями, но они ничего не смогли ей объяснить, потому что не знали ни Эльвиала, ни его обитателей. Рибус Одноглазый тоже не появлялся.
Еще девушка ждала Радомана, надеялась, что ее муж все таки придет. Но он не пришел. Ее первая брачная ночь так и не достоялась. Она готова была разрыдаться, но гордость не позволяла показать слезы. В какой же гадючник она попала?
На утро роденка узнала, что король умер. Попрощались с ним через три дня. За это время она видела Радомана только мельком. Ей пришлось присутствовать на похоронах. Рядом стоял Радоман. Он, плотно сжав губы, наблюдал, как богато украшенный саркофаг с телом короля Адальберта опускают в специально отведенную нишу в склепе Хадевальдингов, но на нее так и не взглянул.
Радоман пришел только сегодня утром. Он сухо извинился, что не уделил молодой жене достаточно внимания в связи со смертью короля, и сообщил, что уезжает на коронацию, а после нее должен объехать весь Кармакам, дабы принять присягу верности у местной знати. Так велит обычай.
– Весь Эльвиал в вашем распоряжении. Любое ваше желание будет исполнено. Если что-нибудь вас будет беспокоить, обращайтесь к моей матери – королеве. – Он кивнул и решительно вышел, оставив Фредегонду одну. И кто она теперь? Ни невеста, ни жена, брошенная одной в чужом доме.
Роденка оправдывала его поведение смертью Адальберта, но гордость ее была уязвлена. Что ж, пусть вернется, там время покажет. Пока она занялась изучением Эльвиала. Его величественно именовали дворцом, внутри он действительно казался роскошным. Но снаружи здание больше походило на неприступный замок.
Фредегонда бродила по извилистым коридорам, рассматривала залы, завешанные старинными гобеленами, взбиралась на смотровые площадки на башнях, откуда Аларус было видно как на ладони. Придворные важливо кланялись ей, воздавали необходимые почести, солдаты караула недоумевающе смотрели на ее старания изучить все подробности замка. Постепенно Фредегонда совсем освоилась и даже начала привыкать к новому месту пребывания. Однажды ей захотелось осмотреть тронную залу. Она толкнула массивные двери, украшенные затейливой резьбой и листовым золотом. Перед Фредегондой открылось огромное полутемное помещение, освещенное факелами. Ее глаза быстро привикли к полутьме, так комнаты ее родового замка также особо не изобиловали светом. Потолок утопал в полутени где-то на высоте второго этажа. Кажется, он был расписан какими-то узорами, но разобрать подробнее оказалось невозможно. Сама зала оказалась заставлена скамьями, которые размещались и посредине, и вдоль стен. Под стенами во тьме прятались статуи королей из рода Хадевальдингов. Сам трон освещался неровным светом факелов и потому хорошо прорисовывался на фоне теней. Он стоял на возвышении и не представлял собой ничего примечательного. Обычное кресло с высокой спинкой. Рядом со ступенями, ведущими к трону, полыхала пламенем горящая жаровня. Справа стояла подставка, на которой поколися огромный меч, а слева – такая же подставка, только с позолоченным сундучком. Фредегонда осторожно подошла к мечу. Он отбывал блики огня. Игра света и тени на стали казалась неисчерпаемой и вечной. Вдоль протягнулись письмена, которые роденка не смогла прочесть. В рукоятку был вделан один крупный камень и два поменьше, все одинаково неопределенного цвета. Таким оружием мог пользоваться только довольно сильный мужчина.
Полюбовавшись мечом, девушка взошла по ступеням и села на трон. Все равно рядом никого не было. «Я имею право сидеть здесь», – промелькнула мисль, и роденка улыбнулась сама себе. Она закрыла глаза и представила себя Единственной и Великой королевой, властительницей, перед которой падает ниц весь Кармакам. У нее даже больше власти, чем у Азаваль, правительницы Милаваля. Вот приходять люди, о чем то просят ее, и она щедрым жестом своей благородной души одаривает их неслыханными благами, вот приходит другой человек, и лживы его уста. Королева указывает на меч, и стражники волокут извивающегося и вопящего просителя куда-то в темноту. Да, власть очень притягательна, а ведь она и так почти достигла ее вершин, став супругой короля…
Фредегонда почувствоала на себе чей то колкий, цепкий, тяжелый взгляд. Она открыла глаза и даже легонько вскрикнула. Из полутьмы, как призрак, вырисовывалась высокая фигура в черном. Перед нею стояла Фирина, вдовствующая королева, которой явно не по душе пришлось присутсвие роденки в тронном зале.
–Дочь моя, бремя власти слишком тяжело, что бы возлагать его на хрупкие плечи, - женщина явно иронизировала, поскольку ни одну часть тела Фредегонды нельзя было назвать хрупкой. Говорила Фирина тихо, но эхо в полупустом зале разносило ее слова во все углы.
Фредегонда, как пойманный вор, во все глаза уставилась на приближающуюся к ней фигуру. Под кожей забегали мурашки, но она плотнее вцепилась в подлокотники трона и упрямо ответила:
–Я имею право здесь сидеть. Я новая королева Кармакама.
Фирину явно позабавил такой ответ, она тихо рассмеялась, и звуки смеха опять разнеслись по всему залу.
–Дорогая моя, вас еще никто не короновал. Пока коронуют только наследника престола, а его супругу лишь потом. Не стоит спешить, у вас еще будет много времени, проведеного в этом зале, но отнюдь не на троне. Вы понимаете, о чем я?
–Как знать, какой жребий выбрала всесильная Судьба… – Фредегонда ответила резко, но неосторожно.
–Вы думаете, что Радоман позволит вам править королевством? Что вы сможете сильно влиять на него? –удивленно повела бровями Фирина. – В этом случае напрашивается один вывод: либо вы слишком наивны, либо очень преувеличиваете свои силы.
–Почему вы так уверенны в этом?
–Я знаю свого сына лучше, чем кто-либо. Да и вам самим, я думаю, уже довелось оценить его нрав. Он король, и не позволит никому посягать на свою власть, тем более женщине.
–А если я покорю его? –Фредегонда встала и дерзко выпрямилась во весь рост.
–Покорите его? Любопытно, как вы собираетесь это делать? За Радоманом уплетались первые красавицы Эльвиала, но он их быстро бросал. Даже если он полюбит какую-то женщину, он вряд ли допустит ее вмешательство в государственные дела. Не тешьте себя надеждами, что он испытывает к вам какие-нибудь чувства, если видел вас несколько раз. В вашем отношении он просто исполнил долг.
–Но ваш сын получил жену благородних кровей и огромное приданое, состоящее из земель и ценностей.
Фирина метнула молнию взглядом, но сдержалась и язвительно ответила:
–Вот чем вы измеряете человеческие жизни и все прелести войны, которая разрушала королевство изнутри. Теперь мне известны ваши основные помыслы и желания. Вам нужна власть.
–А разве вы не из тех же мотивов отдались старику-королю? Разве вы в свое время тоже не использовали свои прелести, дабы устранить старую королеву, заполучить корону и возвысить свой захудалый угасающий род?
Это был жесткий удар, но Фирина его выдержала и спокойно ответила:
–Дочь моя, вы говорите так, как говорят все. За долгие годы я привыкла к таким слухам о себе. Но мало кто знает, как досталась мне корона, что я вытерпела и рада ли ей была вообще. Что ж, я расскажу вам…
Фирина подняла глаза к потолку. Кто знает, что она увидела там, где было сложно вообще что-нибудь разглядеть.
– Я была фрейлиной королевы Амелии, молодой, глупой, наивной и беззаботной. Мои родственники считали величайшей честью и благословением Судьбы то, что им удалось пристроить меня к окружению королевы. У меня был жених, и вскоре должна была достояться свадьба. Однако этому не суджено сбыться. Король Адальберт на тот момент был уже немолодым мужчиной. Он прожил с Амелией около двадцати лет, но Судьба не подарила им наследников. И тогда король решил расторгнуть брак и найти новую жену. Я до сих пор задаю себе вопрос: почему его выбор пал на меня? Боги на Высоком Небе не обделили меня здоровьем. Может, мои щеки выглядели слишком румяно, а мои бедра казались пышными? В глазах Адальберта я была племенной кобылой, плодовитой самкой, которая нарожает ему много детей. Я хотела убежать, спрятаться, исчезнуть. Поверьте, я совсем не хотела носить корону. Но мои родственники заперли меня дома и где уговорами, а где и силой заставили стать супругой человека, старшего за меня лет на тридцать… Как видите, я родила троих сыновей, и король остался доволен своим выбором…
В зале повисла напряженная тишина, только было слышно, как на улице протяжно заскрипели ставни – игрушка для холодного ветра. Фредегонда не ожидала такого признания от Фирины, но не хотела признавать свои обвинения ложными. «Вы лжете!» – захотелось ей крикнуть во весь голос, а потом спустится с возвышения и запустить свои руки в уложенные темные волосы королевы-матери, что-бы рвать их клочьями. Но роденка не могла позволить себе такое сделать и молча сидела, дыша тяжело и прерывисто.
– Ответьте мне одно, дорогая невестка, – тихо проговорила Фирина, – если бы мой сын был старше лет на двадцать, уродливе и дурного нрава, вы бы вышли за него?
– Да, – просто, без тени сомнения, ответила Фредегонда.
–По своей воле?
– Все знатные девицы спят и видять себя королевами. Это огромная честь. А мне такое счастье досталось по воле Судьбы.
– Вам такое счастье досталось из-за предприимчивости вашего батюшки. – Королева-мать повернулась и направилась к выходу. Легким эхо разнесся по залу звук ее шагов. Уже возле двери она снова повернулась к невестке. Та сидела, гордо випрямившись.
– Насладитесь троном, пока здесь нет никого.
Где-то глубоко в серце Фредегонды заполз холодок. Она поняла, что нажила себе опасного врага.
Медленно и тяжело несла свои воды Эка. Широко протянулась она вдоль горизонта. Переправиться через такую реку было делом не из легких. После первых сентябрьских дождей Эка располнела, как беременная кошка. День выдался хмурым, туманным, моросящий дождь прерывался и снова начинался. Небо окрасилось в свинцовый цвет. Такого же цвета были и воды реки. Казалось, они слились в одно что-то неприятно мокрое и серое.
Радоман стоял, опершись ногою о причал. Голова его была непокрыта, за шиворот попало немного воды, и он слегка морщился. Да, неприятный денек выдался, что-бы встречать невесту. По реке скоро должна была прибыть Фредегонда Роденская. Радоман оглянулся. Из туманной завесы доносились голоса его соратников и советников, братьев по мечу. Здесь были почти все: Руперт Железноногий, Леонус Брудский, Ремис Вельян… Они сошлися в круг, смеялись и шутили, время от времи раздавались взрывы их дружного хохота. Среди них осторожно и боязливо терся Коломан, жадно прислушивавшийся к разговорам старших за возрастом бывалых воинов. Дальше выделялась другая группа, где центром внимания выступал Велиман. Одетый в яркие франтовские одежды и алый плащ, он как-то странно контрастировал с окружающей серой местностью и казался пятном крови, пролитой на голых камнях.
Радоман отвернулся и опять невидящим взором уставился в реку. Ему не было дела до оживленного возбуждения окружающих. Брак с Фредегондой Роденской сулил большие выгоды: Кармакам обойдет война, Роден с его огромными землями уже никогда не отделится от короны. Роден, мятежный край, рассадник грабителей, мародеров и разбойников… Принц уловил взглядом какую-то точку, внимательно вгляделся, но быстро понял, что это только рябь на реке. Однако то, что произошло с ним несколько дней назад, обманом зрения назвать никак нельзя…
После последней встречи с Лией он вел себя сдержанно, занялся свадебными хлопотами. Обычные дела, суета. Король Адальберт расхворался, и Радоману пришлось вместо него встречать поситителей, просителей, доносчиков, счетоводов, священников и прочий люд. Под сводами Большого Чертога раздавался его зычный голос, который самому принцу казался чужим и неизвестным. Повседневные дела несколько отвлекли его от удушающих мислей. Радоман сам заставлял себя делать больше обычного, чтобы ночью, падая на просторное ложе, проваливаться в глибокий сон, ни о чем не думая. Придворные поздравляли его с предстоящим бракосочетанием, он сдержанно кивал головой, и люди старались поспешно отойти от него. Радоман краем глаза видел, что они его побиваються. Сначала это его веселило, потом начало раздражать. Он чуть не сорвался, когда Велиман, сладко закатив глаза, пожелал ему поскорее найти утешение в обятиях молодой жены. Радоман только сверкнул глазами и ничего не сказал. И только мать, молчаливая королева Фирина, казалось, как то умиротворяла его. Они мало говорили, иногда сталкиваясь в коридорах Эльвиала, но он чувствовал, что она все понимает, все знает. Женщина не упоминала о свадьбе, не увещевала его ненужными наставленими, хотя как мать она должна была с ним обсуждать это. Фирина молчала, в углах карих глаз залегли тени, губы плотно сомкнулись. Радоман был благодарен ей за это бессловесное понимание.
Но проснувшись ранним утром, он не справился с эмоциями, которые накопил в себе. Боль пришла внезапная и жгучая. Радоман вскочил и распахнул окно, наполнил легкие свежим утренним воздухом. Начинался солнечный денек, обещающий уморить жителей Аларуса очередной порцией жары, может быть, последней в уходящем лете. Не долго думая, он кое-как оделся и выбежал во двор. В обычно шумних коридорах никого еще не было, только стражники, зевая, лениво переговаривались меж собой. В конюшне Радоман растолкал полусонного конюха, который, слабо соображая, кое-как оседлал любимого коня принца – Резвого. Высокий черный жеребец не каждому был по силе, впрочем он никого и не желал слушаться, кроме хозяина.
Радоман вскочил в седло и галопом погнал коня. Перехожих на улице было мало, город только просыпался, поэтому он не боялся кого-нибудь сбить. Крестьяне, которые с утра пораньше везли на рынок вырощенную зелень, боязливо жались к стенам домов. Радоман выехал из богатых кварталов в бедные, мощеная дорога сменилась грунтовой, и из под копыт Резвого во все стороны полетели комья грязи.
Внезапно ему показалось, как какая то тень кубарем кинулась под коня. Радоман мог бы ехать и дальше, но ему совсем не хотелось сбивать людей. Выругавшись, он натренированными руками мигом натянул поводья, заставив жеребца взвиться на дыбы. Животное пронзительно заржало, а когда приняло горизонтальное положение, всадник с удивлением увидел перед собой бабку, опиравшуюся на палку. Она спокойно стояла посреди дороги, не выказывая ни малейшего страха перед разгоряченным конем, который был не менее раздражен, чем его хозяин. На ее худощавой фигуре болталось темное платье с капюшоном, скрывающим пол-лица. На первый взгляд она казалась старой, однако при внимательном рассмотрении можно было заметить, что морщин на остром лице совсем мало, а синие глаза, живые, горящие, вовсе не могут принадлежать старухе. Скорее эта женщина только вошла в пору увядания. Возраст посеребрил ее волосы, но не обезобразил лица и не отнял живости движений.
– Эй, старуха, уйди с дороги! Или тебе жизнь не дорога? – раздраженно крикнул Радоман.
– И не подумаю, – спокойно ответила она. Синие глаза в упор смотрели на него, не мигая. Принца Кармакамского это все начинало основательно злить.
– Уйди, ведьма! Ты знаешь, с кем разговариваешь? Не советовал бы мне перечить, – процедил он.
– Я прекрасно знаю кто ты, – сощурила глаза старуха. – Ты Радоман Хадевальдинг, старший сын короля Адальберта, наследник престола.
– И ты, зная кто я, смеешь дерзить мне?! Сама виновата, старуха!
Радоман дернул поводья, но конь не повиновался ему. Животнное крутилось на месте, фыркая, отчаянно водя белками глаз. Женщина по-прежнему стояла неподвижно на месте. В голове у принца возникла смутная догадка.
– Я не пущу тебя туда, куда ты направляешься.
Он вскочил с седла и, не помня себя, подбежал вплотную к бабке, еле сдержав себя, чтоб не сгрести ее за полы плаща и не затрясти, как листик.
– Откуда ты, знаешь, куда я еду? Да кто ты вообще такая? Как смеешь мне указывать? Ты знаешь, что я с тобой могу сделать? – не сдерживая себя, закричал он.
Старуха не отступила. Она продолжила стоять на месте, как незыблемая скала.
– Мне ты ничего не сделаешь, потомок Хадевальда. Я знаю, что ты не тронешь меня. Да и сама сумею себя за себя постоять. – она откинула капюшон, обнажив спутанные седые волосы. – Я Белирунда, тетка Лии.
Радоман опешил. Его догадка подтвердилась. Вот она, та загадочная опекунка, которая мешала их встречам с Лией. И чего же она хочет?
– Что вам надо? – холодно спросил он. – Почему вы встаете у меня на пути?
– Я не хочу, что бы ты ехал в лес.
– Какое вам дело, куда я еду? В своем королевстве я волен разъезжать куда и как мне захочется. Здесь приказываю я, а не вы,– процедил сквозь зубы Радоман, слегка охладив свой пыл.
– Да, здесь принц Кармакамский прав, – слегка вздохнула женщина, впервые выдав свои эмоции. – Мы нещасные беглецы, без разрешения забравшиеся в чужое королевство. Мы здесь никто. Однако где бы мы ни были, я не оставлю Лию без защиты.
– Лия? – встрепенулся Радоман. Сердце его быстро забилось, мысли потеряли стройность. – С нею что то случилось?
– Хвала Судьбе, с нею все хорошо, – глаза Белирунды сверкнулы недобрым огоньком. – Пока что. Но ты не должен ее видеть. Ведь твой путь лежал в лес, не так ли?
– А если и так, то что? Вы хотите мне запретить? – вскинул бровь Радоман. Этот розговор порядком уже надоел ему. Он хотел услышать какие-нибудь вести о Лие.
– Я могла бы применить силу, но не стану этого делать, – тон ее стал несколько мягче. – Я хочу попросить тебя не ездить больше в лес, не искать ее.
– Почему? Или я негодная пара для вашей племянницы? Другие бы за счастье почитали, что их дочь почтил вниманием принц Кармакама, – взгляд его стал холодным, пронзительным, будто бы Белирунда одна была виновата в его несостоявшейся любви.
– Радоман, – уже мягко сказала женщина. – Ты же прекрасно понимаешь, что произошло. Лия только недавно успокоилась, только-только оправилась от вашого расставания, только снова научалась немного смеяться. А ты снова хочеш разбередить ее рану, снова кинуть в пучину боли. Я много наслышана о тебе, и молва говорит, что ты суров и непреклонен, поступь твоя тяжела, лицо не озаряет улыбка, а от взгляда твоего лучше упрятаться подальше. Лия не считает тебя таковым. Неужели серце твое подобно камню, неужто у тебя нет ни капли жалости к той, которую ты любил?
Он молча слушал и понимал, что женщина права. Внутри у него все переворачивалось. Белирунда же продолжала:
– Мы не долго задержимся здесь. Как только я получу нужные вести, мы тронемся в путь. У Лии своя судьба, у тебя – своя. Не мучь ее своими приездами. Прошу тебя, Радоман…
Он молча развернулся и пошел. Как же ему хотелось расспросить о Лии, узнать о ней побольше, но, собрав свою волю в кулак, Радоман сел на коня и поехал назад, не оборачиваясь. Спиной он чувствовал взгляд Белирунды, и была в нем какая-то затаянная неприязнь, но вместе с тем – и благодарность.
Все это вспомнилось Радоману тепер, когда он вглядывался в серую муть реки, высматривая корабли роденцев. Да, неприятный выдался денек для встречи невесты. Это показалось ему дурным знаком, но принц отмахнулся от этой мысли. Не слишком ли кармакамцы суеверны? Глупости!
По реке проплывала коряга, и его блуждающий взгляд зацепился за это черное пятно посреди серой ряби. Засмотревшись на него, он встрепенуляся лиш тогда, когда сзади послышались крики:
– Плывут! Я вижу корабли! Вон они!
Радоман всмотрелся в горизонт и заметил несколько черных точек, которые стремительно приближались. Кораблями назвать их пока еще было сложно, но несомненно, что наконец показался флот Фредегонды Роденской. Он распрямился, чувствуя, как прихлинула кров к затекшим ногам. Вокруг тотчас образовалась толпа. Свита Радомана перемешалась с приверженцами Велимана.
– Ваше высочество! Какое счастье! Наконец то прибыла ваша невеста!
Подхалим тотчас умолк под пронзительным взглядом Радомана. Принцу самому стало интересно: какова же она, эта пресловутая Фредегонда, отец которой развязал войну, чтобы устроить брак дочери? Слухи доходили саме разнообразные: одни говорили, что Фредегонда чуть краше жабы, другие описывали ее как красавицу из древних баллад. Но молва сходилась в одном: нрав у наследницы Родена непростой. Радоман хоть и не показывал виду, но все же прислушивался к разговорам: как-никак, речь шла о его будущей супруге.
Меж тем, корабли приближались, и через час продолжительного и нетерпеливого ожидания толпа, собравшаяся на берегу, могла воочию лицезреть три крупних ладьи, подошедших к причалу. Несомненно, это были боевые корабли. Герцог Роденский не совсем доверял королю Адальберту, раз послал именно их. С другой стороны, они везли его самое большое сокровище – единственную наследницу и будущую королеву Кармакама. Первая ладья была несколько переделана для удобства Фредегонды, пребываещей на нем. На берегу собралось много зрителей, которые пришли посмотреть на прибытие невесты принца несмотря на туман и мелкую морось.
Радоман слегка отступил назад, когда рослый коренастый матрос накинул толстую веревку на причал. Из пристройки на борту появился високий лысоватый мужчина в богатом наряде и объявил:
– Фредегонда Роденская!
Грянули трубы, простонародье свистело и топало ногами. Из этой же пристройки появился крепкий суровый воин в длинной кольчуге, при полном вооружении, который и вывел под руку дочь герцога Роденского, закутанную в длинную вуаль. За ними гуськом вышли две сопровождающие дамы и три служанки. Одна из них поддерживала длинное платье Фредегонды. Она ступала осторожно, величаво, очень долго спускалась по трапу, воин в кольчуге почтительно и терпеливо держал ее при этом за руку. Наконец он подвел свою подопечную к Радоману. В нем принц узнал бывшего пирата, ближайшего советника и вассала герцога Роденского Рибуса Одноглазого. У него действительно не хватало левого глаза, что ничуть не мешало ему снискать не только боевую славу, но и славу весьма жестокого человека.
– Приветствую вас, Радоман, принц Кармакамский, и вручаю в ваши руки достойнейшую жемчужну Родена. Берегите ее во имя мира и процветания в нашем королевстве, – прохрипел он, отвесив легкий поклон и влаживая руки Фредегонды, заколюченные в бежевые перчатки, под стать остальному наряду, в руки Радомана.
Радоман в его голосе услышал скрытую угрозу, но виду не подал. «Надо пронаблюдать за ним», – отметил он про себя.
– Ваши желания совпадают с моей волей. Да будет так, – ответил принц, показывая, кто все таки стоит выше. Рибус кивнул и отступил в сторону.
– Я рад, что наконец-то ваше долгое и утомительное путешествие закончилось. К вашим услугам все щедроты Эльвиала и Аларуса, – бесцветно, без эмоций проговорил Радоман. Ему не терпелось посмотреть на невесту, им двигало одно любопытство. Он резким движением откинул вуаль с лица Фредегонды.
Она подняла на него свои водянистые, несколько навыкате, бесцветно-серые глаза. Лицо наследницы Родена оказалось вытянутым, с круглыми румяными щеками. Из-под легких тонких платков, обрамлявших ее голову, выбивались пряди волос серо-мишиного цвета.
Фредегонда ни порадовала, ни разочаровала Радомана. «Что ж, могло быть и хуже» – мелькнуло у него в голове.
– Господин, – заговорила она, выявив свой приятный голос, – меня передали в ваши руки. – Что вы прикажете делать дальше?
– Я не позволю вам ни мгновения мокнуть на этом мрачном берегу. Сейчас мы отправимся в Эльвиал, где вы сможете отдохнуть и приготовиться к завтрашней церемонии, – учтиво, но холодно ответил Радоман.
Он повел ее к богатым носилкам, поджидавшим поблизости, и помог взобраться внутрь. Женская свита Фредегонды последовала за ней. Радоман взобрался на коня и легким шагом поехал рядом с рушившими носилками. Вельможи разобрали своих лошадей, простонародье постепенно расходилось. Берег Эки опустел, только ладьи легонько раскачивались на волнах, напоминая о прибитии будущей королевы.
Фредегонда то и дело посматривала в окошко, интересуясь видами столицы Кармакама, и постоянно перед ее глазами маячил Радоман, величественно восседавший на огромном черном жеребце. Он бесстрасто смотрел перед собой и не обращал никакого внимания на дождь, который усилился.
– Какой мужчина! – мечтательно воскнинула одна из фрейлин. – Убеждаюсь, что все слухи о нем, что доходили до Родена, не так уж преувеличенные. Хоть у принца и устрашающий вид, но внутри он должен быть очень страстным. Сколько женщин он покорил?
Фредегонда повернулась, в глазах блеснул огонек.
– Да, ты права. Он действительно хорош собой. Хвала Судьбе, мой отец не выдал меня за какого-то старикашку, а нашел лучшую партию в Кармакаме. Мой жених не только будущий король, но и ко всему же не урод. Меня не заботит, сколько любовних побед одержал принц Кармакамский. Завтра он станет моим мужем, и владеть им буду только я.
Девушки принялись все вместе разглядывать Радомана, который вообще ни о чем не подозревал.
– Какие у него широкие плечи!
– Как он уверенно держится на лошади!
«Да, да, да!» – молча оглашалась Фредегонда, чувствуя, что волнуется все больше и больше.
Радоман стоял, опершись ногою о причал. Голова его была непокрыта, за шиворот попало немного воды, и он слегка морщился. Да, неприятный денек выдался, что-бы встречать невесту. По реке скоро должна была прибыть Фредегонда Роденская. Радоман оглянулся. Из туманной завесы доносились голоса его соратников и советников, братьев по мечу. Здесь были почти все: Руперт Железноногий, Леонус Брудский, Ремис Вельян… Они сошлися в круг, смеялись и шутили, время от времи раздавались взрывы их дружного хохота. Среди них осторожно и боязливо терся Коломан, жадно прислушивавшийся к разговорам старших за возрастом бывалых воинов. Дальше выделялась другая группа, где центром внимания выступал Велиман. Одетый в яркие франтовские одежды и алый плащ, он как-то странно контрастировал с окружающей серой местностью и казался пятном крови, пролитой на голых камнях.
Радоман отвернулся и опять невидящим взором уставился в реку. Ему не было дела до оживленного возбуждения окружающих. Брак с Фредегондой Роденской сулил большие выгоды: Кармакам обойдет война, Роден с его огромными землями уже никогда не отделится от короны. Роден, мятежный край, рассадник грабителей, мародеров и разбойников… Принц уловил взглядом какую-то точку, внимательно вгляделся, но быстро понял, что это только рябь на реке. Однако то, что произошло с ним несколько дней назад, обманом зрения назвать никак нельзя…
После последней встречи с Лией он вел себя сдержанно, занялся свадебными хлопотами. Обычные дела, суета. Король Адальберт расхворался, и Радоману пришлось вместо него встречать поситителей, просителей, доносчиков, счетоводов, священников и прочий люд. Под сводами Большого Чертога раздавался его зычный голос, который самому принцу казался чужим и неизвестным. Повседневные дела несколько отвлекли его от удушающих мислей. Радоман сам заставлял себя делать больше обычного, чтобы ночью, падая на просторное ложе, проваливаться в глибокий сон, ни о чем не думая. Придворные поздравляли его с предстоящим бракосочетанием, он сдержанно кивал головой, и люди старались поспешно отойти от него. Радоман краем глаза видел, что они его побиваються. Сначала это его веселило, потом начало раздражать. Он чуть не сорвался, когда Велиман, сладко закатив глаза, пожелал ему поскорее найти утешение в обятиях молодой жены. Радоман только сверкнул глазами и ничего не сказал. И только мать, молчаливая королева Фирина, казалось, как то умиротворяла его. Они мало говорили, иногда сталкиваясь в коридорах Эльвиала, но он чувствовал, что она все понимает, все знает. Женщина не упоминала о свадьбе, не увещевала его ненужными наставленими, хотя как мать она должна была с ним обсуждать это. Фирина молчала, в углах карих глаз залегли тени, губы плотно сомкнулись. Радоман был благодарен ей за это бессловесное понимание.
Но проснувшись ранним утром, он не справился с эмоциями, которые накопил в себе. Боль пришла внезапная и жгучая. Радоман вскочил и распахнул окно, наполнил легкие свежим утренним воздухом. Начинался солнечный денек, обещающий уморить жителей Аларуса очередной порцией жары, может быть, последней в уходящем лете. Не долго думая, он кое-как оделся и выбежал во двор. В обычно шумних коридорах никого еще не было, только стражники, зевая, лениво переговаривались меж собой. В конюшне Радоман растолкал полусонного конюха, который, слабо соображая, кое-как оседлал любимого коня принца – Резвого. Высокий черный жеребец не каждому был по силе, впрочем он никого и не желал слушаться, кроме хозяина.
Радоман вскочил в седло и галопом погнал коня. Перехожих на улице было мало, город только просыпался, поэтому он не боялся кого-нибудь сбить. Крестьяне, которые с утра пораньше везли на рынок вырощенную зелень, боязливо жались к стенам домов. Радоман выехал из богатых кварталов в бедные, мощеная дорога сменилась грунтовой, и из под копыт Резвого во все стороны полетели комья грязи.
Внезапно ему показалось, как какая то тень кубарем кинулась под коня. Радоман мог бы ехать и дальше, но ему совсем не хотелось сбивать людей. Выругавшись, он натренированными руками мигом натянул поводья, заставив жеребца взвиться на дыбы. Животное пронзительно заржало, а когда приняло горизонтальное положение, всадник с удивлением увидел перед собой бабку, опиравшуюся на палку. Она спокойно стояла посреди дороги, не выказывая ни малейшего страха перед разгоряченным конем, который был не менее раздражен, чем его хозяин. На ее худощавой фигуре болталось темное платье с капюшоном, скрывающим пол-лица. На первый взгляд она казалась старой, однако при внимательном рассмотрении можно было заметить, что морщин на остром лице совсем мало, а синие глаза, живые, горящие, вовсе не могут принадлежать старухе. Скорее эта женщина только вошла в пору увядания. Возраст посеребрил ее волосы, но не обезобразил лица и не отнял живости движений.
– Эй, старуха, уйди с дороги! Или тебе жизнь не дорога? – раздраженно крикнул Радоман.
– И не подумаю, – спокойно ответила она. Синие глаза в упор смотрели на него, не мигая. Принца Кармакамского это все начинало основательно злить.
– Уйди, ведьма! Ты знаешь, с кем разговариваешь? Не советовал бы мне перечить, – процедил он.
– Я прекрасно знаю кто ты, – сощурила глаза старуха. – Ты Радоман Хадевальдинг, старший сын короля Адальберта, наследник престола.
– И ты, зная кто я, смеешь дерзить мне?! Сама виновата, старуха!
Радоман дернул поводья, но конь не повиновался ему. Животнное крутилось на месте, фыркая, отчаянно водя белками глаз. Женщина по-прежнему стояла неподвижно на месте. В голове у принца возникла смутная догадка.
– Я не пущу тебя туда, куда ты направляешься.
Он вскочил с седла и, не помня себя, подбежал вплотную к бабке, еле сдержав себя, чтоб не сгрести ее за полы плаща и не затрясти, как листик.
– Откуда ты, знаешь, куда я еду? Да кто ты вообще такая? Как смеешь мне указывать? Ты знаешь, что я с тобой могу сделать? – не сдерживая себя, закричал он.
Старуха не отступила. Она продолжила стоять на месте, как незыблемая скала.
– Мне ты ничего не сделаешь, потомок Хадевальда. Я знаю, что ты не тронешь меня. Да и сама сумею себя за себя постоять. – она откинула капюшон, обнажив спутанные седые волосы. – Я Белирунда, тетка Лии.
Радоман опешил. Его догадка подтвердилась. Вот она, та загадочная опекунка, которая мешала их встречам с Лией. И чего же она хочет?
– Что вам надо? – холодно спросил он. – Почему вы встаете у меня на пути?
– Я не хочу, что бы ты ехал в лес.
– Какое вам дело, куда я еду? В своем королевстве я волен разъезжать куда и как мне захочется. Здесь приказываю я, а не вы,– процедил сквозь зубы Радоман, слегка охладив свой пыл.
– Да, здесь принц Кармакамский прав, – слегка вздохнула женщина, впервые выдав свои эмоции. – Мы нещасные беглецы, без разрешения забравшиеся в чужое королевство. Мы здесь никто. Однако где бы мы ни были, я не оставлю Лию без защиты.
– Лия? – встрепенулся Радоман. Сердце его быстро забилось, мысли потеряли стройность. – С нею что то случилось?
– Хвала Судьбе, с нею все хорошо, – глаза Белирунды сверкнулы недобрым огоньком. – Пока что. Но ты не должен ее видеть. Ведь твой путь лежал в лес, не так ли?
– А если и так, то что? Вы хотите мне запретить? – вскинул бровь Радоман. Этот розговор порядком уже надоел ему. Он хотел услышать какие-нибудь вести о Лие.
– Я могла бы применить силу, но не стану этого делать, – тон ее стал несколько мягче. – Я хочу попросить тебя не ездить больше в лес, не искать ее.
– Почему? Или я негодная пара для вашей племянницы? Другие бы за счастье почитали, что их дочь почтил вниманием принц Кармакама, – взгляд его стал холодным, пронзительным, будто бы Белирунда одна была виновата в его несостоявшейся любви.
– Радоман, – уже мягко сказала женщина. – Ты же прекрасно понимаешь, что произошло. Лия только недавно успокоилась, только-только оправилась от вашого расставания, только снова научалась немного смеяться. А ты снова хочеш разбередить ее рану, снова кинуть в пучину боли. Я много наслышана о тебе, и молва говорит, что ты суров и непреклонен, поступь твоя тяжела, лицо не озаряет улыбка, а от взгляда твоего лучше упрятаться подальше. Лия не считает тебя таковым. Неужели серце твое подобно камню, неужто у тебя нет ни капли жалости к той, которую ты любил?
Он молча слушал и понимал, что женщина права. Внутри у него все переворачивалось. Белирунда же продолжала:
– Мы не долго задержимся здесь. Как только я получу нужные вести, мы тронемся в путь. У Лии своя судьба, у тебя – своя. Не мучь ее своими приездами. Прошу тебя, Радоман…
Он молча развернулся и пошел. Как же ему хотелось расспросить о Лии, узнать о ней побольше, но, собрав свою волю в кулак, Радоман сел на коня и поехал назад, не оборачиваясь. Спиной он чувствовал взгляд Белирунды, и была в нем какая-то затаянная неприязнь, но вместе с тем – и благодарность.
Все это вспомнилось Радоману тепер, когда он вглядывался в серую муть реки, высматривая корабли роденцев. Да, неприятный выдался денек для встречи невесты. Это показалось ему дурным знаком, но принц отмахнулся от этой мысли. Не слишком ли кармакамцы суеверны? Глупости!
По реке проплывала коряга, и его блуждающий взгляд зацепился за это черное пятно посреди серой ряби. Засмотревшись на него, он встрепенуляся лиш тогда, когда сзади послышались крики:
– Плывут! Я вижу корабли! Вон они!
Радоман всмотрелся в горизонт и заметил несколько черных точек, которые стремительно приближались. Кораблями назвать их пока еще было сложно, но несомненно, что наконец показался флот Фредегонды Роденской. Он распрямился, чувствуя, как прихлинула кров к затекшим ногам. Вокруг тотчас образовалась толпа. Свита Радомана перемешалась с приверженцами Велимана.
– Ваше высочество! Какое счастье! Наконец то прибыла ваша невеста!
Подхалим тотчас умолк под пронзительным взглядом Радомана. Принцу самому стало интересно: какова же она, эта пресловутая Фредегонда, отец которой развязал войну, чтобы устроить брак дочери? Слухи доходили саме разнообразные: одни говорили, что Фредегонда чуть краше жабы, другие описывали ее как красавицу из древних баллад. Но молва сходилась в одном: нрав у наследницы Родена непростой. Радоман хоть и не показывал виду, но все же прислушивался к разговорам: как-никак, речь шла о его будущей супруге.
Меж тем, корабли приближались, и через час продолжительного и нетерпеливого ожидания толпа, собравшаяся на берегу, могла воочию лицезреть три крупних ладьи, подошедших к причалу. Несомненно, это были боевые корабли. Герцог Роденский не совсем доверял королю Адальберту, раз послал именно их. С другой стороны, они везли его самое большое сокровище – единственную наследницу и будущую королеву Кармакама. Первая ладья была несколько переделана для удобства Фредегонды, пребываещей на нем. На берегу собралось много зрителей, которые пришли посмотреть на прибытие невесты принца несмотря на туман и мелкую морось.
Радоман слегка отступил назад, когда рослый коренастый матрос накинул толстую веревку на причал. Из пристройки на борту появился високий лысоватый мужчина в богатом наряде и объявил:
– Фредегонда Роденская!
Грянули трубы, простонародье свистело и топало ногами. Из этой же пристройки появился крепкий суровый воин в длинной кольчуге, при полном вооружении, который и вывел под руку дочь герцога Роденского, закутанную в длинную вуаль. За ними гуськом вышли две сопровождающие дамы и три служанки. Одна из них поддерживала длинное платье Фредегонды. Она ступала осторожно, величаво, очень долго спускалась по трапу, воин в кольчуге почтительно и терпеливо держал ее при этом за руку. Наконец он подвел свою подопечную к Радоману. В нем принц узнал бывшего пирата, ближайшего советника и вассала герцога Роденского Рибуса Одноглазого. У него действительно не хватало левого глаза, что ничуть не мешало ему снискать не только боевую славу, но и славу весьма жестокого человека.
– Приветствую вас, Радоман, принц Кармакамский, и вручаю в ваши руки достойнейшую жемчужну Родена. Берегите ее во имя мира и процветания в нашем королевстве, – прохрипел он, отвесив легкий поклон и влаживая руки Фредегонды, заколюченные в бежевые перчатки, под стать остальному наряду, в руки Радомана.
Радоман в его голосе услышал скрытую угрозу, но виду не подал. «Надо пронаблюдать за ним», – отметил он про себя.
– Ваши желания совпадают с моей волей. Да будет так, – ответил принц, показывая, кто все таки стоит выше. Рибус кивнул и отступил в сторону.
– Я рад, что наконец-то ваше долгое и утомительное путешествие закончилось. К вашим услугам все щедроты Эльвиала и Аларуса, – бесцветно, без эмоций проговорил Радоман. Ему не терпелось посмотреть на невесту, им двигало одно любопытство. Он резким движением откинул вуаль с лица Фредегонды.
Она подняла на него свои водянистые, несколько навыкате, бесцветно-серые глаза. Лицо наследницы Родена оказалось вытянутым, с круглыми румяными щеками. Из-под легких тонких платков, обрамлявших ее голову, выбивались пряди волос серо-мишиного цвета.
Фредегонда ни порадовала, ни разочаровала Радомана. «Что ж, могло быть и хуже» – мелькнуло у него в голове.
– Господин, – заговорила она, выявив свой приятный голос, – меня передали в ваши руки. – Что вы прикажете делать дальше?
– Я не позволю вам ни мгновения мокнуть на этом мрачном берегу. Сейчас мы отправимся в Эльвиал, где вы сможете отдохнуть и приготовиться к завтрашней церемонии, – учтиво, но холодно ответил Радоман.
Он повел ее к богатым носилкам, поджидавшим поблизости, и помог взобраться внутрь. Женская свита Фредегонды последовала за ней. Радоман взобрался на коня и легким шагом поехал рядом с рушившими носилками. Вельможи разобрали своих лошадей, простонародье постепенно расходилось. Берег Эки опустел, только ладьи легонько раскачивались на волнах, напоминая о прибитии будущей королевы.
Фредегонда то и дело посматривала в окошко, интересуясь видами столицы Кармакама, и постоянно перед ее глазами маячил Радоман, величественно восседавший на огромном черном жеребце. Он бесстрасто смотрел перед собой и не обращал никакого внимания на дождь, который усилился.
– Какой мужчина! – мечтательно воскнинула одна из фрейлин. – Убеждаюсь, что все слухи о нем, что доходили до Родена, не так уж преувеличенные. Хоть у принца и устрашающий вид, но внутри он должен быть очень страстным. Сколько женщин он покорил?
Фредегонда повернулась, в глазах блеснул огонек.
– Да, ты права. Он действительно хорош собой. Хвала Судьбе, мой отец не выдал меня за какого-то старикашку, а нашел лучшую партию в Кармакаме. Мой жених не только будущий король, но и ко всему же не урод. Меня не заботит, сколько любовних побед одержал принц Кармакамский. Завтра он станет моим мужем, и владеть им буду только я.
Девушки принялись все вместе разглядывать Радомана, который вообще ни о чем не подозревал.
– Какие у него широкие плечи!
– Как он уверенно держится на лошади!
«Да, да, да!» – молча оглашалась Фредегонда, чувствуя, что волнуется все больше и больше.
Часть I. Лесная королева
В нашем мире нет ничего вечного. Время строит и разрушает все так же, как и неумолимая Судьба делает неожиданные повороты на своих дорогах. Мне, одному из семерых волшебников Магического Круга, тяжело осознать, что я уже ничего не могу предпринять для спасения того, за что мы так долго сражались. Или, может быть, это гордыня подтачивает меня изнутри, и я досадую от того, что Судьба распорядилась не так, как я бы того хотел? Но сердце мое преисполнено печали, и очи мои не хотят взирать на то, что мне приходится видеть. Да, в союзе с королем Хадевальдом мы изгнали из Кармакама все зло, и защитные чары теперь стерегут границы королевства. Но Хадевальду больше не нужно волшебство, он печется лишь о роде людей, из которых сам происходит. А мои верные товарищи? Имилайна слишком занята своими сердечными невзгодами, она видит пылинки, но не замечает целой горы. Меликар готов умереть за призрачные сокровища заморских земель, и он в ближайшее время уплывет за ними в довольно сомнительной компании.Тамалон поседел от непоправимых утрат. Жизнь больше не приносит радости ему. Душа Амарны ожесточилась от долгой войны. Воительница жаждет крови и в скором времени уйдет туда, где крики воинов оглашают бранные поля. Балагуру Саметару нет дела ни до чего, лишь бы по кубкам рекой лилось вино. Наконец, Дамилон увлекся всяким чародейством и не показывается со своего подвала. Мне тяжело видеть, как распадается Магический Круг, как король принимает решения, что противоречат здравому смыслу. Я ухожу из этих земель в добровольное изгнание. Мне нечего больше делать там, где мое мастерство и искусство больше не в почете. Однако мне очень тяжело покидать Кармакам, ведь я к нему сильно привязан. Моя кровь тоже пролита в этих лесах, частица моей души вложена в общую победу.
О, люди! Остановитесь! Из всех семерых волшебников я обладаю самым сильным даром предвидения. И нет мне покоя от того, что я вижу. Пройдет три сотни лет, и однажды людская алчность и зависть погубит Кармакам. Будут сотворены страшные дела. Чары ослабеют, откроется дорога для врагов, и королевство падет под стопами Собирателя Корон. Война будет бесполезной. Может быть, ребенок самого сильного воина-иноземца, на которого укажет перст Судьбы, и старшей дочери короля Кармакама спасет положение. И тогда наступит время восстановить Магический Круг… И каждый, кто сможет прийти, вернется, ибо не будет ему покоя, не насытится он ничем. А все потому, что черпаем мы силу друг от друга, и только вместе мы – истинная сила, способная противостоять злу. И тогда потомки осознают ошибки своих предков. Только бы не было бы поздно…
Белавар, волшебник Магического Круга.
Непроходымые леса, Калеманские пещеры.
Писано в 7-й день октября, в год Великой Победы.
(Надпись на камне).
1.
Повозка медленно тащилась по размокшей дороге, петлявшей меж высоких деревьев. Был месяц март, и снега уже почти растаяли. Холодный сырой ветер налетал порывами, теребя волосы путников, пронизывая до костей. Спереди сидели и погоняли лошадей маленький сморщенный старичок с зеленой бородой и молодая девушка, кутавшаяся в плащ. Внутри крытой повозки задремала, убаюканная мерным движением, пожилая женщина.
– Моховик, мы ужев Кармакаме? – спросила девушка.
– Разве ты не видишь, Лия, что уже начались знаменитые кармакамские леса? Мы давно миновали Милаваль с его равнинами.
– Здесь так неприветливо и холодно. У меня какое-то неприятное ощущение. Неужели так будет всегда?
– Нет, вот увидишь, в Кармакаме даже очень неплохо. Просто весна только начинается и погода пока не радует. А когда потеплеет, когда деревья распустят свои листья, а цветы расстелятся удивительным ковром, ты полюбишь этот край. Он ничуть не хуже Адеванамара и Милаваля.
– Откуда ты это знаешь, Моховик? Ты уже бывал здесь?
– О, деточка, где я только не бывал. У меня хоть и короткие ноги, да я ими пол света исходил.
– Неужели в Кармакаме одни леса?
– Да нет же. Леса действительно занимают большую часть королевства, но есть и пустоши, и немного степи. Здесь текут самые чистые реки и сверкают самые прозрачные озера из тех, что мне доводилось видать. Земли в Кармакаме тучные и богатые. В лесах много дичи водится, в водоемах – рыбы. Только вот на северо-западе – одно болото. Ну да северные кармакамцы – сплошь торговцы. Они с нелимами такую торговлю развели! Нелимы им шкуры да меха возят, золотые изделия, а кармакамцы – зерно, дерево. На нелимских землях же ничего не произрастает, холод собачий. Зато у них золотые рудникиесть. Говорят, что стерегут их драконы, а нелимы им за эту службу человеческими жизнями платят. Впрочем, я там не был, поэтому утверждать не берусь. А вот на западе Кармакама – море. Местные жители рыболовлей занимаются, торглевлей не гнушаются.
– А я никогда моря не видела.
– Да нет в нем ничего примечательного. Про меня, лучше твердо на суше стоять, чем водой захлебываться. Да… А вот на юге у Кармакама беспокойные соседи.
– Это кто же? Ты о деревимах?
– Деревимы, они самые. То и дело на границы набеги учиняют. Отважные охотники.
– Я слышала о них. Разное говорят: и хорошее, и плохое. – Лия плотнее закуталась в плащ, но холод все равно донимал ее.
– Я бы лично не доверял ни одному деревиму. Довелось мне когда то с ними свидеться, – и Моховик скорчил одну из своих смешных рож, так что даже порядком уставшая и продрогшая девушка улыбнулась.
– А что, они и вправду такие страшные, как о них рассказывают?
– Обычные люди по виду. Голова, две руки, две ноги. Только вот не нужно с ними связываться.
– Почему?
– Дикие они. Нелюдимые. Силы огромной. Чужеземцев не любят. И лгуны отменные.
– Ты их так описал, словно это самый злодейский народ.
– Да нет, деревимы – не злодеи, но я их недолюбливаю. Это союз четырех племен, каждое со своим вождем. Есть среди них и оселые, а есть и кочевники. Большинство деревимов охотой промышляет.
– Значит, на восток от Кармакама Алерия находится, а Милаваль – на юго-востоке?
– Деточка, – деланно рассердился Моховик, – сколько тебя учить? Вроде бы и не глупая, и премудростей разных тебя Белирунда научила, а в сторонах света никак разобраться не можешь? Мы откуда прибыли? Из Милаваля? А едем куда? Разве не видишь, что на северо-запад?
– Ну не злись, Моховичок. – мягко улыбнулась Лия. – Я же не нарошно. Я же потому и спрашиваю тебя, что бы знать.
– Вот я уж возьмусь за твою науку, слово лесного гнома! А то Белирунда пичкает тебя разной ерундой, а то, что действительно тебе в жизни пригодиться, то не рассказывает, – он поворчал, но сразу же и обмяк. Прекрасная улыбка Лии могла обезоружить кого угодно.
– Так что там насчет Алерии? Что это за королевство?
– Вот там я как раз и не успел побывать. Знаю только, что Алерия – давнишний союзник Кармакама. А вот Милаваль – куда поинтересней!
– Из-за королевы-чародейки?
– И не только. Видишь ли, кармакамцы в Милаваль почти не заходят. Бояться.
– А что в Милавале такого страшного? Вот мы проехали, и никакое же чудище на нас не напало.
– Там они и не водятся. Но не в чудищах дело. Ты видела, что в Милавале живут разные народы: и эльфы, и гномы, и много всяких других. А вот в Кармакаме остались почти одни люди. И этим людям другие народы, кроме них, очень в диковинку.
– Как? – широко раскрыла глаза Лия. – Не может быть! Такое большое королевство, и одни люди?
– Когда то здесь проживали многие народы. Но после того, как из Кармакама было изгнано зло, они один за другим ушли. Вроде бы чего там: злых существ больше нет, и чары их развеяны. Но в королевстве стали заправлять люди, вытеснив всех остальных. Исчезли черные колдуны, но потом ушли и белые. Может быть, кто то и остался, да и тот старается жить незаметно. А если какое нибудь чудовище и забредет в Кармакам, то ютиться по нехоженым лесным дебрям, где действие защитных чар ослаблено.
– А как же мы будем жить здесь, – испугалась Лия, – в стране, где заправляют только люди, где чары витают над землей, но их никто не творит?
– А кто здесь будет знать, кто мы такие и зачем прибыли? Притом, мы собираемся жить обособленно, в лесу. Вам с Белирундой вообще нечего тревожиться, а я вообще не хочу людям на глаза показываться. – успокоил ее Моховик и покосился назад, где внутри повозки дремала их спутница. – Раз она решила, что нам надо укрыться в Кармакаме, значит, это наилучшее решение. Белирунда знает, что делает.
– Только я все в толк не возьму: почему все таки Кармакам? Да, в Адеванамаре нам жить крайне небезопасно, после всего, что случилось. – Голос Лии внезапно осекся, а на высокое чело належала легкая тень. – Но можно было бы поселиться в Милавале, в Талемании, наконец.
Лесной гном пожал плечами:
– Значит, Белирунда думает, что в Кармакаме безопаснее. Здесь живут одни люди, и древние защитные чары стережуть этот край. Картис и его приспешники сюда точно не посунутся нас искать. Хотя, если говорить по правде, мне сдается, что о нас уже давно забыли. Сколько уже времени прошло. У нового адеванамарского короля и так хватает забот. Белирунда же родом из этих мест. Наверное, она помнит еще те времена, когда Кармакам был местом битвы между Волшебниками Магического Круга и Номиланом. По правде говоря, мне иногда кажется, что ее просто тянет сюда. Может, зов крови или родной земли… Что то вроде этого. А сам я так насмотрелся на жадность большей части моих соплеменников, на их рабскую готовность служить Картису, что мне стало всеравно, куда ехать. Я готов забраться хоть на край света, только бы немного отдохнуть от всего пережитого нами. Эх, – замечтался он, – поселиться в лесной чаще, устроить себе удобное логово, побродить по лесу, поставить силки на мелкую зверюшку… Чем не жизнь?
Лия только задумчиво покачивалась в такт движению. Моховик весело потрепал ее по плечу.
– Не вешай нос! Вот увидишь, как мы здесь прекрасно устроимся! Посмотри на деревья! Разве эти великаны не приветствуют нас, шевеля ветвями на ветру? Древние кармакамские леса станут на время нашим домом. А там как повернется Судьба, как говорят кармакамцы. Для нас, изгнанников, еще настануть лучшие деньки.
– Хочется в это верить, – пробормотала Лия.
А дорога все петляла по лесу, в который уже вступала щедрая весна.
2
В Кармакаме рождался новый день. Восходило чистое, свежее солнце, даря всей земле благодатный свет, разгоняя угрюмые тени ночи, возрождая жизнь. Небеса на востоке окрасились в нежные розовые и золотистые тона. Этот майський денек обещал бать теплым и ясным.
Лес тоже пробуждался, радовался наступлению утра. Деревья втряхивались ото сна, тянули отяжелевшие ветви к свету. Легонький ветерок шелестел в листве, разнося вокруг ароматы рассветной свежести. Холодная роса упала на густые травы. Ее капли блестели, переливаясь множеством красок. Просыпались лесные звери, птицы уже заводили свою вековечную трель, воспевая жизнь и свободу.
Но не все было так блаженно и спокойно. По лесной тропе стрелой мчалась лань. Животное уже задыхалось от быстрого бега, однако оно понимало: остановка – значит, смерть. Лань в один миг пересекла широкую поляну и скрылась в кустах. Через некоторое время послышался собачий лай, улюлюканье охотников, конское ржание и треск раздавленных ветвей. Кусты раздвинулись, и на поляну один за другим выехала дюжина всадников. Это были преимущественно молодые люди, одетые в богатые добротне куртки. У каждого за плечами висел лук и по полному колчану стрел. Резвые, разгоряченные кони нетерпеливо переступали с ноги на ногу, вертя ухоженными, лоснящимися боками. Охотничьи собаки, высокие и лохматые, вынюхивали землю вокруг поляны, услужливо виляя хвостами. Но след они потеряли. Охотники возбужденно обсуждали, куда же теперь им ехать.
Высокий, статный всадник, умело управлявший вороной лошадью, видимо, предводитель, безкомпромиссно заявил:
– Нутром чувствую, что лань умчалась на север. Нам надо продолжать травлю в этом направлении.
Охотники снова загудели, как рой раздраженных пчел. Однако один всадник в алом плаще осмелился возразить вожаку:
– Радоман, почему, ты так уверен в этом? А я предлагаю ехать на запад. Посмотри, псы лают в ту сторону.
Ответ был не терпящим возражений:
– Нет, я знаю, что говорю. Лань надо искать на севере.
– Но собаки рвуться на запад! – не сдавался спорщик.
– Я не держу тебя, Велиман, – спокойно, с чувством собственного достоинства, ответил Радоман. – Я же еду на север. А вы как думаете, сеньоры? – обратися он к остальным охотникам.
Кто то робко возразил, что, мол, если уж псы рвуться в западням направлении, то уж лучше положиться на их нюх, не раз помогавший на охоте. Однако Радоман остался непреклонным.
– Что ж, езжайте. Увидим, кому из нас удастся приторочить дичь к седлу.
Он тронул лошадь и скрылся в кустах. Один охотник, совсем еще юнец, было рванулся вслед за ним, однако Велиман остановил его:
– Если хочеш разделить с нами добычу, Коломан, оставайся здесь. – Потом он поднял руку, обращаясь ко всем остальным. – Вперед, сеньоры, продолжим нашу забаву.
Охотники двинулись. Велиман чуть задержался, глядя вслед брату, уехавшему в одиночку.
– Экий гордец! – процедил он сквозь зубы и злобно стеганул коня.
А гордец тем временем продирался через заросли орешника. Ветки хлестали его по лицу, обещая в скором времени выцарапать глаза, но он ни на что не обращал внимания, просто двигался вперед. Наконец заросли расступились, и Радоман выбрался на широкую лесную поляну, неожиданно возникшую перед ним. Его брови поползли вверх, а серце заколотилось быстрее, когда прямо перед собой он увидел лань. Животное, совсем обессиленное от долгого бега, стояло на другом конце поляны и уже не могло куда нибудь убегать. Только в огромных влажных глазах светились безграничное отчаяние и мольба.
– Вот ты куда забрела! Я знал, что догоню тебя, – пробормотал, довольно улыбаясь, охотник, прилаживая стрелу к луку и прицеливаясь. – Только стой и не шевелись!
Что случилось потом, Радоман не успел понять. Сначала он услышал где то совсем близько истошный женский крик. Потом его конь рванулся вперед, и незадачливый охотник, явно не ожидавший такого резкого движения, на какой то миг потерял равновесие и упал, больно ударившись головой о древесный корень, как нарочно выступивший из-под земли. Мир померк перед его глазами…
Очнуться Радомана заставили какие то голоса, звучавшие как из небытия. Он начал прислушиваться, но глаз не открывал, все еще пребывая в обморочной полудреме. Один голос, глухой и надтреснутый, принадлежал мужчине, другой, мелодичный и звонкий, явно – женщине, причем молодой. Говорили они с еле заметным акцентом, вставляя неизвестные слова. Женщина как будто пыталась оправдаться:
– Видит Небо, я не хотела его калечить! Но он мог убить мою Сину! Держал ее на прицеле… Разве я могла позволить… Он не умрет, масте нара?
– Успокойся, Лия, не умрет. Такие верзилы да от такой легонькой встряски не умирают. Ему это даже пойдет на пользу. Халила науре эста.
– Твое зелье быстро действует? Он скоро очнется?
– Мое зелье – самый надежный способ привести человека в чувство. А он уже надышался запаха ароники больше, чем надо.
– Как ты думаешь, Моховик, кто он?
– Да кто же еще, как не один из тех богатеньких дурней, которые от безделия гоняют целыми днями по лесам да ради забавы убивают несчастных животных!
Эти слова заставили Радомана очнуться еще быстрее, чем запах ароники. Его еще в жизни никто не называл дурнем! Кто же это посмел? Он открыл глаза и быстро приподнялся на локтях. Над ним склонились низкорослый сморщенный старичок со странной зеленой бородой и молодая девушка. Естественно, что взгляд Радомана привлекла в первую очередь она. Такой ему еще не доводилось видеть. На точеном лице вовсю играли краски недавнего рассвета. Тонкие изогнутые брови, напоминавшие крылья ласточки, в тревоге сходились посередке, изгибаясь еще больше. В огромных глазах, смотревших с беспокойством и интересом, казалось, уместилась вся зелень леса. Из них лился свет, подобный тому, какой несут солнечные лучи, пропущенные густой листвой. Пухлые губы приоткрыты в немом вопросе. Незнакомка была одета в зеленое платье, богато отделанное вышивкой. На тонкие плечи, заслоняя собой сложный узор, падали густые черные волосы, скрепленные на высоком лбу золотым обручем.
– Лия, он не должен тебя видеть! – закричал старичок.
Этот возглас заставил Радомана оторваться от созерцания прекрасной незнакомки и перевести взгляд на ее супутника. Он повернул голову – но там, где еще недавно находился дед, уже никого не было. Девушка тоже исчезла, словно ее ветром сдуло. Радоман, ничего не понимая, ошалело смотрел вокруг, но видел только лесную поляну, окруженную могучими деревьями. Он резко вскочил на ноги и чуть не застонал от резкой боли в затылке. Уже стоя, охотник огляделся с высоты своего роста и ничего так и не заметил: ни тени, ни следа, ни покачивания веток.
– Эй, люди, куда вы подевались? – крикнул он, но в ответ ему только крякнула какая то птица, парящая над макушками деревьев.
Радоман никогда не принадлежал к робкому десятку, но инстинктивно отступил спиной к огромному дубу – вдруг в ближайших кустах засел стрелок? Однако лес зажил своей обычной жизнью, словно ничего и не случилось. Радоман даже заморгал глазами: не привидилось ли? Однако он твердо знал, что пережитое случилось с ним наяву. Охотник подобрал свой лук, валявшийся на земле, а вот стрелы нигде видно не было. На ум полезли слышанные в детстве сказки о существах, которые жили в густых дремучих чащах. Радоман отмахнулся от этих мыслей, как от назойливой мухи. Чушь! К тому же он явно видел людей. Правда, борода у старика была какая то странная…
Радоман поднес два пальца ко рту и ловко свистнул. Где то в глубине леса послышалось знакомое конское ржание, и в скором времени на поляну выбежал его вороной конь.
– Ты далеко не забежал, – он похлопал его по крупу. – Что ж ты так меня подвел?
Животное только тихо заржало и виновато ткнулось влажной мордой в плечо Радомана.
– Кто же тебя так испугал? – спросил он и прислушался. Треск веток и лай собак выдали приближение отряда охотников.
Радоман еще продолжал поправлять конскую збрую, когда на поляну выехал отряд, возглявляемый его братом. Зоркий глаз Велимана сразу приметил и примятую траву на поляне, и несколько сухих листочков, прицепившихся к широкой Радомановой спине.
– Да ты, я вижу, славно поохотился, брат мой, – насмешливо обратился он, вертясь на лошади во все стороны, словно красуясь своим алым плащом. – Где же добыча? – Велиман заливисто засмеялся, однако его никто не поддержал – слишком уважали Радомана.
– Вы тоже проехались впустую, – угрюмо заметил Радоман, вскакивая в седло, однако чуть не так ловко, как обычно – все еще побаливала голова.
– Но ты же обещал нам подстрелить лань, – съехидничал брат, подъезжая почти вплотную и небрежным движением руки смахивая бесстыдные листочки.
– Вы тоже много чего обещали. Я уже держал ее на прицеле, как мой конь вдруг от чего то резко шарахнулся. – Больше ничего Радоман объяснять не стал. – За мной, сеньоры, в этом лесу еще хватит дичи и для нас.
К досаде Велимана всадники разворачивались и поспешили за своим предводителем. Ему тоже ничего не осталось, как повернуться следом. На краю поляны, словно что то вдруг почувствовав, Радоман обернулся, но так ничего и не заметил. А из зарослей за ним внимательно наблюдали ясно-зеленые глаза.
3
Кармакамом правил король Адальберт. По человеческим меркам он был уже довольно старый, однако еще пытался держать власть твердой, хоть и морщинистой, рукой. За свою жизнь прошел он много битв, много шрамов осталось на его теле. По части интриг Адальберт тоже считался матерым волком. Пол-столетия носил он кармакамскую корону, держал скипетр, приказывал, судил, казнил и миловал. И немало гордился своими достижениями. При Адальберте междуусобные войны в Кармакаме поутихли. Теперь королевство можно было назвать более-менее единым. Конечно, еще оставались недовольные, но долгожданный относительный мир все же установился. Сразу и торговля оживилась, принося прибыли казне. Росли старые города и появлялись новые, строились храмы и крепости. И близорукие глаза старого короля радовались, видя, как расцветает вверенное ему самой Судьбой королевство. Ибо он знал, что не зря жил на земле.
Более двух десятков лет назад король Адальберт не был так доволен жизнью. Тогда он был еще крепок, силен и не боялся никаких врагов. Но у него, последнего прямого потомка Хадевальда, основателя нынешней королевской династии Кармакама, не было наследников. Его супруга, принцесса высокородных кровей, оказалась бесплодной. Тогда Адальберт удалил королеву с глаз долой и женился на ее фрейлине, Фирине. Молодая и здоровая, она родила королю один за другим, троих сыновей. Адальберт очень гордился ими, особенно старшим, Радоманом. Тот, в свою очередь, полностью оправдывал отцовские ожидания.
С самого детства Радомана воспитывали как будущего наследника престола. То ли кровь славных предков взыграла в нем, то ли его наставники очень уж постарались, но он вырос таким, каким и полагалось быть будущему правителю. Это был высокий, крепкого телосложения парень, выглядевший несколько старше своих лет. Юношей его никто бы уже назвать не посмел. У него было лицо сурового воина, привыкшего к лишениям. Черты правильные, но строгие. Прямые темно-каштановые волосы аккуратно подстрижены полукругом, из-под густых бровей метают молнии колючие серые глаза. Этот взгляд редко кто мог выдержать. Губы всегда стиснуты в одну черту, тяжелые скулы гармонично переходят в крепкий подбородок, всегда гладко выбритый. Радоман отличался широкими плечами, длинными сильными руками, прямой, истинно королевской осанкой и тяжелой походкой. Его нрав был под стать его внешности. Старший сын короля привык отдавать приказы и требовать их бескомпромиссного выполнения. В его голосе звучали стальные ноты. Разговаривал Радоман мало, больше по делу. Пустословие ему не было присущим. Он имел острый ум, слыл прямым человеком. Много кто побаивался его только из-за угрюмого вида. Хотя Радоман был суровым и не делал никому поблажек, однако все знали, у кого можно искать справедливости. Наследник престола окружил себя людьми верными, испытанными на протяжении лет. Они уважали своего вожака и постоянно сопровождали в его бесконечных поездках по королевству. Поскольку престарелый король уже начал сдавать, Радоман был в курсе всех государственных дел и полностью готов примерить корону Кармакама. Да и воином он был отменным. С детства выявленный интерес к бранной науке не покидал его всю оставшуюся жизнь. Он отменно владел всеми видами оружия, использовавшимися кармакамскими воинами. На свою первую битву Радоман попал в двенадцатилетнем возрасте. Он прошел через множество сражений и всегда дрался в первых рядах, где не один враг пал от удара его грозного меча или тяжелой секиры. Много женщин искали путь к сердцу сурового воина, но Радоман мало интересовался ими. У него было несколько увлечений, которые так же быстро угасли, как и загорелись. Он просто шел вперед, напролом, невзирая ни на что, зная, какую роль отвела ему в этой жизни Судьба – быть королем Кармакама – и будучи готовым выполнить эту роль до конца.
Совсем непохожим на старшего брата был Велиман – второй сын короля Адальберта. Будучи тоже крепким и жилистым, он не выглядел так внушительно, как Радоман, – тоньше, уже в плечах, несколько ниже ростом. Кто видел его впервые, мог бы принять принца за какого -нибудь мечтательного поэта. У Велимана было бледное, с тонкими чертами, лицо, хранящее восторженно-слащавое выражение. Но как же оно изменялось, когда его никто не видел! Льстивая улыбка превращалась в самый настоящий волчий оскал, а светло-серые глаза загорались недобрым огоньком. Золотистые вьющиеся волосы Велимана, всегда ухоженные, крупными локонами спадали на плечи. Он любил яркие одежды, и, в отличие от Радомана, одевался с изысканной роскошью. В его тонких ухоженных руках меч держался не совсем уверенно, однако он любил дорогое, богато украшенное оружие. Велиман не был воином, скорее ему подошла бы роль искусного царедворца. По части интриг принц продвинулся далеко. Он умел красноречиво говорить, убеждать других людей, обладал каким-то природным чутьем, умел бессовестно лгать, и ему при этом верили. Велимана окружала целая толпа прихлебал сомнительного происхождения, и он щедро платил этим головорезам. Он сумел наладить даже собственную шпионскую сеть. Часто по ночам Велиман не мирно почивал в своих покоях, а инкогнито слонялся по ночным заведениям Аларуса, столицы Кармакама, где собирался всякий сброд. Он знал много секретов, и это доставляло ему несказанное удовольствие. Алчный и хитрый, принц умел скрывать свои пороки. В Эльвиале, королевском дворце, мало кто знал о его бурной деятельности. Даже многие опытные приближенные короля Адальберта считали Велимана за невинного ягненка, способного только развлекать придворных дам милыми россказнями, а его ночные похождения списывали на молодость. Однако не все было так просто. Он был слишком высокого мнения о своей персоне, однако все его честолюбивые желания разбивались просто потому, что существовал Радоман. Именно своего первенца король Адальберт готовил к будущему царствованию, а Велиману тем временем уделялось намного меньше внимания, чем полагалось. Он всегда чувствовал себя ущемленным в правах, всего лишь вторым сыном. Велиман страстно хотел носить корону Кармакама, однако на его пути стояла непреодолимая скала по имени Радоман. Поэтому он люто ненавидел старшего брата. Пока Велиман ограничивался небольшими кознями, но он вынашивал в себе большие планы, которые были вполне жизнеспособными…
Третий сын короля Коломан едва вступил в возраст, когда последние детские сны нехотя покидают своего хозяина, когда пробиваются первые тоненькие усики, когда кажется, что в этом мире все можно добыть, стоит только захотеть. Это был тоненький угловатый юноша с ломающимся голосом, чьи огромные голубые глаза горели мечтами о шальных подвигах, о славе воина, воспетой менестрелями. Его идеалом, его предметом для подражания был Радоман. Коломан боготворил старшего брата, старался копировать его повадки, даже свои прямые, темно-русые волосы стриг совсем как тот. Конечно, у него не получалось быть таким суровым и непоколебимым, как Радоман, ибо природа наделила юношу более мягким нравом, однако он не унывал. Сколько раз Коломан представлял себе, как он мчится бок о бок с Радоманом во главе войска, как они спиной к спине рубятся в самой гуще кровавой сечи… Он не бывал в настоящем бою, но бредил этим, даже не подозревая, как жизнь может попрать его самые заветные мечты. Целыми днями юнец упражнялся в воинском искусстве, набивая синяки, натирая мозоли на худеньких руках, а по ночам тайком писал баллады о героях минувших времен и о подвигах старшего брата. Больше ничего его не интересовало.
4.
Адальберт потер узловатыми пальцами слезящиеся воспаленные глаза и громко закашлялся. Недуг досаждал ему больше и больше. А сколько еще нужно сделать. Он оглядел богатый зал, в котором находился. Сколько поколений собирали это богатство? Когда то он радовался блеску золота, а сейчас он все отдал бы за каплю жизненных сил, за то, что бы этот проклятый кашель перестал ему досаждать. Он слышал легенды о колдунах прошлого, которые умели возвращать человеку молодость. Да где же теперь сыщешь таковых?
За массивными дверями, отделанными листовым золотом, послышались тяжелые шаги. Король вздохнул и повернулся навстречу вошедшему Радоману. Принц отвесил отцу легкий поклон – в Кармакаме принять было почитать родителей – и невозмутимо ждал, пока старик заговорит. Адальберт несколько мгновений завороженно смотрел на сына снизу вверх. Хотя король в свое время тоже был высоким и могучим воином, но сейчас сильно осунулся, и Радоман на полголовы возвышался над отцом. Старик слегка улыбнулся. Вот он, сын, крепкий, как дуб. Его надежда, его опора, его наследник. Кармакам будет в надежных руках.
– Ты вернулся из наших южных земель. Как прошло твое путешествие?
– Благодарю, отец, ничего. Дождей давно не было, дороги не размыло. Ничто не потревожило нас.
– Целы ли наши королевские замки? Справно ли ведут службу управляющие?
– Об этом тоже нечего беспокоиться, отец. Отряды в некоторых замках пришлось немного пополнить, ведь на границе с деревимами снова неспокойно. А вот нескольких сборщиков податей пришлось наказать – много добра присвоили себе. Слух о бунте в Карионе оказался ложным. Мои люди прошерстили город, а местного вельможу – барона Таера – я немного припугнул. Теперь он с еще большим рвением будет исполнять королевскую волю, – лицо Радомана оставалось все таким же бесстрастным.
–Говоришь, деревимы снова бряцают оружием?
– Их вожди снова перессорились между собой, на этот раз из-за того, в чьем стане должен находиться камень власти, и затеяли небольшую резню. Из-за беспорядков в деревимских лесах развелось много разбойников, которые часто подходят к нашей границе. Хоть северные вожди и подтвердили свои союзнические обязанности по отношению к Кармакаму, однако, повторяю, пришлось усилить гарнизоны южных крепостей.
– Да, ты правильно сделал, сын мой. Нынче снова неспокойно. И когда только мир установиться на Судьбоносных землях? – развел руками король.
– Сегодня мир, завтра война. Одно меняет другое. Ко всему надо быть готовым, – спокойно, будто покоряясь такому миропорядку, ответил Радоман.
– Сколько лет я боролся за то, чтобы хоть изнутри Кармакам не раздирался междоусобицами, – вздохнул Адальберт. – И вот последние полгода герцог Роденский снова нарушает спокойствие. И так просто к нему не подберешься – ты же знаешь, каким количеством земель он владеет. Если он учинит мятеж, то сможет поднять пол-Кармакама. Он потакает разбойничьим шайкам, обосновавшимся в северо-западных лесах, а сам заперся в своей крепости среди болот, как лисица в норе. Купцы бояться подъезжать к Родену. Торговля нарушилась, и только одному герцогу это выгодно.
– Вы хотите, отец, дабы я с войском отправился в Роден?
– Нет, кровопролития нельзя допускать. Войну можно пресечь. Надо удовлетворить одну просьбу герцога Роденского, которая тоже сулит нам выгоды, и вопрос решится мирным путем.
– Что же это за просьба? – Радоман начинал догадываться.
– Он хочет выдать за тебя свою единственную дочь, Фредегонду. Герцогу очень хочется, дабы его потомки правили Кармакамом. Так мы заполучим очень ценного для короны союзника. Роден больше не будет пытаться отделиться от Кармакама. За Фредегондой – очень большое приданое. Она – единственная наследница земель герцога. И все это богатство через нее перейдет к тебе. Это прекраснейшая возможность устранить последнего мятежника и наконец полностью объединить Кармакам под одним скипетром! К тому же в жилах Фредегонды течет кровь нелимских князей, и нам не стыдно будет породниться с ее родом. – Адальберт выжидающе поглядел на сына. – Ну, что ты на это скажешь?
Радоман остался таким же невозмутимым. Слухи о его браке с Фредегондой Роденской ходили уже давно. Он знал, что должен когда-нибудь стать королем, а короли почти всегда женились из политических соображений. Поэтому Радоман давно свыкся с мыслью о том, что когда то ему выберут в жены высокородную девицу. Что ж, это время наступило, и для Кармакама действительно этот брак будет выгодным. Зачем проливать лишнюю кровь, если война принесет одни разрушения и подточит королевство изнутри?
– Да будет все так, как угодно Судьбе! – спокойно ответил Радоман.
У Адальберта отлегло от сердца. Он почему то думал, что сына еще придется уговаривать, а тот все так прекрасно понял. Из него получится искусный правитель.
– Я уже стар, и мне недолго осталось дышать этим воздухом. Ворота Паремайи скоро откроются и для меня. Но я не могу спокойно умереть, невоплотив в жизнь своего последнего замысла. Я знаю, ты достойный наследник. Но я должен сделать так, что бы корона еще крепче сидела на твоей голове, сын мой. Особенно памятуя о пророчестве, – король внезапно запнулся и закашлялся.
Радоман несколько поморщился. Старик совсем выживает из ума. Верит в какие то глупые пророчества!
–Судьба еще подарит вам долгих дней жизни. Но как вы можете верить в пророчества? Это вздор!
– Подходит время, указанное в пророчестве Белавара! Кармакам пожет пасть! Я должен сделать все, от меня зависящее, что бы не допустить этого! Любая война может оказаться фатальной!
– И вы верите россказням колдуна, жившего триста лет назад? Он поссорился с нашим великим предком, Хадевальдом, и в отместку напророчил тому, что его королевство падет! Это все выдумки невежественных людей, – Радоман даже чуть вспылил, что с ним бывало редко.
Адальберт в упор уставился на сына. Его глаза гневно сверкнули.
– Не смей так говорить! Белавар был великим предсказателем! Разве ты не видишь, что творится в Кармакаме? Дыма без огня не бывает! Народ взбудоражен. Слухи ходят самые разнообразные. Наверное, нет человека, который бы не знал об этом. А толпа безумцев, бродившая недавно по королевству? Они выступали на площадях и вещали о пророчестве. Их большей частью переловили и наказали, но они сделали свое дело. Люди начали бояться. А медведи-оборотни, появившиеся за Непроходимыми лесами? Ты скажешь, что оттуда недалеко до Милаваля. Ну а чудище, изловленное в Эке вниз по течению от Аларуса? А Катинайское чудо? Простолюдины ждут по крайней мере конца света.
– Это еще не повод опускать без нужды руки и думать, что завтра Кармакам провалиться под землю, – холодно ответил Радоман.
– Я молю Неназываемых Богов, что бы все было так, как говоришь ты. Однако не будь таким беспечным, – король устало махнул рукой. – Иди, сын мой, мне нужно побыть одному.
– Ко мне будут какие то поручения?
– Пока нет. Иди.
Радоман снова отвесил легкий поклон и вышел, в душе посмеиваясь над невежеством старика. Слухи о пророчестве мало трогали его. Разве нужно воспринимать всерьез бред сумасшедшего? Принц пересек внутренний двор замка и отправился к конюшням. Он и не подумал отдыхать после поездки в южные земли, из которой только что вернулся. Радоману подвели его коня, он легко вскочил в седло и легкой рысцой поехал к воротам. В полном молчании он миновал двое внутренних и одни внешние Южные ворота Аларуса и направился по изъезженной торговыми караванами дороге, минуя крестьянские повозки, встречавшиеся на пути. Через некоторое время он свернул с дороги и еле заметной тропой отправился в лес. Радоман еще некоторое время петлял по знакомым лесовым дорожкам, пока не выехал на широкую поляну, где и спешился.
Вот уже несколько раз он приезжал сюда. Радоман упрекал себя, что поступает, как легкомысленный ребенок, что он, наследник престола, которого никто бы не посмел упрекнуть в отсутствии трезвомыслия, просто так, по наитию неизвестно каких чувств, едет в одиночку в лес и высматривает там непонятно что. Если бы об этом узнали в Эльвиале, с него бы посмеялись, может, не в открытую, но посмеялись. Нашелся бы превосходный повод для зубоскальства Велимана. Но Радоман не привык считаться с чужим мнением и упрямо приезжал на эту поляну. Что он искал там? После случая на охоте он потерял покой. По множеству раз прокручивая в голове происшедшее тогда, Радоман приходил к выводам, что та женщина в зеленом сделала что то такое, не поддающееся объяснению, что сильно испугало его коня. Но что? Откуда вообще взялась в этом лесу та странная парочка – богато разодетая девчонка с необычной для Кармакама внешностью и маленький старик с зеленой бородой? Как может у человека быть зеленой борода? Кто они такие? Слова из какого языка вворачивали в свой разговор? В том, что они не местные, Радоман был уверен, потому что тогда бы они узнали своего правителя. Во всяком случае, он явно столкнулся с чем-то необычным. Эта тайна манила и манила его, заставляя снова и снова приезжать на место происшествия. И для ее разгадки у Радомана не осталось практически ничего, кроме короткого женского имени – Лия. И каждый раз, когда он приезжал сюда, у него возникало чувство тревоги, будто кто-то невидимый посмеивался над ним. Однако Радоман упорствовал. Хотя он и знал, что нет никакой надежды найти хотя бы след незнакомцев, но снова и снова приезжал на заветную поляну.
Так было и на этот раз. Радоман огляделся вокруг. Никого. Лес будто бы замер. Даже проказник ветер не шевелил густую листву.
– Лия! Лия, выходите! Я пришел с миром! Вам не нужно бояться меня, – могучим голосом прокричал Радоман. Эхо подхватило его крик, вспугнув нескольких птиц.
Ответа нет. Впрочем, как и всегда. Однако внезапно его охватило знакомое чувство беспокойства. Оно быстро распространилось по всему телу, сильнее, чем обычно. Такое Радоман ощущал, когда проезжал мимо засады. Натренированная воинская привычка заставила его выхватить меч из ножен и напрячься.
– Кто здесь? Выходи, если не трус! Я знаю, ты здесь, – крикнул он. Радоман начал медленно вращаться вокруг своей оси, оглядывая поляну, как вдруг услышал голос позади себя:
– Вы всегда бросаетесь с мечом на женщин?
Он резко повернулся и замер, как укопанный, с поднятым вверх оружием. Прямо перед ним стояла она, та самая девушка, которую он искал. Стояла и, заложив руки за спину, смеялась. Она была такая же, как и тогда: с размаянными волосами, в зеленом платье с золотой вышивкой. Зеленые глаза светились каким то особенным светом. Она не могла появиться так внезапно и казалась совсем нереальным видением, однако действительно существовала, и к ней можно было даже прикоснуться. Радоман совсем опешил и не мог оторвать от нее своего взгляда. И только ее обращение привело его в чувство:
– Что же вы молчите? Опустите наконец то свой меч. Вы звали меня, и я пришла.
Радоман опустил руки и вздохнул. Он еле выдавил из себя:
– Вы – Лия ?
– Зачем вы спрашиваете мое имя, если знаете его? – в ее голосе слышался легкий, еле заметный акцент.
– Я хочу удостовериться в том, что вы действительно так зоветесь, – Радоман чувствовал, как у него пересохло в горле.
– А вы ждали кого-то другого, выкрикивая имя Лия? Или по лесу гуляет так много Лий? Вы звали меня, и я пришла. Здесь нет другой Лии.
– Нет, я искал именно вас, – он не знал, что сказать дальше, и от этого начинал злиться. И почему она так бесстыдно смеется?
– Вам лучше знать, кого вы ищете в глухом лесу. Ведь вы сюда приходите уже в третий раз.
Радоман почувствовал, как его лицо покрывается краской. Значит, она знала об этом.
– Да, это так. Откуда вы знаете?
– Как же, – удивилась девушка, подняв вверх стрельчатые брови, – вы постоянно ходите сюда, кричите, пугая зверей и птиц, и я не должна знать об этом? Я даже наблюдала за вами.
«Так вот откуда то чувство беспокойства, которое я постоянно испытывал на поляне! Я ощущал ее взгляд» – подумал Радоман, а вслух сказал:
– А почему же вы не вышли тогда, а решились только сейчас?
– Мне нужно было удостовериться, что вам можно доверять. К тому же я чувствовала, что вы придете снова.
– А сейчас вы мне доверяете? И, разговаривая с незнакомым человеком, не испытываете страха? Я все- таки при оружии.
Лия окинула его испытующим взглядом с головы до ног.
– Вам кажется странным, что молодая девушка запросто разговаривает в лесу с незнакомым мужчиной? Но вы же сами хотели этого разговора. Я не боюсь вас. Да, должна признаться, вид у вас достаточно грозный. И с огромным мечом, торчащим в ножнах у вас на боку, надо считаться. Не каждый человек справиться с таким тяжеленным оружием, которым вы, наверное, мастерски владеете, раз носите его. Судя по всему, вы еще и большой силой обладаете. Но мне вы не внушаете страха. Вы не разбойник с большой дороги, скорее, вы рыцарь. К тому же всегда приходите один. Я чувствую, что вы не можете причинить мне зла. Да и я не так беззащитна, как кажусь. Я легко могу убежать здесь, в лесу, где каждая тропка мне знакома. Стоит мне закричать, и подоспеет помощь. Да и за себя я могу постоять.
– Что и показал случай на охоте, около двух месяцев назад. Я упустил добычу, но так и не понял, что же произошло, – с притворным недовольством сказал Радоман.
Она искренне улыбнулась. Ему пришлось признать, что такой красивой улыбкион никогда не видел.
– Значит, вы пришли за разъяснениями. Да, признаюсь, это действительно я испугала вашего коня. Я случайно оказалась на поляне и мое сердце кровью облилось, когда я увидела ваш лук, натянутый в сторону нещасной лани. Вы уж не взыщите, я не могла позволить, что бы вы ее просто так убили. А что я сделала, пусть останется моей маленькой тайной. Простите меня, наверное, вы тогда сильно ушиблись. Я очень испугалась за вас.
«Она за меня испугалась!» – мысль взбудоражила Радомана. В его глазах вспыхнул огонек.
– Вы правильно поступили. Я возомнил себя слишком умелым охотником, и сама Судьба вашими руками наказала меня. Это я должен быть благодарен вам за умело оказанную помощь, за то, что не оставили в лесу одного лежать без сознания. К тому же это маленькое досадное происшествие обернулось для меня сторицей – я имел счастье встретить вас…
Радоман уже отошел от начального оцепенения и пошел в наступление. Настал черед краснеть Лии.
– Только Судьба знает, принесет ли счастье наша встреча, или она обернется пустой случайностью. Но, ради Высокого Неба, скажите, как зовут вас, ибо вы знаете мое имя, а я даже не знаю, с кем говорю. По крайней мере это нечестно с вашей стороны по отношению ко мне.
«Она не из местных, раз не знает, кто я. Разве она никогда не видела меня в Аларусе? Странно. Жить так близько к столице… Хорошо хоть за разбойника с большой дороги не приняла. Может, это и к лучшему. Кто знает, как подействует на нее мое настоящее имя. Не поверит, или, еще хуже, убежит» , – размышлял Радоман.
– Ох, простите меня за мою забывчивость. Я сильно увлекся созерцанием удивительных красок природы на вашем лице. Мое имя Альдарик, барон Лунимейский. Может, вы слышали его, ибо мои предки совершили несколько достойних деяний, воспетых в героических песнях.
– Нет, – покачала головой Лия, – как бы мне не хотелось угодить вам, я не слышала никогда вашого имени. А вы, кармакамская знать, всегда так кичитесь делами свои предков? Разве важнее не смотреть в прошлое, а самому сделать свое имя достойным их деяний?
– А разве вы не принадлежите к этой самой кармакамской знати? – вопросом на вопрос ответил Радоман.
Лия поняла, что сделала ошибку и попыталась выкрутиться:
– Отчего же, принадлежу. Однако не все мои предки были чистокровними кармакамцами. Поэтому я долго жила в других землях и успела отвыкнуть от некоторых повадок кармакамцев. Считайте, что я почти иноземка.
– Простите, если я чем то обидел вас. Пожалуй, вы правы. Я дествительно еще не успел в этой жизни чем то отличиться. Но я дал обет в ближайшее время совершить кое какие благовидные дела, угодные Судьбе, – мнимый барон Лунимейский явно кривил душой. О подвигах принца Радомана на то время была сложена не одна песня.
– Все ли рыцари так самонадеянны?
– Не все, однако же большинство рыцарей свиты короля Адальберта именно такие. Но ваш покорный слуга, – Радоман сделал легкий поклон, – наделен большой долей трезвомыслия.
Он хотел проследить ее реакцию на имя короля, к котрому он якобы близок, но Лия и виду не подала и заговорила совсем о другом:
– Разве трезвомыслящий рицарь ездил бы в одиночку в лес и искал там сам не знать что? Нет, в вас есть что то другое, особенное, и вы сами не подозреваете об этом.
– Наверное, сама Судьба вела меня, – проговорил Радоман тихо, украдкой наблюдая за ней.
– Вы, кармакамцы, так преданно верите в Судьбу. Что она для вас?
– Это наш путь, прекрасная Лия. И ваш тоже.
– И ваш путь никак не смог обойти этого леса? – тихо спросила девушка, пряча улыбку.
– Вот именно, вашими устами звучит сама истина.
Лия взглянула на Радомана и даже чуть-чуть поежилась. Почему эти серые глаза не отрываются от нее? Это волновало, лишало равновесия, притупляло ее интуитивные чувства. Нет, она не боялась этого рыцаря. Он не мог причинить ей никакого вреда и даже в какой-то мере был бессилен перед некоторыми умениями Лии. Она знала, что ей строго-настрого запрещено разговаривать с людьми, и в то же время не могла уйти. Ну что ей до этого изнеженного и хвастливого болтуна, коими, наверное, есть большинство окружающих короля рыцарей? Но она чувствовала легкую дрожь перед человеком, в четвертый раз приходящим в лес, дабы отыскать ее. Лия даже на расстоянии ощущала силу, исходящую от него, и эта сила сковывала ее.
Минуту они молчали, пока Радоман не спросил:
– И все таки, ответьте мне, какой-такой родитель отпускает свою такую молодую и красивую дочку одну гулять по лесу? Где вы вообще живете?
–А не слишком ли много вопросов? Почему я должна выдавать свои тайны человеку, имя котрого только недавно узнала?
–Вы по-своему правы. Однако, будь я вашим отцом, то посадил бы вас под замок в самой высокой башне замка, а единственный ключ хранил бы у себя на груди.
–К моему счастью, вы не мой отец, – хитро засмеялась Лия. – Но разве бы такая опека пошла бы мне на пользу? Что-бы я зачахла в вашей самой высокой башне?
–Видите, есть в мире такие жемчужины, за которыми нужен глаз да глаз. А вот если я был бы вашим мужем, – сощурил глаза Радоман, – то вообще бы не отпускал от себя… Что-бы какой-нибудь недостойный негодник не украл.
Лия опешила от таких речей, но быстро совладала с собой.
– Вот вы как поступаете с женщинами! Это неразумно, ибо даже золотая клетка всеравно остается клеткой. Я высоко ценю свою свободу, и очень благодарна тете, что она у меня ее не отбирает!
–Ах, вот вы и попались! Значит, у вас есть тетя! Может, все-таки у вас и батюшка есть, и строгая матушка, и этакий здоровенный братец, таскающий здоровую секиру весом в три меча?
–А если и есть, вам то что? – с вызовом ответила она. – Какая вам разница?
–А что, если ваш увалень-братец вдруг вспомнит, что плохо бережет сестрицу и разищет меня, дабы накостылять мне шею? Или отец прикажет спустить всю собачью свору?
–Вас такими угрозами вряд ли напугаешь.
–Почему вы так думаете? – Радоман получал истинное удовольствие от розговора.
–Чувствую.
–Но, ради Неназываемых Богов, поведайте, какого вы рода!
–Вы хотите выяснить, достойна ли я, что-бы разговаривать с вами? А вы гордец, барон Лунимейский! Разве только происхождение красит человека? – съехидничала Лия.
–Как вы можете такое обо мне думать! Разве я такой ханжа? Просто, простите за мое любопытство, мне очень интересно, представители какого знатного рода нашли себе приют в лесу неподалеку от Аларуса, и не показываются в столице?
–В моей семье ценят в первую очередь покой и уединение. Зачем нам месить Аларускую грязь и дышать пылью большого города? Поверьте, господин, мой род ничем не хуже вашого, и вы не унижаете себя моим обществом. Впрочем, вы пришли сюда сами. Все остальное вам знать не нужно. Вы и так уже непростительно много обо мне знаете.
«Ах, девочка, что бы ты сказала, если бы знала, кто я в действительности. Поверь, с королевским родом Хадевальда твоя семья уж точно соперничать не будет! Однако меня это совсем не интересует. Просто я хочу все знать о тебе» - подумал Радоман.
«Рыцарь короля Адальберта! Твое неведение оправдывает тебя в моих глазах. Князья Адеванамара умеют хранить свои тайны» - размышляла Лия.
– Вы неправильно растолковали мои намерения. Если у вас нет отца или брата, кто же защитит вас в случае непридвиденных обстоятельств? – мнимый барон Лунимейский подступил на шаг ближе.
– Вы ко мне в защитники напрашиваетесь? – засмеялась Лия, слегка вздрогнув. – Но смогли вы себя сами защитить, когда я испугала вашого коня?
– Вы же действовали исподтишка…
Лия только рот открыла, дабы дерзко ответить, как Радоман снова пошел в наступление:
– А хотите, я заберу вас в Эльвиал? Весь цвет Кармакама собирается там. Самая родовитая знать считает за честь пребывать в королевском дворце. Благородные рыцари и прославленные воины, мудрецы и блестящие царедворцы, прекрасные дамы в шелках и парче… Впрочем, я уверен, что вы сумеете затмить этих напыщенных женщин! Ну же, соглашайтесь!
– За кого вы меня принимаете? – округлила глаза Лия. – За бедную бесприданницу, считающую за счастье подобрать кусок с чужого стола? На мне тоже вроде как не обноски! Как неучтиво с вашей стороны говорить мне такие речи! Мне не нужен ваш Эльвиал, так же, как и ваше общество! – выпалила она, развернулась, и, трепыхнувши роскошными волосами, кинулась наутек. Однако Радоман в последний момент успел схватить ее за руку. Он мигом понял свое упущение. Какую же глупость он сказал девице, которую видел лишь второй раз и которой так хотел понравиться!
– Прошу простить меня, глупого и несведущего! Благородная дама, я повел себя весьма и весьма недостойно! Да и вы неверно растолковали мои слова. Я не имел в виду, что все, что находится вне Эльвиала – недостойно, я хотел сказать, что, может быть, вы своим присутствием облагородите Эльвиал…
Лия остановилась и внимательно посмотрела в глаза Радоману. Однако не увидела там и тени фальши, только немую виноватую просьбу. Откуда ей было знать, что будущий властитель Кармакама, мудрый на королевских советах, немногословный с окружающими, вообще не славился умением разговаривать с женщинами. В этот день он и так превзошел себя. Девушка тихонько вытянула тоненькую кисть с железных тисков его ладони и спрятала руку за спину, как будто он грозился ее оторвать.
– Одному Небу известно, почему вы снова заставляете меня себе поверить. В вас есть какая-то двойственность. Но что вы хотите от меня? Мне кажется, вы до сих пор не уяснили, почему сюда пришли.
Внезапно где то в лесу, за хитросплетениями веток, приглушенный женский голос закричал:
– Лия! Лия! Где же ты запропастилась? Ты мне нужна!
– Ой! Простите, барон Лунимейский, меня уже зовут. Мне нужно идти. – Лия немного даже испугалась. Если Белирунда увидит ее с человеком, то-то будет…
– Как? Уже? Так скоро вы норовите покинуть меня? – какая-то досада змеей заползла внутрь его существа, и он, не узнавая своего голоса, четко выговорил: – Я хочу снова увидеть вас.
–Лия! Отзовись! Когда ты нужна, то вечно где то пропадаешь! – донесло из леса эхо все тот же голос.
–Зачем вам это нужно? Поверьте, вам лучше больше не приходить сюда и не искать меня.
Но Радоман твердо настаивал на своем:
– Когда я снову смогу вас увидеть?
Лия вздохнула. Внутри ее происходила нешуточная борьба. Ну зачем она вообще показалась этому рыцарю, какая муха укусила ее отозваться на его зов? Она взглянула на его плотно стиснутые губы, твердые скулы, оцепененно застывшие в ожидании ответа, уловила на себе цепкий решительный взгляд и поняла: кто бы ни был этот человек, он не остановиться ни перед чем, он все равно придет и будет снова искать ее. А где то, скрытая расстоянием и лесной чащей, ее снова и снова звала Белирунда, и голос все приближался… И Лия сдалась.
– Хорошо. Приходите послезавтра в полдень – девушка, до сего бывшая словно застывшей, резко рвонулась и побежала по знакомой тропинке, не совсем разбирая дорогу.
– Лия! Куда же вы? – Радоман только успел заметить, как за ее спиной сомкнулись зеленые ветки кустарника, будто поглотившие ее. Он остался недвижимо стоять на поляне, только ошарашенно оглядываясь по сторонам. Как будто и не было ничего – открылось сказочное видение и исчезло, растаяло за зеленью листьев, растворилось в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь кроны высоких деревьев. И никаких вещественных доказальтельств недавнего присутствия на поляне красавицы в зеленом платье. Только же отчого так бешено колотится серце, отчого же легкая и светлая грусть наполняет душу, как чашу?
Радоман подошел к своему коню и погладил его по долгой, шелковистой гриве.
– Ну, друг мой, хоть ты мне ответь: что это только что было? Ну не чудо ли? Как она тебе? Слишком прекрасна, что бы быть явью. Что ж, у меня есть одно утешение – я увижу ее снова.
Он легко вскочил в седло, огляделся еще раз, словно пытаясь заповнить поляну, виденную им уже много раз, и потихоньку направился по тропе, ведущей к границе леса.
5
Песок в больших песочных часах уже давно пересыпался с верхней половинки в нижню, а Коломан все еще неподвижно сидел на амбразуре окна, застыв, как одно из изваяний славних предков в Тронном зале Эльвиала. Ветерок ворошил его темно-русые волосы, щекотал по бледным щекам, заползал за расстегнутый ворот шелковой рубахи. Спина и ноги давно затекли и отдавали ноящей болью, закушенные губы побелели, а юноша все не менял позы и не отрывал неподвижного взгляда от нескольких стражников и рыцарей, управлявшихся в воинском искусстве во дворе. Двор отгораживался от внешнего мира высокой стеной, за которой текла могучая река Эка, делившая Аларус на две половины. На другом берегу раскинулся город, и с окна Коломановой опочивальни можно было увидеть серые, красные, коричневые крыши домов, построенных там. Дневная жара потихоньку спадала, воздух был чистым и прозрачным. Солнце клонилось к закату, окрашивая облака, что посмели приблизиться к нему, в золотисто-розовые тона.
Но Коломану было не до окружающих красот. Все его внимание было сосредоточено на бойцах. Он неистово завидовал им. Они здоровы, сильны, вовсю хохочут, отмечая хороший удар или смелый выпад. И, самое главное, у них настоящие мечи. И кинжалы. И копья. А его заставляют учиться деревянным мечом. Как же невдомек наставникам, что он уже давно готов испробовать счастья с настоящим оружием, что он не тот слабый и хилый мальчик, каким был в детстве. Его старший брат, Радоман, в таком возрасте рубился в настоящих битвах наравне с опытными воинами, получил первые ранения, за что был прославлен на весь Кармакам, а его, Коломана, считают чуть ли не за неженку и не позволяют и высовываться дальше Аларуса. А как же он мечтает о сече, где грохот оружия заглушает крики ранених, где могучие боевые кони вовсю несут своих седоков с выставленными острыми иглами копьями наперерез убегающему в страхе врагу? Как он хотел оказатися сейчас там, где благородная сталь врезается в плоть врага, обагряясь кровью, где боевой клич прорезает пространство, заставляя трусов трепетать перед сильними и праведними. А потом после боя, зализав раны, пить чашу победы с воинами, покрытыми давнишними рубцами, которые пережили не одну рубку и знали цену свого ликования… Как было бы хорошо однажды возглавить отряд конников и вести его в бой, подняв над головой руку с мечом! А рядом бы скакал знаменосец, и развевающийся флаг звал бы воинов идти вслед за своим предводителем и стараться ничем не уступить ему в доблести.
– Коломан, очнись! Это я! – чья-то рука легонько затрясла замечтавшегося принца за худощавое плечо.
Коломан вздрогнул и резко обернулся. Над ним наклонился не кто иной, как Радоман. От этого брови младшего брата поползли вверх. Он очень удивился тому, то брат решил почтить его своим вниманием. Хотя Коломан и избрал Радомана как пример для наследования, но очень редко видел его. Тот постоянно где то пропадал: то заседал в Королевском совете, то разъезжал по Кармакаму, а последнее время вообще в одиночку куда-то исчезал.В силу этих обстоятельств Радоман редко удостаивал своим вниманием младшего брата. Коломан знал, что тот относится к нему с усмешкой и снисходительностью, как старший к шаловливому ребенку. Но, несмотря ни на что, Родаоман оставался для юноши предметом обожания.
– О, брат мой! Как ты сюда вошел? Что ты здесь делаешь? – пролепетал Коломан, спрыгивая с подоконника.
– Войти к тебе немудрено. Похвально уметь хорошо наблюдать за чем-то одним, – Радоман выглянул в окно, мимолетом взглянув на бойцов во дворе, – однако вдвойне похвально не пропустить при этом чего-то другого, может, более важного. Надо всегда быть начеку. Тебе этому еще предстоит научиться.
Коломан слегка расстроился и поник головой. Он почувствовал справедливость укора Радомана. Ну какой из него выйдет воин, если он, как уличный ротозей, засмотрелся на представление, и не услышал тяжелых шагов брата, который даже не крался. А если бы это был враг?
– Тебе что-то нужно от меня? – с оттенком некоторой обиды в голосе сказал он.
– Почему ты сразу подумал, что я пришел к тебе с какой-то выгодной целью? – усмехнулся Радоман. – Неужели я настолько корыстен?
– Нет, брат мой, я не то хотел сказать. Просто ты нечасто снисходишь к тому, что бы почтить меня своим вниманием. Ты стал редким гостем в своїм замке.
– Да, ты прав, Коломан. Отчего то мне совсем неохота сидеть в душном Эльвиале, смотреть на подобострастные и кислые лица придворних, марать чернила о пергамент. Мне по душе иное… – Он резко развернулся. – У меня к тебе маленькое поручение. Ведь ты же пишешь баллады?
– Нет! – ошарашенный Коломан попытался возразить, но под пристальным виглядом Радомана смущенно признался: – То есть да. Но откуда ты знаешь? – Свое пристрастие к сочинению песен Коломан, как он сам думал, тщательно скрывал, стыдясь свого увлечения. Он считал, что настоящему воину не к лицу такое занятие.
– Об этом все знают, Коломан. – Радоман улыбнулся и, видя смущение брата, добавил: – В этом нет ничего постыдного. Многие прославленные воины владели таким даром. Даже наш великий предок, Хадевальд, сочинил Песнь Победы. А наши предки Даголан и Мартиш вообще превзошли лучших менестрелей свого времени. А вот мне Судьба не пожаловала ни капли благородного умения.
Коломан, немного отошедший от потрясения, приободренный братом, срывающимся голосом, который едва не переходил на писк, спросил:
– Ты хочешь, что бы я для тебя сочинил балладу?
– Да. Мне очень нужна особенная баллада.
Коломан пришел в неописуемый восторг. У него есть возможность сделать добрую услугу для Радомана, для человека, на котрого он равнялся, который был для него недостижимой высотой. Да он сочинит для него самую лучшую в мире балладу, самую лучшую песнь! Юноша деловито потер руки:
– Какой подвиг нужно прославить? Какую битву воспеть? Говори! Мне не терпится взяться за дело!
– Ну почему ты только и думаешь о войне? Эти стихи должны быть посвящены женщине.
Тут Коломан вообще опешил. Женщине? Радоман посвящает стихи женщине? Этого не может быть! Наколько он был осведомлен, тем нескольким пассиям, что были у брата, тот не считал за должное читать стихи. Это просто не в его духе. Тогда Коломан попытался придумать единственно возможное логическое объяснение:
– Ты решил таким образом заблаговременно приготовиться к прибытию Фредегонды Роденской?
Радоман только рукой отмахнулся:
– Фредегонда здесь ни при чем. Мне нужны стихи для самой прекрасной женщины в Кармакаме.
Коломан задумался. Значит, его всегда сдержанный суровый брат сильно увлекся кем то, в то время как их отец ведет переговоры о его браке с Фредегондой Роденской. Вот как! И кто же эта счастливица? Он стал перечислять всех новеньких придворних дам, более или менее подходящих на эту роль:
– Это Мелисанда Тарская?... Тирна Бруэнская?... Да, прекраснейшей ее не назовешь… Может, Вайна Ремионская?
Однако Радоман только отрицательно качал головой.
– Среди этих напыщенных придворних дам такой не встретишь.
Коломан тем временем достал пергамент, перо, чернильницу, уселся за маленький столик.
– Ну хоть опиши ее, – взмолился он. – Как же я смогу восхвалять прелести твоей загадочной дамы, даже не зная, как она выглядит? Итак, где же ты ее встретил?
Коломан со страшно важным видом взялся за работу, все время прерываясь на наводящие вопросы:
– Какие у нее глаза? Зеленые?... А волосы?... Она хоть не простолюдинка?... Сколько ей лет?... У нее хоть нет мужа?...
Радоман коротко отвечал. Коломан, не переставая наблюдать за братом, отметил про себя блаженную улыбку, не сходившую с его лица. В конце концов юноша встал з-за столика и с напыщенным видом прочитал то, что у него получилось:
Прекрасная, тебя я повстречал
В лесной глуши, где нежность трав
И где дубов пышные кроны
Одели солнце как корону.
Как лес, был зелен твой наряд,
Убранством, золотом богат.
Но только золота ясней
Твои глаза казались мне.
А в них – вся зелень морских вод,
Где отразился небосвод.
А в волосах твоих не прочь
Была укрыться сама ночь.
Как месяц, ясный и крутой,
Вплетен в них обруч нарезной.
А ты сама была легка,
Как тень ночного ветерка,
Светла и ясна, как рассвет.
Тебя прекрасней в мире нет.
Когда тебя я повидал,
Весь мир к ногам твоим упал.
Хвалу тебе свою пою,
Ты забрала душу мою.
Теперь тебя мне не забыть,
Покуда солнцу нам светить.
Коломан застыл с растянутой улыбкой, ожидая похвалы брата. Радоман некоторое время молчал, а потом тихо сказал:
– Я не знаю ни одной женщины, которая бы осталась равнодушной к такой похвале. Ты сочинил песню даже лучше, чем я мог себе представить. Благодарю тебя, Коломан, я твой должник.
Радоман потрепал по плечу внезапно просиявшего юношу, взял пергамент и пошел, однако уже в двери обернулся:
– Хоть ты молчишь и ничего не просишь, я знаю, чего ты хочешь. Я поговорю с отцом, что бы ты смог принимать участие в заседании Королевского совета. Пора становиться мужчиной.
Коломан не поверил своему счастью. Он будет заседать в Королевском ссовете! Но тут Радоман заглянул в дверь:
– Только никому не проболтайся!
Коломан, пребывая на наивысшей ступени блаженства, только радостно закивал головой. Для любимого брата все что угодно!
6
Весь мир ушел из-под ног у Радомана. Ему казалось, что он видит сон. Прекрасный сон. Только бы не проснуться. Он жил, словно в блаженном пьяном угаре, ходил с затуманенной головой. Наследник короны бросил все свои обычные заботы, даже редко появлялся на Королевском совете, а если и приходил туда, то большей частью отмалчивался, абстрагируясь в свой мир от бесконечных вопросов о налогах и войне. В Эльвиале его видели крайне редко, он постоянно где то пропадал. Об этом ходили всевозможные слухи, но что Радоману было до глупых людишек, только и умевших строить маленькие козни? Что ему все они, если в лесу его ждала прекраснейшая в Кармакаме девушка? Разве он променяет ее милую улыбку на заискивающие взгляды придворных, на пустые разговоры с кичащимися своим золотом и знатностью вельможами? Принц давно сделал выбор насчет того, что ему приятнее.
Радоман и сам не знал, что с ним происходит. Каждый день неведомая сила тянула его в лес, и он не мог противиться этой силе. Он садился на лошадь и, как мальчишка, тайком покидал Эльвиал и шумный Аларус. Одними ему известными тропами пробирался по лесу к заветной поляне. Здесь Радоман забывал обо всем на свете. Существовал только настоящий миг.
Его всегда встречала Лия, милая, легкая. С нею Радоман чувствовал себя спокойно, безмятежно, словно в давно забытом детстве. Они расстилали Радоманов плащ, садились на него рядышком и разговаривали, разговаривали и не могли наговориться. Часами. Говорили обо всем на свете. Радоман рассказывал о Кармакаме: его истории, традициях, богатствах. Он поведал историю королевской династии Хадевальдингов, знал почти все о кармакамских городах: какие укрепления, кто и как управляет, какими товарами торгуют; о кармакамском войске и его битвах: тех, что уже прошли и остались в памяти поколений, и о настоящих. Лия слушала с широко открытыми глазами, расспрашивала подробнее. Она впитывала в себя новое, была очень любопытной. Ее поражала необычная обознанность Радомана о внутреннем состоянии государства, что заставляло ее испытывать к нему уважение. Сама же Лия была отменной рассказчицей по части всяких легенд, пришедших из далекого прошлого, из тех времен, когда мир был совсем иным. Радоман понял, что она прибыла издалека, умилялся словами из неведомого чужестранного языка, иногда проскальзывавшими в ее речи. Ему нравился ее легкий акцент, он поддавался чарам ее певучего голоса. Однако никто из них так и не выдал своих тайн, умолчав истинную правду о себе. Но ни Радоман, ни Лия пока и не думали расспрашивать друг друга. Он пока решил поверить, что она дочь местного вельможи, живущего обособленно, хотя был практически уверен, что это не так. Лия тоже понимала, что ее новый друг – не простой барон.
Однако с каждым днем они все больше привязывались друг к другу и боялись каким то неострожным движением разбить иллюзию счастья и безмятежности вдребезги. Боялись, что наступит день, когда они не увидять друг друга, страшились такой потери, отмахивались от мысли «А что потом?», жили одним днем. Оба начинали понимать, что еще чуть-чуть, и они не смогут существовать порознь, без этих тайных встреч в лесной тиши. Еще чуть-чуть, и будет слишком поздно…
Но то, чего они боялись, все таки произошло. Радоман и Лия зашли слишком далеко. Были произнесены слова любви, вознесшие их на вершины счастья. Он, обычно несколько грубоватый с женщинами, долго насмеливался, прежде чем сорвал первый поцелуй с ее алых губ. Их любовь, тайная, запретная, невозможная, родившаяся в те дни в густом лесу, под кронами величественных дубов, под трели птиц, осталась чистой, но, если следовать жестоким законам жизни, ее не должно было быть. Они не могли противостоять себе и своим чувствам, не находили в себе сил пойти наперекор себе. Лето, сблизившее их, стояло на исходе, и где то в глубине души каждый чувствовал конец…
Лия сидела на бревне, неподвижным взглядом вперившись в костер. Искры взмывали вверх и таяли в ночном воздухе, словно унося с собой частицы ее души. Вокруг згущались тени, запугивая своей неизведанностью, чернеющей непроглядной темнотой. Однако девушка не боялась их. Что они могут сделать? Это всего лишь тени, неодухотворенная темнота… Вверху, меж кронами деревьев, просвечивали редкие холодные звезды. Лес полнился подозрительными шорохами, одинокими голосами ночных животных. К ночи заметно похолодало, но костер согревал ее. Лия вполуха слушала болтовню Моховика, сидевшего напротив. Да, раньше они любили с Моховиком вот так посидеть у костра, отправив Белирунду спать в дом. То были счастливые дни. Счастливые, потому что безмятежные. А тепер безмятежность утрачена.
Лия изогнулась, подобно кошке, переменила позу, передернула затекшими плечами. Да, все началась с тех пор, когда она повстречала человека. Говорил же Моховик, что лучше с человеком не сталкиваться. Не послушалась. И вот… В том, что Альдарик ее любит, она не сомневалась. И это заставляло ее серце трепетать. Она сама души не чаяла в рыцаре. И как иначе? Это суровое правильное лицо, крепкая фигура, привыкшая к воинским упражнениям, сильные руки, благородство, сквозившее в движениях. Какую девушку это оставит равнодушным? Да, сначала она поддалась любопытсву и еще какому то неведомому внутреннему чувству, повевшему ее. Тот, кто сначала показался капризным кармакамским вельможей, готовым бежать на край света ради своей прихоти, оказался рассудительным и мудрым, повидавшем жизнь человеком. Наверное, он был прекрасным воином, только совсем не хвастался этим, а ей, беглянке, так хотелось ощущать возле себя человека, способного защитить. Лия чувствовала большую силу, исходящую от него, чувствовала знак Судьбы, лежащий на его челе. Он был отмеченным, ему предстояли великие дела. Альдарик не мог быть простым бароном из свиты короля, одним из тысячи. Ему предстояло не подчиняться, а самому командовать. Может, и имя то у него вовсе другое. Не сказал правду…
Да она и сама хороша. Скрыла столько всего. Но разве можно выдавать незнакомцу такие тайны? Может, он больше не пришел бы, узнав, кто она. Ведь кармакамцы тепер побиваються такого. Зачем выдавать с головой себя и своих близких? Теперь Лия удостоверилась, что Альдарик – преданный рицарь, и чувствовала себя чуть ли не лгуньей.
Она прожила лето на одном дыхании. Не могла себе представить, что не сможет встречаться с ним. И знала, что совершает почти преступление. Что Белирунда сделает с ней, если узнает? Убьет? Хуже. А ведь Белирунда уже с подозрением посматривает на нее. Они не должны были видеться. Да и какое продолжение может быть в их любви? Ради того,что бы быть с человеком, ей придется пожертвовать многим, слишком многим. Белирунда не допустит этого. Да и любимый что то скрывает. В его серых глазах она видела затаенное беспокойство.
Нет, неужели надо рвать струну, сотканную из света и соединяющую их сердца? Так говорит разум. Рвать сейчас, дальше будет еще тяжелее. Но, во имя адеванамарских Сил Добра и кармакамского Высокого Неба, как это сделать, если на такое нет сил? Как же теперь?
– Сейчас в Адеванамаре должно быть спокойно. Еще бы, больше некому сражаться с Картисом. Больше некому сражаться с ним, – знай болтал себе Моховик и вдруг заметил, что его спутница ничего не слушает. – Лия, Лия, ты что, уснула?
– А? – девушка испуганно спохватилась. – Ты что то сказал, Моховик?
– Ты меня совсем не слушаешь! В каких мирах ты витаешь? – рассерженно буркнул гном.
– Прости, Моховичок, я немного задумалась. Со мной такое иногда бывает.
– Бывает с тех пор, когда ты встретила того человека, – съязвил Моховик.
Сердце у Лии быстро и предательски заколотилось, однако она приняла удивленный вид:
– О каком человеке ты говоришь? Что ты хочешь этим сказать?
– Сама знаешь, о ком я, – проворчал Моховик. – О том парне, которого ты сбросила с лошади. Ведь ты же бегаешь к нему в лес.
– Что ты выдумываешь обо мне? Ни к кому я никуда не бегаю, – попыталась отбиться Лия, однако поняла, что от настырного гнома не отвертеться.
– Лия, я все знаю. – Он говорил вполне серьезно, и девушка испуганно притихла. – Ты встречаешься с человеком. Он приезжает верхом, и ты под разными предлогами убегаешь из дома к нему. А знаешь, чем это может грозить?
–Он ни о чем не догадывается. И не выдаст нас! А если что и случится, у нас хватит сил и способностей защитится от людей! – вспыхнула Лия.
–Скажи это Белирунде! Она, наверное, думает иначе, раз избегает глупых людишек!
–Я сама за себя в ответе! – почти выкрикнула девушка, но голос предательски задрожал. Она побаивалась Белирунды, особенно ее тяжелого взгляда.
–Но ведь ты понимаешь, чем может обернуться для тебя связь с человеком? – уже мягче спросил Моховик.
И тут Лия больше не выдержала. Ей надо было кому нибудь выговориться. Что ж, пусть это будет гном, ее надежный и верный товарищ на чужбине.
–Да все я понимаю, уже не маленькая, – сломленно ответила она. – Но не смогла с собою ничего поделать. Он видел меня всего какой то миг, но снова и снова приезжал еа это место в надежде отыскать свое видение. Меня так поразило это странное упорство, эта гонка неизвестно за чем… Я не смогла сдержать любопытства. А теперь… теперь поздно. Знаешь, он не простой человек. Я чувствую силу, заключенную в нем. На его пути великие свершения. Наша встреча не была случайной. Может, это Судьба?
–Я всегда говорил и буду говорить тебе, что кармакамцы неисправимые глупцы оттого, что слепо верят в Судьбу! – недовольно буркнул гном, воспринимавший чужие убеждения, шедшее вразрез с его собственными, в штыки. – Что ты сделаешь с этим человеком, зависит только от твоего решения. Ну посуди сама, что у тебя, адеванамарской княжны, может быть общего с кармакамским рыцарем? Пусть у него смазливая мордашка, гора тугих мускулов, он мало-мальски умеет размахивать мечом. Может, он даже не так неотесан, как его дружки. Но ты потеряешь все, что имеешь! С твоей стороны это просто самоубийство. Тебе не стоило вообще связываться с человеком, каким бы сильным и красивым он не был.
–Моховик, что мне делать? – отблески костра отразились в слезинках на щеках Лии.
Гном придвинулся, обнял дрожащую девушку за плечи одной рукой, а огрубевшей ладонью второй погладил ее мягкие волосы. Ему было искренне жаль Лию, но разум упрямо подсказывал единственно правильное решение.
–Послушай, милая, я знаю, что сердце твое будетне согласно с этим, но тебе не стоит больше видеться с тем человеком. Так будет лучше. Ты умная сильная девочка и сможешь все. Ну погрустишь немного. Время лечит. Лучше бросить эту затею сейчас, чем раскаиваться всю жизнь от совершенного непоправимого. Так или иначе, Белирунда тебя за это по голове не погладит, и если узнает, то запретит бегать к нему и вообще запрет тебя дома. Зачем тебе лишние пререкания с нею, зачем лишние слезы? А там, как знать, может мы вскоре и уедем из Кармакама, может, счастье нам улыбнется, и мы вернемся в Адеванамар. Не плачь, девочка, так бывает со всеми. Все обернется лучше, чем ты даже думаешь.
–А почему Белирунда недолюбливает людей? – сквозь слезы спросила Лия.
–Не знаю, она не говорит. Это какая то давняя и темная история. Мне самому любопытно. Ну так как мы, договорились?
–Да, да, – закивала в ответ Лия.
7
Все время, пока шел Королевский совет, Радоман почти ничего не слышал. Мысли путались, перепрыгивали с места на место, и касались они совсем не дел королевства. Он обводил присутствующих отсутствующим взглядом. Старый король Адальберт сегодня разошелся не на шутку. Его щеки покраснели от оживления, грудь время от времени сотрясал становившийся уже привычным кашель. Велиман заметно притих. Он оперся подбородком о свою тонкую руку и прятал за пальцами коварную улыбку. Зато Коломан буквально сиял от счастья. Радоман и сам улыбнулся, вдруг вспомнив, благодаря чему юнец таки попал на Королевский совет. Несколько советников, ближайшие соратники отца… О чем они говорят? Ах да, политика, торговля, казна. Как же он отдалился от этого.
Старший принц очнулся уже тогда, когда совет окончился и заскрипели отодвигаемые старинные стулья с высокими спинками и затейливой резьбой на подлокотниках. Он тоже поднялся, чувствуя, как прилила кровь к затекшим ногам.
–Радоман, останься, – в приказном тоне прозвучал почти над ухом скрипучий старческий голос.
Он нехотя повернулся к отцу, краем глаза заметив, как с нескрываемым любопытством на ходу оборачивался Велиман.
–Радоман, что происходит? – сухо спросил старик.
– О чем вы? В королевстве вроде пока как все спокойно, – удивился принц.
– Вроде пока как все спокойно вроде пока как все спокойно! – вдруг вознегодовал король. – Не прикидывайся невинным ягненком. Я говорю не о королевстве, а о тебе!
–Обо мне? Но я вроде бы жив, здоров и имею честь стоять сейчас перед вами, – спокойно парировал сын.
–Не юли, Радоман, ой не юли! Уж от кого я не ожидал подвоха, так это от тебя! Пусть Велиман связался с разными пройдохами, но ты… Наследник трона, будущий король Кармакама, полководец, водивший в бой армии. Последний месяц тебя так редко можно увидеть в Эльвиале, как сухую солому после дождя. Где ты пропадаешь? Не являешься на советы, напрочь забыл о своих обязанностях. Постоянно уезжаешь в неизвестном направлении, и никто не знает, где тебя можно найти. Ты мне ничего не хочешь рассказать?
– Нет, –ответил Радоман как можно спокойнее. – Пока со мною не произошло ничего такого, о чем Вам надобно докладывать.
– И это мой сын? – покачал головой Адальберт. – Нет, это не мой сын! – вскричал он. – Я знал другого сына, отчаянного смельчака, мудрого правителя, светлую голову! И где он? Подменили! Подменили! На кого положиться старцу, кому оставить все земные дела перед последним походом в Паремайю , если наследник не оправдывает надежд? Пророчество Белвара сбывается! Скоро падет все!
Охрипший голос старого короля сорвался, он зашелся неудержимым кашлем. Задыхаясь, Адальберт осел, едва успев облокотиться об стол. Два стражника хотели подбежать на помощь королю, но Радоман жестом остановил их и сам подхватил отца, бережно усадив его в кресло.
– Не стоит так волноваться, отец. Судьба еще подарит вам долгие дни жизни. Вам рано думать о Паремайе. Простите, если я своим поведением, сам того не ведая, причинил вам беспокойство. Но я по прежнему верен вам. Не нужно напоминать мне, кто я, ведь об этом я помню каждый миг своего существования. Беру Небо в свидетели, что я постараюсь быть таким, каким Вы меня хотите видеть.
Радоману все происходящее было очень неприятно. Его, уже взрослого, самостоятельного, наделенного властью, сейчас отчитывали, как мальчишку. Упреки больно кололи его, и принц понимал их справедливость. Он действительно бесстыдно забыл о своих обязанностях. Это непростительная ошибка в его положении наследника короны. Радоман подавил раздражение и удержался от дерзости, так как уважал отца и чувствовал его правоту.
Король несколько успокоился, однако все еще держался рукой за немощную грудь.
– Именно это я хотел услышать от тебя, сын мой. Хвала Небу, у тебя осталось здравомыслие. Что ж, молодость, с кем не бывает, – Адальберт все еще тяжело дышал. – Надеюсь, на следующих советах ты покажешь всем, кто будет правителем Кармакама.Тебе Судьбою доверено очень много. Если не ты, то кто?.. Кстати, почему ты не интересуешься подготовкою к свадьбе?
Новое замечание привело Радомана в замешательство. Его словно ударили чем то тяжелым по голове. Свадьба? Какая свадьба? Ах да, с Фредегондой Роденской, дочерью герцога-мятежника. Да, он знал об этом, но отмахивался от этой мысли, как от назойливой мухи. Зачем было думать об этом, когда он был счастлив с другой? О, нет! Радоман до этой минуты словно находился в дурманящем сне, и теперь его разбудили нежданным напоминанием о свадьбе, на которую он сам же и дал согласие, дабы установить твердый мир в королестве. Король вопрошающе смотрел на него своими ясными глазами, ожидая ответа, а он не мог сообразить, что говорить.
– Наверное, в подготовке к такому событию задействовано множество людей, и мое вмешательство совсем ни к чему, – наконец медленно выговорил Радоман, чувствуя, как покрылся испариной его лоб.
Адальберт снисходительно улыбнулся.
– Молодежь, молодежь! Что с нее взять! Так легкомысленно относиться к собственной женитьбе! Через две недели прибудет женщина, которой Судьбою дано быть его спутницей жизни, королевой, и, надеюсь, матерью его будущих детей, а ему всеравно! Вот в мое время все было по другому. Когда я женился первый раз, то встречал свою невесту у кармакамской границы. Я так волновался, что у меня началась икота, которую никак не мог унять.
Старик еще разглагольствувал, но Радоман уже его не слушал. Две недели! Всего через две недели прибудет его невеста. Но как же так? Тогда, когда отец завел разговор о браке впервые, он не знал Лии, он только начинал искать ее. А теперь Радоман чувствовал, что совчем не хочет жениться на Фредегонде. «Я знал об этом, знал, – упрекнул себя принц, – но не придавал этому никакого значения, отдалял то, что должно было произойти. Разве я мог о чем то думать, кроме зеленых глаз Лии? Глупец! Теперь меня застали врасплох!»
– Переговоры с роденцами пошли бойко, свадьбу назначили на зиму, но потом я велел послам ускорить дело. Герцогу это, вероятно, польстило, и он обещал собрать свою дочь на начало сентября. До зимы еще так долго, а срыв брачного договора означает для нас огромные затруднения. «Да и силы оставляют меня» – подумал, но не сказал Адальберт.
«Он просил ускорить!» – чуть не застонал Радоман.
– Со всей округи свозяться припасы. Из Шприна вот-вот должны привезти лучшие вина, из Нальмиса – ихний знаменитый мед. Арена для турнира уже украшена. Обещали прибыть пара нелимских князей и даже вождь северных деревимов. Так что, сын мой, твоя свадьба будет истинно королевской. В грязь лицом ни перед Роденцем, ни перед соседними властителями мы не ударим!
Радомана передернуло от такого обещания. У него начала болеть голова, чего с ним раньше не случалось.
– Ладно, – словно сжалился над Радоманом почти повеселевший король, – иди, сын мой, да зайди к портному, а то бедняга уже с ног сбился, разыскивая тебя.
Принц отвесил легкий поклон и вышел из Зала Советов в весьма дурном настроении. Придворные, стоявшие, как всегда, группками в коридоре, озадаченно умолкали и спешили пониже поклониться угрюмому Радоману. Они поеживались от его едкого взгляда и провожали глазами до тех пор, пока тяжелая поступь наследника кармакаской короны не утихла в конце коридора. А он, погруженный в свои мысли, совсем не видел никого.
В ту ночь Радоман не спал. Он лежал на своем огромном ложе, уставившись в одну точку на потолке, не тронутом ни одним лунным лучом. Он принимал решение. Радоман был сильным мужчиной, а мужчины должны уметь принимать твердые решения и следовать им. Он пытался разобраться в своих чувствах к Лии и понимал одно: он уже любит ее. Ни одна придворная дама в Эльвиале не сравниться с нею. Ни одна не может покорить его сердце, как она. С нею он забывал обо всем, даже о том, что он принц Кармакамский. Ах, как бы было хорошо навсегда остаться простым бароном Лунимейским и не тяготиться своей властью. Тогда он смог бы остаться с Лией, и никто не помешал бы ему в этом. Правда, девушка была несколько странной. Отлично воспитанная, богато одетая, она жила в лесу вроде бы со своей семьей. Но где эта семья, если на много миль в округе никто не жил, кроме лесника? А этот ее странный зеленобородый старик? А таинственная тетушка, время от времени разыскивающая ее в лесу? Что то Лия явно не договаривала. Но он ничего не расспрашивал больше. Ему было просто удивительно хорошо с нею, что бы потерять ее из-за расспросов. Она же тоже приходила к нему тайком, опасаясь тетки. Да и он не лучше. Соврал о своем имени и происхождении. А что было бы, если бы она узнала, что он Радоман, принц Кармакама? Хотя многие и многие кармакамцы знают его в лицо. Каким бы не был ее род, будь он простым бароном Лунимейским, завоевал бы ее мечом. Может, бросить все, и уйти в лес, к ней?
Ах, мечты, мечты… Он был сыном короля. Так захотела сама Судьба. Именно это было его предназначением, он ясно это чувствовал. Если не он, тогда кто будет королем? Велиман? Во что тогда превратиться королевство, управляемое королем со столь дурными наклонностями? А отец? Он так в него верил, а он начал его подводить.
Радоман чувстовал свою ответственность перед всем Кармакамом. Если он не женится на Фредегонде Роденской, снова начнется кровопролитие. Адальберт годами устанавливал равновесие, и, как только междуусобные войны прекратились, и есть шанс мирно разойтись с последним могущественным мятежником еще и с огромной выгодой для короны, подобрав под свою руку много земель и обретя ценного союзника, он из-за своих чувств может все это разрушить. Подвести отца? Толкнуть Кармакам к новой войне? Сколько жизней она унесет, сколько судеб разрушит! Будущий король в ответе за свой народ. Судьба заставляет королей платить своим личным счастьем за высокое положение в обществе. И что значат его чувства по сравнению с Судьбою целого народа?
Выхода нет. Слишком много поставлено на карту. А Фредегонда ни в чем не виновата. Может, она и приглянется ему, и все станет на круги своя. О, зачем он повстречал Лию? Зачем? Сам виноват, сам искал ее в лесу.
Нет, он сильный. Воин, не знавший страха в бою, покрытый шрамами, сможет сцепя зубы, справиться сам с собой. Надо расстаться с Лией сейчас, пока еще не так поздно, пока он может трезво мыслить и не начал творить безумств. Да, это буде трудно сделать, но кто сказал, что дальше в жизни все будет даваться легко? А он навсегда останется рыцарем Лии. Радоман даже улыбнулся про себя. Ну как в старых балладах, где рыцари часто преклоняли копья пред совсем другими женщинами, минуя своих жен. Какие чувства могут быть у тех, кто жениться по расчету? А может время, великий лекарь, залечит его раны и Лия останется только светлым воспоминанием юности?
Расстаться… Судьба разделила их пути, и с нею нет у него будущего. Но как это сделать, если никто и близко на нее не похожий, если никто не сможет заменить ее? Как жить, не слыша ее певучего голоса, не видя ее доброй и простой улыбки, не чувствуя прикосновения ее нежных рук, и, главное, не ощущая ее любви? Ведь она любит его совсем не за то, что он принц Кармакамский… А какую боль он ей принесет… Как можно приносить боль столь милому существу?
Однако Радоман уже принял решение.
8
Радоман привычным движением зацепил поводья коня за ветку и от мысли о том, что он должен сделать, тяжело вздохнул. На поляне было как то непривычно тихо. Куда то подевались веселые певуньи-птицы. Принц огляделся вокруг. Сколько же счастливых часов здесь проведено. И он должен отказаться от своего счастья.
– Лия! Лия! – тихо позвал он.
Почти сразу же зашевелились кусты, и девушка вышла на краешек поляны, словно поджидая его, однако не подошла к нему, а осталась стоять на месте, нервно теребя тонкими пальцами свой пояс – настоящее произведение искусства.
– Здравствуй, – с волнением сказал он. – Я рад тебя видеть.
«О Небо, как же она прекрасна!» – думал Радоман, вглядываясь в ее точеную фигуру. Он чувствовал, что сегодня что то не так, все идет иначе, чем обычно. Неужели и она это чувствует? А ведь он еще ничего не сказал. Лия же так и стояла, молча глядя на него печальными зелеными глазами, как будто желая наглядеться напоследок. Ветер шевелил ее роскошные волосы, легонько щекотал бледные щеки, но она не обращала на это никакого внимания.
– Здравствуй, мой рыцарь, - наконец подала она голос со сквозящей в нем грустью.
У Радомана сжалось сердце.
– Лия, у тебя что нибудь произошло? Что с тобой? На тебе лица нет.
– Просто лето подходит к концу, – тихо ответила она, опустив глаза.
Они еще неловко помолчали, не находя нужных слов. И оба чувствовали, что каждый из них так или иначе понял, что должно произойти.
Наконец Радоман решился.
– Лия, я хочу тебе кое что рассказать. Я должен был сделать это раньше, но не смог. Прости меня, малодушного. Молю только об одном – не суди меня строго. Но ты все равно должна знать, что… – он замялся. В горле пересохло, и Радоману только осталось ухватить побольше воздуха, словне рыбе, выброшенной на берег.
– Говори, – просто, как приговор, сказала Лия.
– Я не тот, за кого себя выдавал, – Радоман кинул беглый взгляд на девушку, но она молчала, и он быстро заговорил дальше. – Я не барон Лунимейский. Все знают меня под другим именем.
– Кто же ты?
– Я Радоман, принц Кармакамский, старший сын короля Кармакама. И через две недели должен жениться на Фредегонде Роденской, дочери мятежного герцога Роденского. Если этот брак не будет заключен, то Кармакам сотрясет новая война.
Радоман перевел дух и на миг зажмурил глаза. Он ожидал, что Лия сейчас зальется слезами или забьется в истерике, однако она спокойно восприняла его признаниние, только плотнее сжала губы. Она уже была готова к такому повороту событий. Лия помолчала несколько мучительно долгих минут, потом ответила, прилагая усилия к тому, что бы голос звучал ровно.
– Что ж, я ожидала подобного. Я чувствовала, что ты носишь другое имя, ощущала огромную силу и власть, заключенную в тебе. Ты не мог быть протым бароном. Судьба избрала тебя для более важных и великих дел. Ты учтивый рыцарь с благородной душой. И я ничуть не удивляюсь, что ты – кармакамский принц, о котором ходит сколько легенд, и чье имя прославлено в других королевствах.
– Когда я встретил тебя впервые, ты поразила меня наповал. Такая красота – и где? Среди дикого леса, куда и охотники забредают редко. Да еще твой странный спутник с зеленой бородой… Как здесь не удивляться? И меня неудержимо тянуло в лес, дабы разгадать эту тайну. Ты была для меня манящей загадкой, чем то вроде огонька для усталого путника. А потом, когда я уже поближе узнал тебя, то понял, что попал в ловушку, которую сам для себя и поставил. С тобою я забыл кто я, забыл о той жизни, которую вел раньше, забыл даже, что меня скоро должны женить ради блага королевства. Клянусь, другой такой как ты я еще не встречал… и, наверное, не встречу. Лия, я не должен больше приезжать сюда. Мне трудно об этом говорить, но так надо. Пока не поздно. Неумолимая Судьба расставила свои сети, из которых уже не выпутаться. Лия, прости меня. Я обманул тебя, и буду мучиться всю жизнь сознанием того, какой недостойный поступок я совершил.
Радоман припал на одно колено, взял руку Лии и приложил к своей щеке. Однако она молчала, и ее лицо не выражало ровным счетом ничего.
– Почему ты меня не ругаешь? – снизу вверх посмотрел он на нее. – Почему не ударишь меня, подлого обманщика?
– Потому что мне тоже есть что сказать тебе. Я тоже не та, за кого себя выдаю. Ты сам понимаешь, никакая знатная семья в лесу здесь не прячеться. И ты, наверное, заметил некоторые странности в моем поведении. Так знай же, Радоман, принц Кармакамский, что я адеванамарская княжна.
– Тому, что ты иноземная княжна, я не удивляюсь, но что, во имя Неба, ты делаешь в Кармакаме?
Лия горько улыбнулась и легонько потянула руку Радомана.
– Встань, рыцарь, ибо негоже будущему правителю стоять на коленях перед нещасной беглянкой.
Когда Радоман поднялся, не выпуская ее руки, она продолжила:
– Несколько лет назад Адеванамар поразила смута. Королевство разделилось на два лагеря, которые сражались между собою за власть. Выскочке Картису удалось свергнуть законного короля и захватить трон. Моя семья сражалась за лагерь проигравших. Ты не понаслышке знаешь, что делают победители с поверженными. Я осталась жива только благодаря Белирунде, великой чародейке и моей наставнице. Она забрала меня и привезла сюда. С нами еще поехал и Моховик, лесной гном. Так мы оказались в Кармакаме, – Лия умолкла. Ей горько было вспоминать события недавнего прошлого, раны которого только начали заживать.
Радоман оторопел от услышанного. Он чуть не застонал. Если Лия адеванамарская княжна, благородных кровей, значит он может безпрепятственно жениться на ней.
– Так вот почему вы прячетесь в лесу! Вы беглецы. Но почему ты не сказала мне об этом раньше? Я просто глупец! – хлопнул себя по лбу принц, приближаясь к девушке. – Все еще можно было бы изменить. Я бы забрал вас в Эльвиал, и вы ни в чем не знали нужды, а небольшой толики моей власти хватило бы, что бы защитить вас!
– Нет! – воскликнула Лия, легонько отстраняя его. – Это еще не все!
– О Небо, что еще? Скажи, не мучай меня! – голос до крайности напряженного Радомана предательски задрожал.
– Мы – не обычные люди. Кармакамцы давно отвыкли видеть таких. Они не приемлют подобных нам.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Радоман – ведь так же звучит твое настоящее имя? – с моей стороны было очень нечестно скрыть то, кем я в действительности являюсь. Но это была не только моя тайна. Но у тебя благородное сердце, и ты не выдашь нас. Видишь ли, знатные люди в Адеванамаре обладают особым даром… Знай же, что я чародейка, фея, волшебница, колдунья или как это у вас называется… Я обладаю магией.
Лия тяжело вздохнула и опустила голову, как будто была виновата в том, что владела таким умением. Радоман ошеломленно смотрел на нее и переваривал сказанное.
– И твоя… тетушка тоже?
– Она очень сильная чародейка.
– Лия, прости меня, но я тебе не верю! Так быть не может! То, о чем ты говоришь, сказки! – это была последняя попытка Радомана защитить себя от неведомого.
– Сказки? – спокойно ответила девушка. – Пускай будет так. Только ты должен знать, что почти весь мир живет бок о бок с этой сказкой, и только вы, кармакамцы, отгородились в своих границах и думаете, что ничего такого не существует. Увидеть эльфа или гнома для вас вообще в диковинку. Вы забыли, что зло было изгнано из Кармакама стараниями магов, и ваша земля процветает благодаря только исключительной силе их чар. Что ж, не веришь мне? Смотри!
Лия закрыла глаза, что то прошептала, взмахнула широкими рукавами. Спокойный лес вдруг преобразился. На солнце набежала туча, откуда то вдруг взялся резкий ветер и закружил листву вокруг Лии. Радоман даже прикрылся руками, словно порыв воздуха направлялся прямиком ему в лицо. Это продолжалось буквально несколько мгновений. Все стихло также резко, как и началось. Лия стояла на месте и рассудительно глядела на своего спутника. Принц же потерял дар речи. В своей жизни он мало сталкивался с подобным. Перед его умственным взором проносились разные картины: закованный в цепи огр, виденный в детстве, эльфийское посольство, давным-давно посетившее Кармакам, легенды и предания, слышанные им, отец, убоявшийся пророчества, и, наконец, зеленобородый старичок и прекрасная девушка, склонившиеся над ним, когда он непостижимым образом упал с коня.
– Я верю тебе, Лия, княжна из Адеванамара, – тихо проговорил он. – Прости мне мое невежество. Но я не верю своим глазам. Ты… и такая сила… Но кто мог бы узнать? Чем тебе мешает твой дар?
– Нам нельзя было видеться. Если я свяжу свою судьбу с простым человеком, то потеряю свою силу. А это очень много, ведь не всем дано такое. Я стану обычной женщиной, ничем не отличающейся от других.
Радоман не знал, что и говорить. Мысли путались, в горле застрял ком. Такого он не ожидал. Конечно, за Лией он усмотрел некоторые странности, но что бы такое… То, что совсем не постижимо для его ума. Не только у него были тайны. Но потихоньку его ошеломленное сознание стало проясняться, а разум заработал с прежней силой. Услышанное Радоманом было настолько необычно, что он почти забыл, зачем пришел в лес. Что же делать теперь с их любовью, ставшей почти невозможной?
– И что теперь?
– Не знаю… Ничего…
Она плотно стисла губы и просто смотрела куда-то вдаль. Радоман закрыл глаза. Мир закружился с огромной скоростью. Разум порывался что-то делать. Надо было куда-то бежать или что то доказывать, убеждать… Но он не мог и пошевелить рукой. В серце пробирался холод, холод безнадеги, холод сотни будущих ночей без просвета. Лия первой нарушила молчание.
–Ведь вы же верите в Судьбу? Судьбу, сплетенную на Высоком Небе, среди звезд и облаков? Судьбу-богиню, связующую небеса и Землю? Наши нити коснулись, но не сплелись в узелок. Наши дороги слишком разные, и мы не в силах противиться этому. Тебе править огромной страной, вершить судьбы людей и земель, а мне – прятаться и скитаться. Забудь меня, словно короткий летний сон. Представь, что ты пробудился и встретил сонце нового утра… О, что я говорю… Я желаю для тебя самого лучшего, ибо ты заслуживаешь этого. Забыть меня было бы для тебя самым лучшим. Но я так слаба… вспоминай меня… иногда… а вспомнив, улыбнись… Я же чародейка, а для вас – это сказки. Значит, не было меня…
–Сказка, что стала явью. – Радоман наконец то стал брать себя в руки. – Так было нужно. Судьба соткана не просто так. И я буду помнить тебя такой, как сейчас: светлой, как сонце, зеленой, как этот лес…
Они обнялись и долго молчали, не в силах снова что-нибудь сказать. Две небольшие слезинки скатились с грустных глаз Лии, и Радоман ласкаво вытер их своей ладонью.
–Что я могу для тебя сделать? – глухо спросил он.
–Ничего. Ничего не нужно, принц Кармакамский. Это наше бремя. Когда-нибудь час нашого скитания придет к концу. Береги себя. Вот, возьми. – Лия сняла с шеи искусно сделанную цепочку с зеленым камешком в форме капли и протянула Радоману. – Если тебе будет плохо, я почувствую это и приду…
–Благодарю тебя…
–Не грусти… – Лия попиталась улыбнуться. – Время все изгладит. Скоро настанут прекрасные дни. У тебя будет молодая жена, которая сделает тебя щасливым. Мне пора. Прощай, Радоман.
Она легонько поцеловала его в лоб и исчезла, словно растаяв в воздухе.
–Лия, Лия! – закричал он, но никого уже не было рядом. Радоман понял, что она больше не придет. Ему показалось, что на плечи упало небо и раздавило его.
Заканчивалось лето. В садах наливались сочные плоды, люди убирали урожай, а ночи были лунными и пахли медом.
В нашем мире нет ничего вечного. Время строит и разрушает все так же, как и неумолимая Судьба делает неожиданные повороты на своих дорогах. Мне, одному из семерых волшебников Магического Круга, тяжело осознать, что я уже ничего не могу предпринять для спасения того, за что мы так долго сражались. Или, может быть, это гордыня подтачивает меня изнутри, и я досадую от того, что Судьба распорядилась не так, как я бы того хотел? Но сердце мое преисполнено печали, и очи мои не хотят взирать на то, что мне приходится видеть. Да, в союзе с королем Хадевальдом мы изгнали из Кармакама все зло, и защитные чары теперь стерегут границы королевства. Но Хадевальду больше не нужно волшебство, он печется лишь о роде людей, из которых сам происходит. А мои верные товарищи? Имилайна слишком занята своими сердечными невзгодами, она видит пылинки, но не замечает целой горы. Меликар готов умереть за призрачные сокровища заморских земель, и он в ближайшее время уплывет за ними в довольно сомнительной компании.Тамалон поседел от непоправимых утрат. Жизнь больше не приносит радости ему. Душа Амарны ожесточилась от долгой войны. Воительница жаждет крови и в скором времени уйдет туда, где крики воинов оглашают бранные поля. Балагуру Саметару нет дела ни до чего, лишь бы по кубкам рекой лилось вино. Наконец, Дамилон увлекся всяким чародейством и не показывается со своего подвала. Мне тяжело видеть, как распадается Магический Круг, как король принимает решения, что противоречат здравому смыслу. Я ухожу из этих земель в добровольное изгнание. Мне нечего больше делать там, где мое мастерство и искусство больше не в почете. Однако мне очень тяжело покидать Кармакам, ведь я к нему сильно привязан. Моя кровь тоже пролита в этих лесах, частица моей души вложена в общую победу.
О, люди! Остановитесь! Из всех семерых волшебников я обладаю самым сильным даром предвидения. И нет мне покоя от того, что я вижу. Пройдет три сотни лет, и однажды людская алчность и зависть погубит Кармакам. Будут сотворены страшные дела. Чары ослабеют, откроется дорога для врагов, и королевство падет под стопами Собирателя Корон. Война будет бесполезной. Может быть, ребенок самого сильного воина-иноземца, на которого укажет перст Судьбы, и старшей дочери короля Кармакама спасет положение. И тогда наступит время восстановить Магический Круг… И каждый, кто сможет прийти, вернется, ибо не будет ему покоя, не насытится он ничем. А все потому, что черпаем мы силу друг от друга, и только вместе мы – истинная сила, способная противостоять злу. И тогда потомки осознают ошибки своих предков. Только бы не было бы поздно…
Белавар, волшебник Магического Круга.
Непроходымые леса, Калеманские пещеры.
Писано в 7-й день октября, в год Великой Победы.
(Надпись на камне).
1.
Повозка медленно тащилась по размокшей дороге, петлявшей меж высоких деревьев. Был месяц март, и снега уже почти растаяли. Холодный сырой ветер налетал порывами, теребя волосы путников, пронизывая до костей. Спереди сидели и погоняли лошадей маленький сморщенный старичок с зеленой бородой и молодая девушка, кутавшаяся в плащ. Внутри крытой повозки задремала, убаюканная мерным движением, пожилая женщина.
– Моховик, мы ужев Кармакаме? – спросила девушка.
– Разве ты не видишь, Лия, что уже начались знаменитые кармакамские леса? Мы давно миновали Милаваль с его равнинами.
– Здесь так неприветливо и холодно. У меня какое-то неприятное ощущение. Неужели так будет всегда?
– Нет, вот увидишь, в Кармакаме даже очень неплохо. Просто весна только начинается и погода пока не радует. А когда потеплеет, когда деревья распустят свои листья, а цветы расстелятся удивительным ковром, ты полюбишь этот край. Он ничуть не хуже Адеванамара и Милаваля.
– Откуда ты это знаешь, Моховик? Ты уже бывал здесь?
– О, деточка, где я только не бывал. У меня хоть и короткие ноги, да я ими пол света исходил.
– Неужели в Кармакаме одни леса?
– Да нет же. Леса действительно занимают большую часть королевства, но есть и пустоши, и немного степи. Здесь текут самые чистые реки и сверкают самые прозрачные озера из тех, что мне доводилось видать. Земли в Кармакаме тучные и богатые. В лесах много дичи водится, в водоемах – рыбы. Только вот на северо-западе – одно болото. Ну да северные кармакамцы – сплошь торговцы. Они с нелимами такую торговлю развели! Нелимы им шкуры да меха возят, золотые изделия, а кармакамцы – зерно, дерево. На нелимских землях же ничего не произрастает, холод собачий. Зато у них золотые рудникиесть. Говорят, что стерегут их драконы, а нелимы им за эту службу человеческими жизнями платят. Впрочем, я там не был, поэтому утверждать не берусь. А вот на западе Кармакама – море. Местные жители рыболовлей занимаются, торглевлей не гнушаются.
– А я никогда моря не видела.
– Да нет в нем ничего примечательного. Про меня, лучше твердо на суше стоять, чем водой захлебываться. Да… А вот на юге у Кармакама беспокойные соседи.
– Это кто же? Ты о деревимах?
– Деревимы, они самые. То и дело на границы набеги учиняют. Отважные охотники.
– Я слышала о них. Разное говорят: и хорошее, и плохое. – Лия плотнее закуталась в плащ, но холод все равно донимал ее.
– Я бы лично не доверял ни одному деревиму. Довелось мне когда то с ними свидеться, – и Моховик скорчил одну из своих смешных рож, так что даже порядком уставшая и продрогшая девушка улыбнулась.
– А что, они и вправду такие страшные, как о них рассказывают?
– Обычные люди по виду. Голова, две руки, две ноги. Только вот не нужно с ними связываться.
– Почему?
– Дикие они. Нелюдимые. Силы огромной. Чужеземцев не любят. И лгуны отменные.
– Ты их так описал, словно это самый злодейский народ.
– Да нет, деревимы – не злодеи, но я их недолюбливаю. Это союз четырех племен, каждое со своим вождем. Есть среди них и оселые, а есть и кочевники. Большинство деревимов охотой промышляет.
– Значит, на восток от Кармакама Алерия находится, а Милаваль – на юго-востоке?
– Деточка, – деланно рассердился Моховик, – сколько тебя учить? Вроде бы и не глупая, и премудростей разных тебя Белирунда научила, а в сторонах света никак разобраться не можешь? Мы откуда прибыли? Из Милаваля? А едем куда? Разве не видишь, что на северо-запад?
– Ну не злись, Моховичок. – мягко улыбнулась Лия. – Я же не нарошно. Я же потому и спрашиваю тебя, что бы знать.
– Вот я уж возьмусь за твою науку, слово лесного гнома! А то Белирунда пичкает тебя разной ерундой, а то, что действительно тебе в жизни пригодиться, то не рассказывает, – он поворчал, но сразу же и обмяк. Прекрасная улыбка Лии могла обезоружить кого угодно.
– Так что там насчет Алерии? Что это за королевство?
– Вот там я как раз и не успел побывать. Знаю только, что Алерия – давнишний союзник Кармакама. А вот Милаваль – куда поинтересней!
– Из-за королевы-чародейки?
– И не только. Видишь ли, кармакамцы в Милаваль почти не заходят. Бояться.
– А что в Милавале такого страшного? Вот мы проехали, и никакое же чудище на нас не напало.
– Там они и не водятся. Но не в чудищах дело. Ты видела, что в Милавале живут разные народы: и эльфы, и гномы, и много всяких других. А вот в Кармакаме остались почти одни люди. И этим людям другие народы, кроме них, очень в диковинку.
– Как? – широко раскрыла глаза Лия. – Не может быть! Такое большое королевство, и одни люди?
– Когда то здесь проживали многие народы. Но после того, как из Кармакама было изгнано зло, они один за другим ушли. Вроде бы чего там: злых существ больше нет, и чары их развеяны. Но в королевстве стали заправлять люди, вытеснив всех остальных. Исчезли черные колдуны, но потом ушли и белые. Может быть, кто то и остался, да и тот старается жить незаметно. А если какое нибудь чудовище и забредет в Кармакам, то ютиться по нехоженым лесным дебрям, где действие защитных чар ослаблено.
– А как же мы будем жить здесь, – испугалась Лия, – в стране, где заправляют только люди, где чары витают над землей, но их никто не творит?
– А кто здесь будет знать, кто мы такие и зачем прибыли? Притом, мы собираемся жить обособленно, в лесу. Вам с Белирундой вообще нечего тревожиться, а я вообще не хочу людям на глаза показываться. – успокоил ее Моховик и покосился назад, где внутри повозки дремала их спутница. – Раз она решила, что нам надо укрыться в Кармакаме, значит, это наилучшее решение. Белирунда знает, что делает.
– Только я все в толк не возьму: почему все таки Кармакам? Да, в Адеванамаре нам жить крайне небезопасно, после всего, что случилось. – Голос Лии внезапно осекся, а на высокое чело належала легкая тень. – Но можно было бы поселиться в Милавале, в Талемании, наконец.
Лесной гном пожал плечами:
– Значит, Белирунда думает, что в Кармакаме безопаснее. Здесь живут одни люди, и древние защитные чары стережуть этот край. Картис и его приспешники сюда точно не посунутся нас искать. Хотя, если говорить по правде, мне сдается, что о нас уже давно забыли. Сколько уже времени прошло. У нового адеванамарского короля и так хватает забот. Белирунда же родом из этих мест. Наверное, она помнит еще те времена, когда Кармакам был местом битвы между Волшебниками Магического Круга и Номиланом. По правде говоря, мне иногда кажется, что ее просто тянет сюда. Может, зов крови или родной земли… Что то вроде этого. А сам я так насмотрелся на жадность большей части моих соплеменников, на их рабскую готовность служить Картису, что мне стало всеравно, куда ехать. Я готов забраться хоть на край света, только бы немного отдохнуть от всего пережитого нами. Эх, – замечтался он, – поселиться в лесной чаще, устроить себе удобное логово, побродить по лесу, поставить силки на мелкую зверюшку… Чем не жизнь?
Лия только задумчиво покачивалась в такт движению. Моховик весело потрепал ее по плечу.
– Не вешай нос! Вот увидишь, как мы здесь прекрасно устроимся! Посмотри на деревья! Разве эти великаны не приветствуют нас, шевеля ветвями на ветру? Древние кармакамские леса станут на время нашим домом. А там как повернется Судьба, как говорят кармакамцы. Для нас, изгнанников, еще настануть лучшие деньки.
– Хочется в это верить, – пробормотала Лия.
А дорога все петляла по лесу, в который уже вступала щедрая весна.
2
В Кармакаме рождался новый день. Восходило чистое, свежее солнце, даря всей земле благодатный свет, разгоняя угрюмые тени ночи, возрождая жизнь. Небеса на востоке окрасились в нежные розовые и золотистые тона. Этот майський денек обещал бать теплым и ясным.
Лес тоже пробуждался, радовался наступлению утра. Деревья втряхивались ото сна, тянули отяжелевшие ветви к свету. Легонький ветерок шелестел в листве, разнося вокруг ароматы рассветной свежести. Холодная роса упала на густые травы. Ее капли блестели, переливаясь множеством красок. Просыпались лесные звери, птицы уже заводили свою вековечную трель, воспевая жизнь и свободу.
Но не все было так блаженно и спокойно. По лесной тропе стрелой мчалась лань. Животное уже задыхалось от быстрого бега, однако оно понимало: остановка – значит, смерть. Лань в один миг пересекла широкую поляну и скрылась в кустах. Через некоторое время послышался собачий лай, улюлюканье охотников, конское ржание и треск раздавленных ветвей. Кусты раздвинулись, и на поляну один за другим выехала дюжина всадников. Это были преимущественно молодые люди, одетые в богатые добротне куртки. У каждого за плечами висел лук и по полному колчану стрел. Резвые, разгоряченные кони нетерпеливо переступали с ноги на ногу, вертя ухоженными, лоснящимися боками. Охотничьи собаки, высокие и лохматые, вынюхивали землю вокруг поляны, услужливо виляя хвостами. Но след они потеряли. Охотники возбужденно обсуждали, куда же теперь им ехать.
Высокий, статный всадник, умело управлявший вороной лошадью, видимо, предводитель, безкомпромиссно заявил:
– Нутром чувствую, что лань умчалась на север. Нам надо продолжать травлю в этом направлении.
Охотники снова загудели, как рой раздраженных пчел. Однако один всадник в алом плаще осмелился возразить вожаку:
– Радоман, почему, ты так уверен в этом? А я предлагаю ехать на запад. Посмотри, псы лают в ту сторону.
Ответ был не терпящим возражений:
– Нет, я знаю, что говорю. Лань надо искать на севере.
– Но собаки рвуться на запад! – не сдавался спорщик.
– Я не держу тебя, Велиман, – спокойно, с чувством собственного достоинства, ответил Радоман. – Я же еду на север. А вы как думаете, сеньоры? – обратися он к остальным охотникам.
Кто то робко возразил, что, мол, если уж псы рвуться в западням направлении, то уж лучше положиться на их нюх, не раз помогавший на охоте. Однако Радоман остался непреклонным.
– Что ж, езжайте. Увидим, кому из нас удастся приторочить дичь к седлу.
Он тронул лошадь и скрылся в кустах. Один охотник, совсем еще юнец, было рванулся вслед за ним, однако Велиман остановил его:
– Если хочеш разделить с нами добычу, Коломан, оставайся здесь. – Потом он поднял руку, обращаясь ко всем остальным. – Вперед, сеньоры, продолжим нашу забаву.
Охотники двинулись. Велиман чуть задержался, глядя вслед брату, уехавшему в одиночку.
– Экий гордец! – процедил он сквозь зубы и злобно стеганул коня.
А гордец тем временем продирался через заросли орешника. Ветки хлестали его по лицу, обещая в скором времени выцарапать глаза, но он ни на что не обращал внимания, просто двигался вперед. Наконец заросли расступились, и Радоман выбрался на широкую лесную поляну, неожиданно возникшую перед ним. Его брови поползли вверх, а серце заколотилось быстрее, когда прямо перед собой он увидел лань. Животное, совсем обессиленное от долгого бега, стояло на другом конце поляны и уже не могло куда нибудь убегать. Только в огромных влажных глазах светились безграничное отчаяние и мольба.
– Вот ты куда забрела! Я знал, что догоню тебя, – пробормотал, довольно улыбаясь, охотник, прилаживая стрелу к луку и прицеливаясь. – Только стой и не шевелись!
Что случилось потом, Радоман не успел понять. Сначала он услышал где то совсем близько истошный женский крик. Потом его конь рванулся вперед, и незадачливый охотник, явно не ожидавший такого резкого движения, на какой то миг потерял равновесие и упал, больно ударившись головой о древесный корень, как нарочно выступивший из-под земли. Мир померк перед его глазами…
Очнуться Радомана заставили какие то голоса, звучавшие как из небытия. Он начал прислушиваться, но глаз не открывал, все еще пребывая в обморочной полудреме. Один голос, глухой и надтреснутый, принадлежал мужчине, другой, мелодичный и звонкий, явно – женщине, причем молодой. Говорили они с еле заметным акцентом, вставляя неизвестные слова. Женщина как будто пыталась оправдаться:
– Видит Небо, я не хотела его калечить! Но он мог убить мою Сину! Держал ее на прицеле… Разве я могла позволить… Он не умрет, масте нара?
– Успокойся, Лия, не умрет. Такие верзилы да от такой легонькой встряски не умирают. Ему это даже пойдет на пользу. Халила науре эста.
– Твое зелье быстро действует? Он скоро очнется?
– Мое зелье – самый надежный способ привести человека в чувство. А он уже надышался запаха ароники больше, чем надо.
– Как ты думаешь, Моховик, кто он?
– Да кто же еще, как не один из тех богатеньких дурней, которые от безделия гоняют целыми днями по лесам да ради забавы убивают несчастных животных!
Эти слова заставили Радомана очнуться еще быстрее, чем запах ароники. Его еще в жизни никто не называл дурнем! Кто же это посмел? Он открыл глаза и быстро приподнялся на локтях. Над ним склонились низкорослый сморщенный старичок со странной зеленой бородой и молодая девушка. Естественно, что взгляд Радомана привлекла в первую очередь она. Такой ему еще не доводилось видеть. На точеном лице вовсю играли краски недавнего рассвета. Тонкие изогнутые брови, напоминавшие крылья ласточки, в тревоге сходились посередке, изгибаясь еще больше. В огромных глазах, смотревших с беспокойством и интересом, казалось, уместилась вся зелень леса. Из них лился свет, подобный тому, какой несут солнечные лучи, пропущенные густой листвой. Пухлые губы приоткрыты в немом вопросе. Незнакомка была одета в зеленое платье, богато отделанное вышивкой. На тонкие плечи, заслоняя собой сложный узор, падали густые черные волосы, скрепленные на высоком лбу золотым обручем.
– Лия, он не должен тебя видеть! – закричал старичок.
Этот возглас заставил Радомана оторваться от созерцания прекрасной незнакомки и перевести взгляд на ее супутника. Он повернул голову – но там, где еще недавно находился дед, уже никого не было. Девушка тоже исчезла, словно ее ветром сдуло. Радоман, ничего не понимая, ошалело смотрел вокруг, но видел только лесную поляну, окруженную могучими деревьями. Он резко вскочил на ноги и чуть не застонал от резкой боли в затылке. Уже стоя, охотник огляделся с высоты своего роста и ничего так и не заметил: ни тени, ни следа, ни покачивания веток.
– Эй, люди, куда вы подевались? – крикнул он, но в ответ ему только крякнула какая то птица, парящая над макушками деревьев.
Радоман никогда не принадлежал к робкому десятку, но инстинктивно отступил спиной к огромному дубу – вдруг в ближайших кустах засел стрелок? Однако лес зажил своей обычной жизнью, словно ничего и не случилось. Радоман даже заморгал глазами: не привидилось ли? Однако он твердо знал, что пережитое случилось с ним наяву. Охотник подобрал свой лук, валявшийся на земле, а вот стрелы нигде видно не было. На ум полезли слышанные в детстве сказки о существах, которые жили в густых дремучих чащах. Радоман отмахнулся от этих мыслей, как от назойливой мухи. Чушь! К тому же он явно видел людей. Правда, борода у старика была какая то странная…
Радоман поднес два пальца ко рту и ловко свистнул. Где то в глубине леса послышалось знакомое конское ржание, и в скором времени на поляну выбежал его вороной конь.
– Ты далеко не забежал, – он похлопал его по крупу. – Что ж ты так меня подвел?
Животное только тихо заржало и виновато ткнулось влажной мордой в плечо Радомана.
– Кто же тебя так испугал? – спросил он и прислушался. Треск веток и лай собак выдали приближение отряда охотников.
Радоман еще продолжал поправлять конскую збрую, когда на поляну выехал отряд, возглявляемый его братом. Зоркий глаз Велимана сразу приметил и примятую траву на поляне, и несколько сухих листочков, прицепившихся к широкой Радомановой спине.
– Да ты, я вижу, славно поохотился, брат мой, – насмешливо обратился он, вертясь на лошади во все стороны, словно красуясь своим алым плащом. – Где же добыча? – Велиман заливисто засмеялся, однако его никто не поддержал – слишком уважали Радомана.
– Вы тоже проехались впустую, – угрюмо заметил Радоман, вскакивая в седло, однако чуть не так ловко, как обычно – все еще побаливала голова.
– Но ты же обещал нам подстрелить лань, – съехидничал брат, подъезжая почти вплотную и небрежным движением руки смахивая бесстыдные листочки.
– Вы тоже много чего обещали. Я уже держал ее на прицеле, как мой конь вдруг от чего то резко шарахнулся. – Больше ничего Радоман объяснять не стал. – За мной, сеньоры, в этом лесу еще хватит дичи и для нас.
К досаде Велимана всадники разворачивались и поспешили за своим предводителем. Ему тоже ничего не осталось, как повернуться следом. На краю поляны, словно что то вдруг почувствовав, Радоман обернулся, но так ничего и не заметил. А из зарослей за ним внимательно наблюдали ясно-зеленые глаза.
3
Кармакамом правил король Адальберт. По человеческим меркам он был уже довольно старый, однако еще пытался держать власть твердой, хоть и морщинистой, рукой. За свою жизнь прошел он много битв, много шрамов осталось на его теле. По части интриг Адальберт тоже считался матерым волком. Пол-столетия носил он кармакамскую корону, держал скипетр, приказывал, судил, казнил и миловал. И немало гордился своими достижениями. При Адальберте междуусобные войны в Кармакаме поутихли. Теперь королевство можно было назвать более-менее единым. Конечно, еще оставались недовольные, но долгожданный относительный мир все же установился. Сразу и торговля оживилась, принося прибыли казне. Росли старые города и появлялись новые, строились храмы и крепости. И близорукие глаза старого короля радовались, видя, как расцветает вверенное ему самой Судьбой королевство. Ибо он знал, что не зря жил на земле.
Более двух десятков лет назад король Адальберт не был так доволен жизнью. Тогда он был еще крепок, силен и не боялся никаких врагов. Но у него, последнего прямого потомка Хадевальда, основателя нынешней королевской династии Кармакама, не было наследников. Его супруга, принцесса высокородных кровей, оказалась бесплодной. Тогда Адальберт удалил королеву с глаз долой и женился на ее фрейлине, Фирине. Молодая и здоровая, она родила королю один за другим, троих сыновей. Адальберт очень гордился ими, особенно старшим, Радоманом. Тот, в свою очередь, полностью оправдывал отцовские ожидания.
С самого детства Радомана воспитывали как будущего наследника престола. То ли кровь славных предков взыграла в нем, то ли его наставники очень уж постарались, но он вырос таким, каким и полагалось быть будущему правителю. Это был высокий, крепкого телосложения парень, выглядевший несколько старше своих лет. Юношей его никто бы уже назвать не посмел. У него было лицо сурового воина, привыкшего к лишениям. Черты правильные, но строгие. Прямые темно-каштановые волосы аккуратно подстрижены полукругом, из-под густых бровей метают молнии колючие серые глаза. Этот взгляд редко кто мог выдержать. Губы всегда стиснуты в одну черту, тяжелые скулы гармонично переходят в крепкий подбородок, всегда гладко выбритый. Радоман отличался широкими плечами, длинными сильными руками, прямой, истинно королевской осанкой и тяжелой походкой. Его нрав был под стать его внешности. Старший сын короля привык отдавать приказы и требовать их бескомпромиссного выполнения. В его голосе звучали стальные ноты. Разговаривал Радоман мало, больше по делу. Пустословие ему не было присущим. Он имел острый ум, слыл прямым человеком. Много кто побаивался его только из-за угрюмого вида. Хотя Радоман был суровым и не делал никому поблажек, однако все знали, у кого можно искать справедливости. Наследник престола окружил себя людьми верными, испытанными на протяжении лет. Они уважали своего вожака и постоянно сопровождали в его бесконечных поездках по королевству. Поскольку престарелый король уже начал сдавать, Радоман был в курсе всех государственных дел и полностью готов примерить корону Кармакама. Да и воином он был отменным. С детства выявленный интерес к бранной науке не покидал его всю оставшуюся жизнь. Он отменно владел всеми видами оружия, использовавшимися кармакамскими воинами. На свою первую битву Радоман попал в двенадцатилетнем возрасте. Он прошел через множество сражений и всегда дрался в первых рядах, где не один враг пал от удара его грозного меча или тяжелой секиры. Много женщин искали путь к сердцу сурового воина, но Радоман мало интересовался ими. У него было несколько увлечений, которые так же быстро угасли, как и загорелись. Он просто шел вперед, напролом, невзирая ни на что, зная, какую роль отвела ему в этой жизни Судьба – быть королем Кармакама – и будучи готовым выполнить эту роль до конца.
Совсем непохожим на старшего брата был Велиман – второй сын короля Адальберта. Будучи тоже крепким и жилистым, он не выглядел так внушительно, как Радоман, – тоньше, уже в плечах, несколько ниже ростом. Кто видел его впервые, мог бы принять принца за какого -нибудь мечтательного поэта. У Велимана было бледное, с тонкими чертами, лицо, хранящее восторженно-слащавое выражение. Но как же оно изменялось, когда его никто не видел! Льстивая улыбка превращалась в самый настоящий волчий оскал, а светло-серые глаза загорались недобрым огоньком. Золотистые вьющиеся волосы Велимана, всегда ухоженные, крупными локонами спадали на плечи. Он любил яркие одежды, и, в отличие от Радомана, одевался с изысканной роскошью. В его тонких ухоженных руках меч держался не совсем уверенно, однако он любил дорогое, богато украшенное оружие. Велиман не был воином, скорее ему подошла бы роль искусного царедворца. По части интриг принц продвинулся далеко. Он умел красноречиво говорить, убеждать других людей, обладал каким-то природным чутьем, умел бессовестно лгать, и ему при этом верили. Велимана окружала целая толпа прихлебал сомнительного происхождения, и он щедро платил этим головорезам. Он сумел наладить даже собственную шпионскую сеть. Часто по ночам Велиман не мирно почивал в своих покоях, а инкогнито слонялся по ночным заведениям Аларуса, столицы Кармакама, где собирался всякий сброд. Он знал много секретов, и это доставляло ему несказанное удовольствие. Алчный и хитрый, принц умел скрывать свои пороки. В Эльвиале, королевском дворце, мало кто знал о его бурной деятельности. Даже многие опытные приближенные короля Адальберта считали Велимана за невинного ягненка, способного только развлекать придворных дам милыми россказнями, а его ночные похождения списывали на молодость. Однако не все было так просто. Он был слишком высокого мнения о своей персоне, однако все его честолюбивые желания разбивались просто потому, что существовал Радоман. Именно своего первенца король Адальберт готовил к будущему царствованию, а Велиману тем временем уделялось намного меньше внимания, чем полагалось. Он всегда чувствовал себя ущемленным в правах, всего лишь вторым сыном. Велиман страстно хотел носить корону Кармакама, однако на его пути стояла непреодолимая скала по имени Радоман. Поэтому он люто ненавидел старшего брата. Пока Велиман ограничивался небольшими кознями, но он вынашивал в себе большие планы, которые были вполне жизнеспособными…
Третий сын короля Коломан едва вступил в возраст, когда последние детские сны нехотя покидают своего хозяина, когда пробиваются первые тоненькие усики, когда кажется, что в этом мире все можно добыть, стоит только захотеть. Это был тоненький угловатый юноша с ломающимся голосом, чьи огромные голубые глаза горели мечтами о шальных подвигах, о славе воина, воспетой менестрелями. Его идеалом, его предметом для подражания был Радоман. Коломан боготворил старшего брата, старался копировать его повадки, даже свои прямые, темно-русые волосы стриг совсем как тот. Конечно, у него не получалось быть таким суровым и непоколебимым, как Радоман, ибо природа наделила юношу более мягким нравом, однако он не унывал. Сколько раз Коломан представлял себе, как он мчится бок о бок с Радоманом во главе войска, как они спиной к спине рубятся в самой гуще кровавой сечи… Он не бывал в настоящем бою, но бредил этим, даже не подозревая, как жизнь может попрать его самые заветные мечты. Целыми днями юнец упражнялся в воинском искусстве, набивая синяки, натирая мозоли на худеньких руках, а по ночам тайком писал баллады о героях минувших времен и о подвигах старшего брата. Больше ничего его не интересовало.
4.
Адальберт потер узловатыми пальцами слезящиеся воспаленные глаза и громко закашлялся. Недуг досаждал ему больше и больше. А сколько еще нужно сделать. Он оглядел богатый зал, в котором находился. Сколько поколений собирали это богатство? Когда то он радовался блеску золота, а сейчас он все отдал бы за каплю жизненных сил, за то, что бы этот проклятый кашель перестал ему досаждать. Он слышал легенды о колдунах прошлого, которые умели возвращать человеку молодость. Да где же теперь сыщешь таковых?
За массивными дверями, отделанными листовым золотом, послышались тяжелые шаги. Король вздохнул и повернулся навстречу вошедшему Радоману. Принц отвесил отцу легкий поклон – в Кармакаме принять было почитать родителей – и невозмутимо ждал, пока старик заговорит. Адальберт несколько мгновений завороженно смотрел на сына снизу вверх. Хотя король в свое время тоже был высоким и могучим воином, но сейчас сильно осунулся, и Радоман на полголовы возвышался над отцом. Старик слегка улыбнулся. Вот он, сын, крепкий, как дуб. Его надежда, его опора, его наследник. Кармакам будет в надежных руках.
– Ты вернулся из наших южных земель. Как прошло твое путешествие?
– Благодарю, отец, ничего. Дождей давно не было, дороги не размыло. Ничто не потревожило нас.
– Целы ли наши королевские замки? Справно ли ведут службу управляющие?
– Об этом тоже нечего беспокоиться, отец. Отряды в некоторых замках пришлось немного пополнить, ведь на границе с деревимами снова неспокойно. А вот нескольких сборщиков податей пришлось наказать – много добра присвоили себе. Слух о бунте в Карионе оказался ложным. Мои люди прошерстили город, а местного вельможу – барона Таера – я немного припугнул. Теперь он с еще большим рвением будет исполнять королевскую волю, – лицо Радомана оставалось все таким же бесстрастным.
–Говоришь, деревимы снова бряцают оружием?
– Их вожди снова перессорились между собой, на этот раз из-за того, в чьем стане должен находиться камень власти, и затеяли небольшую резню. Из-за беспорядков в деревимских лесах развелось много разбойников, которые часто подходят к нашей границе. Хоть северные вожди и подтвердили свои союзнические обязанности по отношению к Кармакаму, однако, повторяю, пришлось усилить гарнизоны южных крепостей.
– Да, ты правильно сделал, сын мой. Нынче снова неспокойно. И когда только мир установиться на Судьбоносных землях? – развел руками король.
– Сегодня мир, завтра война. Одно меняет другое. Ко всему надо быть готовым, – спокойно, будто покоряясь такому миропорядку, ответил Радоман.
– Сколько лет я боролся за то, чтобы хоть изнутри Кармакам не раздирался междоусобицами, – вздохнул Адальберт. – И вот последние полгода герцог Роденский снова нарушает спокойствие. И так просто к нему не подберешься – ты же знаешь, каким количеством земель он владеет. Если он учинит мятеж, то сможет поднять пол-Кармакама. Он потакает разбойничьим шайкам, обосновавшимся в северо-западных лесах, а сам заперся в своей крепости среди болот, как лисица в норе. Купцы бояться подъезжать к Родену. Торговля нарушилась, и только одному герцогу это выгодно.
– Вы хотите, отец, дабы я с войском отправился в Роден?
– Нет, кровопролития нельзя допускать. Войну можно пресечь. Надо удовлетворить одну просьбу герцога Роденского, которая тоже сулит нам выгоды, и вопрос решится мирным путем.
– Что же это за просьба? – Радоман начинал догадываться.
– Он хочет выдать за тебя свою единственную дочь, Фредегонду. Герцогу очень хочется, дабы его потомки правили Кармакамом. Так мы заполучим очень ценного для короны союзника. Роден больше не будет пытаться отделиться от Кармакама. За Фредегондой – очень большое приданое. Она – единственная наследница земель герцога. И все это богатство через нее перейдет к тебе. Это прекраснейшая возможность устранить последнего мятежника и наконец полностью объединить Кармакам под одним скипетром! К тому же в жилах Фредегонды течет кровь нелимских князей, и нам не стыдно будет породниться с ее родом. – Адальберт выжидающе поглядел на сына. – Ну, что ты на это скажешь?
Радоман остался таким же невозмутимым. Слухи о его браке с Фредегондой Роденской ходили уже давно. Он знал, что должен когда-нибудь стать королем, а короли почти всегда женились из политических соображений. Поэтому Радоман давно свыкся с мыслью о том, что когда то ему выберут в жены высокородную девицу. Что ж, это время наступило, и для Кармакама действительно этот брак будет выгодным. Зачем проливать лишнюю кровь, если война принесет одни разрушения и подточит королевство изнутри?
– Да будет все так, как угодно Судьбе! – спокойно ответил Радоман.
У Адальберта отлегло от сердца. Он почему то думал, что сына еще придется уговаривать, а тот все так прекрасно понял. Из него получится искусный правитель.
– Я уже стар, и мне недолго осталось дышать этим воздухом. Ворота Паремайи скоро откроются и для меня. Но я не могу спокойно умереть, невоплотив в жизнь своего последнего замысла. Я знаю, ты достойный наследник. Но я должен сделать так, что бы корона еще крепче сидела на твоей голове, сын мой. Особенно памятуя о пророчестве, – король внезапно запнулся и закашлялся.
Радоман несколько поморщился. Старик совсем выживает из ума. Верит в какие то глупые пророчества!
–Судьба еще подарит вам долгих дней жизни. Но как вы можете верить в пророчества? Это вздор!
– Подходит время, указанное в пророчестве Белавара! Кармакам пожет пасть! Я должен сделать все, от меня зависящее, что бы не допустить этого! Любая война может оказаться фатальной!
– И вы верите россказням колдуна, жившего триста лет назад? Он поссорился с нашим великим предком, Хадевальдом, и в отместку напророчил тому, что его королевство падет! Это все выдумки невежественных людей, – Радоман даже чуть вспылил, что с ним бывало редко.
Адальберт в упор уставился на сына. Его глаза гневно сверкнули.
– Не смей так говорить! Белавар был великим предсказателем! Разве ты не видишь, что творится в Кармакаме? Дыма без огня не бывает! Народ взбудоражен. Слухи ходят самые разнообразные. Наверное, нет человека, который бы не знал об этом. А толпа безумцев, бродившая недавно по королевству? Они выступали на площадях и вещали о пророчестве. Их большей частью переловили и наказали, но они сделали свое дело. Люди начали бояться. А медведи-оборотни, появившиеся за Непроходимыми лесами? Ты скажешь, что оттуда недалеко до Милаваля. Ну а чудище, изловленное в Эке вниз по течению от Аларуса? А Катинайское чудо? Простолюдины ждут по крайней мере конца света.
– Это еще не повод опускать без нужды руки и думать, что завтра Кармакам провалиться под землю, – холодно ответил Радоман.
– Я молю Неназываемых Богов, что бы все было так, как говоришь ты. Однако не будь таким беспечным, – король устало махнул рукой. – Иди, сын мой, мне нужно побыть одному.
– Ко мне будут какие то поручения?
– Пока нет. Иди.
Радоман снова отвесил легкий поклон и вышел, в душе посмеиваясь над невежеством старика. Слухи о пророчестве мало трогали его. Разве нужно воспринимать всерьез бред сумасшедшего? Принц пересек внутренний двор замка и отправился к конюшням. Он и не подумал отдыхать после поездки в южные земли, из которой только что вернулся. Радоману подвели его коня, он легко вскочил в седло и легкой рысцой поехал к воротам. В полном молчании он миновал двое внутренних и одни внешние Южные ворота Аларуса и направился по изъезженной торговыми караванами дороге, минуя крестьянские повозки, встречавшиеся на пути. Через некоторое время он свернул с дороги и еле заметной тропой отправился в лес. Радоман еще некоторое время петлял по знакомым лесовым дорожкам, пока не выехал на широкую поляну, где и спешился.
Вот уже несколько раз он приезжал сюда. Радоман упрекал себя, что поступает, как легкомысленный ребенок, что он, наследник престола, которого никто бы не посмел упрекнуть в отсутствии трезвомыслия, просто так, по наитию неизвестно каких чувств, едет в одиночку в лес и высматривает там непонятно что. Если бы об этом узнали в Эльвиале, с него бы посмеялись, может, не в открытую, но посмеялись. Нашелся бы превосходный повод для зубоскальства Велимана. Но Радоман не привык считаться с чужим мнением и упрямо приезжал на эту поляну. Что он искал там? После случая на охоте он потерял покой. По множеству раз прокручивая в голове происшедшее тогда, Радоман приходил к выводам, что та женщина в зеленом сделала что то такое, не поддающееся объяснению, что сильно испугало его коня. Но что? Откуда вообще взялась в этом лесу та странная парочка – богато разодетая девчонка с необычной для Кармакама внешностью и маленький старик с зеленой бородой? Как может у человека быть зеленой борода? Кто они такие? Слова из какого языка вворачивали в свой разговор? В том, что они не местные, Радоман был уверен, потому что тогда бы они узнали своего правителя. Во всяком случае, он явно столкнулся с чем-то необычным. Эта тайна манила и манила его, заставляя снова и снова приезжать на место происшествия. И для ее разгадки у Радомана не осталось практически ничего, кроме короткого женского имени – Лия. И каждый раз, когда он приезжал сюда, у него возникало чувство тревоги, будто кто-то невидимый посмеивался над ним. Однако Радоман упорствовал. Хотя он и знал, что нет никакой надежды найти хотя бы след незнакомцев, но снова и снова приезжал на заветную поляну.
Так было и на этот раз. Радоман огляделся вокруг. Никого. Лес будто бы замер. Даже проказник ветер не шевелил густую листву.
– Лия! Лия, выходите! Я пришел с миром! Вам не нужно бояться меня, – могучим голосом прокричал Радоман. Эхо подхватило его крик, вспугнув нескольких птиц.
Ответа нет. Впрочем, как и всегда. Однако внезапно его охватило знакомое чувство беспокойства. Оно быстро распространилось по всему телу, сильнее, чем обычно. Такое Радоман ощущал, когда проезжал мимо засады. Натренированная воинская привычка заставила его выхватить меч из ножен и напрячься.
– Кто здесь? Выходи, если не трус! Я знаю, ты здесь, – крикнул он. Радоман начал медленно вращаться вокруг своей оси, оглядывая поляну, как вдруг услышал голос позади себя:
– Вы всегда бросаетесь с мечом на женщин?
Он резко повернулся и замер, как укопанный, с поднятым вверх оружием. Прямо перед ним стояла она, та самая девушка, которую он искал. Стояла и, заложив руки за спину, смеялась. Она была такая же, как и тогда: с размаянными волосами, в зеленом платье с золотой вышивкой. Зеленые глаза светились каким то особенным светом. Она не могла появиться так внезапно и казалась совсем нереальным видением, однако действительно существовала, и к ней можно было даже прикоснуться. Радоман совсем опешил и не мог оторвать от нее своего взгляда. И только ее обращение привело его в чувство:
– Что же вы молчите? Опустите наконец то свой меч. Вы звали меня, и я пришла.
Радоман опустил руки и вздохнул. Он еле выдавил из себя:
– Вы – Лия ?
– Зачем вы спрашиваете мое имя, если знаете его? – в ее голосе слышался легкий, еле заметный акцент.
– Я хочу удостовериться в том, что вы действительно так зоветесь, – Радоман чувствовал, как у него пересохло в горле.
– А вы ждали кого-то другого, выкрикивая имя Лия? Или по лесу гуляет так много Лий? Вы звали меня, и я пришла. Здесь нет другой Лии.
– Нет, я искал именно вас, – он не знал, что сказать дальше, и от этого начинал злиться. И почему она так бесстыдно смеется?
– Вам лучше знать, кого вы ищете в глухом лесу. Ведь вы сюда приходите уже в третий раз.
Радоман почувствовал, как его лицо покрывается краской. Значит, она знала об этом.
– Да, это так. Откуда вы знаете?
– Как же, – удивилась девушка, подняв вверх стрельчатые брови, – вы постоянно ходите сюда, кричите, пугая зверей и птиц, и я не должна знать об этом? Я даже наблюдала за вами.
«Так вот откуда то чувство беспокойства, которое я постоянно испытывал на поляне! Я ощущал ее взгляд» – подумал Радоман, а вслух сказал:
– А почему же вы не вышли тогда, а решились только сейчас?
– Мне нужно было удостовериться, что вам можно доверять. К тому же я чувствовала, что вы придете снова.
– А сейчас вы мне доверяете? И, разговаривая с незнакомым человеком, не испытываете страха? Я все- таки при оружии.
Лия окинула его испытующим взглядом с головы до ног.
– Вам кажется странным, что молодая девушка запросто разговаривает в лесу с незнакомым мужчиной? Но вы же сами хотели этого разговора. Я не боюсь вас. Да, должна признаться, вид у вас достаточно грозный. И с огромным мечом, торчащим в ножнах у вас на боку, надо считаться. Не каждый человек справиться с таким тяжеленным оружием, которым вы, наверное, мастерски владеете, раз носите его. Судя по всему, вы еще и большой силой обладаете. Но мне вы не внушаете страха. Вы не разбойник с большой дороги, скорее, вы рыцарь. К тому же всегда приходите один. Я чувствую, что вы не можете причинить мне зла. Да и я не так беззащитна, как кажусь. Я легко могу убежать здесь, в лесу, где каждая тропка мне знакома. Стоит мне закричать, и подоспеет помощь. Да и за себя я могу постоять.
– Что и показал случай на охоте, около двух месяцев назад. Я упустил добычу, но так и не понял, что же произошло, – с притворным недовольством сказал Радоман.
Она искренне улыбнулась. Ему пришлось признать, что такой красивой улыбкион никогда не видел.
– Значит, вы пришли за разъяснениями. Да, признаюсь, это действительно я испугала вашего коня. Я случайно оказалась на поляне и мое сердце кровью облилось, когда я увидела ваш лук, натянутый в сторону нещасной лани. Вы уж не взыщите, я не могла позволить, что бы вы ее просто так убили. А что я сделала, пусть останется моей маленькой тайной. Простите меня, наверное, вы тогда сильно ушиблись. Я очень испугалась за вас.
«Она за меня испугалась!» – мысль взбудоражила Радомана. В его глазах вспыхнул огонек.
– Вы правильно поступили. Я возомнил себя слишком умелым охотником, и сама Судьба вашими руками наказала меня. Это я должен быть благодарен вам за умело оказанную помощь, за то, что не оставили в лесу одного лежать без сознания. К тому же это маленькое досадное происшествие обернулось для меня сторицей – я имел счастье встретить вас…
Радоман уже отошел от начального оцепенения и пошел в наступление. Настал черед краснеть Лии.
– Только Судьба знает, принесет ли счастье наша встреча, или она обернется пустой случайностью. Но, ради Высокого Неба, скажите, как зовут вас, ибо вы знаете мое имя, а я даже не знаю, с кем говорю. По крайней мере это нечестно с вашей стороны по отношению ко мне.
«Она не из местных, раз не знает, кто я. Разве она никогда не видела меня в Аларусе? Странно. Жить так близько к столице… Хорошо хоть за разбойника с большой дороги не приняла. Может, это и к лучшему. Кто знает, как подействует на нее мое настоящее имя. Не поверит, или, еще хуже, убежит» , – размышлял Радоман.
– Ох, простите меня за мою забывчивость. Я сильно увлекся созерцанием удивительных красок природы на вашем лице. Мое имя Альдарик, барон Лунимейский. Может, вы слышали его, ибо мои предки совершили несколько достойних деяний, воспетых в героических песнях.
– Нет, – покачала головой Лия, – как бы мне не хотелось угодить вам, я не слышала никогда вашого имени. А вы, кармакамская знать, всегда так кичитесь делами свои предков? Разве важнее не смотреть в прошлое, а самому сделать свое имя достойным их деяний?
– А разве вы не принадлежите к этой самой кармакамской знати? – вопросом на вопрос ответил Радоман.
Лия поняла, что сделала ошибку и попыталась выкрутиться:
– Отчего же, принадлежу. Однако не все мои предки были чистокровними кармакамцами. Поэтому я долго жила в других землях и успела отвыкнуть от некоторых повадок кармакамцев. Считайте, что я почти иноземка.
– Простите, если я чем то обидел вас. Пожалуй, вы правы. Я дествительно еще не успел в этой жизни чем то отличиться. Но я дал обет в ближайшее время совершить кое какие благовидные дела, угодные Судьбе, – мнимый барон Лунимейский явно кривил душой. О подвигах принца Радомана на то время была сложена не одна песня.
– Все ли рыцари так самонадеянны?
– Не все, однако же большинство рыцарей свиты короля Адальберта именно такие. Но ваш покорный слуга, – Радоман сделал легкий поклон, – наделен большой долей трезвомыслия.
Он хотел проследить ее реакцию на имя короля, к котрому он якобы близок, но Лия и виду не подала и заговорила совсем о другом:
– Разве трезвомыслящий рицарь ездил бы в одиночку в лес и искал там сам не знать что? Нет, в вас есть что то другое, особенное, и вы сами не подозреваете об этом.
– Наверное, сама Судьба вела меня, – проговорил Радоман тихо, украдкой наблюдая за ней.
– Вы, кармакамцы, так преданно верите в Судьбу. Что она для вас?
– Это наш путь, прекрасная Лия. И ваш тоже.
– И ваш путь никак не смог обойти этого леса? – тихо спросила девушка, пряча улыбку.
– Вот именно, вашими устами звучит сама истина.
Лия взглянула на Радомана и даже чуть-чуть поежилась. Почему эти серые глаза не отрываются от нее? Это волновало, лишало равновесия, притупляло ее интуитивные чувства. Нет, она не боялась этого рыцаря. Он не мог причинить ей никакого вреда и даже в какой-то мере был бессилен перед некоторыми умениями Лии. Она знала, что ей строго-настрого запрещено разговаривать с людьми, и в то же время не могла уйти. Ну что ей до этого изнеженного и хвастливого болтуна, коими, наверное, есть большинство окружающих короля рыцарей? Но она чувствовала легкую дрожь перед человеком, в четвертый раз приходящим в лес, дабы отыскать ее. Лия даже на расстоянии ощущала силу, исходящую от него, и эта сила сковывала ее.
Минуту они молчали, пока Радоман не спросил:
– И все таки, ответьте мне, какой-такой родитель отпускает свою такую молодую и красивую дочку одну гулять по лесу? Где вы вообще живете?
–А не слишком ли много вопросов? Почему я должна выдавать свои тайны человеку, имя котрого только недавно узнала?
–Вы по-своему правы. Однако, будь я вашим отцом, то посадил бы вас под замок в самой высокой башне замка, а единственный ключ хранил бы у себя на груди.
–К моему счастью, вы не мой отец, – хитро засмеялась Лия. – Но разве бы такая опека пошла бы мне на пользу? Что-бы я зачахла в вашей самой высокой башне?
–Видите, есть в мире такие жемчужины, за которыми нужен глаз да глаз. А вот если я был бы вашим мужем, – сощурил глаза Радоман, – то вообще бы не отпускал от себя… Что-бы какой-нибудь недостойный негодник не украл.
Лия опешила от таких речей, но быстро совладала с собой.
– Вот вы как поступаете с женщинами! Это неразумно, ибо даже золотая клетка всеравно остается клеткой. Я высоко ценю свою свободу, и очень благодарна тете, что она у меня ее не отбирает!
–Ах, вот вы и попались! Значит, у вас есть тетя! Может, все-таки у вас и батюшка есть, и строгая матушка, и этакий здоровенный братец, таскающий здоровую секиру весом в три меча?
–А если и есть, вам то что? – с вызовом ответила она. – Какая вам разница?
–А что, если ваш увалень-братец вдруг вспомнит, что плохо бережет сестрицу и разищет меня, дабы накостылять мне шею? Или отец прикажет спустить всю собачью свору?
–Вас такими угрозами вряд ли напугаешь.
–Почему вы так думаете? – Радоман получал истинное удовольствие от розговора.
–Чувствую.
–Но, ради Неназываемых Богов, поведайте, какого вы рода!
–Вы хотите выяснить, достойна ли я, что-бы разговаривать с вами? А вы гордец, барон Лунимейский! Разве только происхождение красит человека? – съехидничала Лия.
–Как вы можете такое обо мне думать! Разве я такой ханжа? Просто, простите за мое любопытство, мне очень интересно, представители какого знатного рода нашли себе приют в лесу неподалеку от Аларуса, и не показываются в столице?
–В моей семье ценят в первую очередь покой и уединение. Зачем нам месить Аларускую грязь и дышать пылью большого города? Поверьте, господин, мой род ничем не хуже вашого, и вы не унижаете себя моим обществом. Впрочем, вы пришли сюда сами. Все остальное вам знать не нужно. Вы и так уже непростительно много обо мне знаете.
«Ах, девочка, что бы ты сказала, если бы знала, кто я в действительности. Поверь, с королевским родом Хадевальда твоя семья уж точно соперничать не будет! Однако меня это совсем не интересует. Просто я хочу все знать о тебе» - подумал Радоман.
«Рыцарь короля Адальберта! Твое неведение оправдывает тебя в моих глазах. Князья Адеванамара умеют хранить свои тайны» - размышляла Лия.
– Вы неправильно растолковали мои намерения. Если у вас нет отца или брата, кто же защитит вас в случае непридвиденных обстоятельств? – мнимый барон Лунимейский подступил на шаг ближе.
– Вы ко мне в защитники напрашиваетесь? – засмеялась Лия, слегка вздрогнув. – Но смогли вы себя сами защитить, когда я испугала вашого коня?
– Вы же действовали исподтишка…
Лия только рот открыла, дабы дерзко ответить, как Радоман снова пошел в наступление:
– А хотите, я заберу вас в Эльвиал? Весь цвет Кармакама собирается там. Самая родовитая знать считает за честь пребывать в королевском дворце. Благородные рыцари и прославленные воины, мудрецы и блестящие царедворцы, прекрасные дамы в шелках и парче… Впрочем, я уверен, что вы сумеете затмить этих напыщенных женщин! Ну же, соглашайтесь!
– За кого вы меня принимаете? – округлила глаза Лия. – За бедную бесприданницу, считающую за счастье подобрать кусок с чужого стола? На мне тоже вроде как не обноски! Как неучтиво с вашей стороны говорить мне такие речи! Мне не нужен ваш Эльвиал, так же, как и ваше общество! – выпалила она, развернулась, и, трепыхнувши роскошными волосами, кинулась наутек. Однако Радоман в последний момент успел схватить ее за руку. Он мигом понял свое упущение. Какую же глупость он сказал девице, которую видел лишь второй раз и которой так хотел понравиться!
– Прошу простить меня, глупого и несведущего! Благородная дама, я повел себя весьма и весьма недостойно! Да и вы неверно растолковали мои слова. Я не имел в виду, что все, что находится вне Эльвиала – недостойно, я хотел сказать, что, может быть, вы своим присутствием облагородите Эльвиал…
Лия остановилась и внимательно посмотрела в глаза Радоману. Однако не увидела там и тени фальши, только немую виноватую просьбу. Откуда ей было знать, что будущий властитель Кармакама, мудрый на королевских советах, немногословный с окружающими, вообще не славился умением разговаривать с женщинами. В этот день он и так превзошел себя. Девушка тихонько вытянула тоненькую кисть с железных тисков его ладони и спрятала руку за спину, как будто он грозился ее оторвать.
– Одному Небу известно, почему вы снова заставляете меня себе поверить. В вас есть какая-то двойственность. Но что вы хотите от меня? Мне кажется, вы до сих пор не уяснили, почему сюда пришли.
Внезапно где то в лесу, за хитросплетениями веток, приглушенный женский голос закричал:
– Лия! Лия! Где же ты запропастилась? Ты мне нужна!
– Ой! Простите, барон Лунимейский, меня уже зовут. Мне нужно идти. – Лия немного даже испугалась. Если Белирунда увидит ее с человеком, то-то будет…
– Как? Уже? Так скоро вы норовите покинуть меня? – какая-то досада змеей заползла внутрь его существа, и он, не узнавая своего голоса, четко выговорил: – Я хочу снова увидеть вас.
–Лия! Отзовись! Когда ты нужна, то вечно где то пропадаешь! – донесло из леса эхо все тот же голос.
–Зачем вам это нужно? Поверьте, вам лучше больше не приходить сюда и не искать меня.
Но Радоман твердо настаивал на своем:
– Когда я снову смогу вас увидеть?
Лия вздохнула. Внутри ее происходила нешуточная борьба. Ну зачем она вообще показалась этому рыцарю, какая муха укусила ее отозваться на его зов? Она взглянула на его плотно стиснутые губы, твердые скулы, оцепененно застывшие в ожидании ответа, уловила на себе цепкий решительный взгляд и поняла: кто бы ни был этот человек, он не остановиться ни перед чем, он все равно придет и будет снова искать ее. А где то, скрытая расстоянием и лесной чащей, ее снова и снова звала Белирунда, и голос все приближался… И Лия сдалась.
– Хорошо. Приходите послезавтра в полдень – девушка, до сего бывшая словно застывшей, резко рвонулась и побежала по знакомой тропинке, не совсем разбирая дорогу.
– Лия! Куда же вы? – Радоман только успел заметить, как за ее спиной сомкнулись зеленые ветки кустарника, будто поглотившие ее. Он остался недвижимо стоять на поляне, только ошарашенно оглядываясь по сторонам. Как будто и не было ничего – открылось сказочное видение и исчезло, растаяло за зеленью листьев, растворилось в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь кроны высоких деревьев. И никаких вещественных доказальтельств недавнего присутствия на поляне красавицы в зеленом платье. Только же отчого так бешено колотится серце, отчого же легкая и светлая грусть наполняет душу, как чашу?
Радоман подошел к своему коню и погладил его по долгой, шелковистой гриве.
– Ну, друг мой, хоть ты мне ответь: что это только что было? Ну не чудо ли? Как она тебе? Слишком прекрасна, что бы быть явью. Что ж, у меня есть одно утешение – я увижу ее снова.
Он легко вскочил в седло, огляделся еще раз, словно пытаясь заповнить поляну, виденную им уже много раз, и потихоньку направился по тропе, ведущей к границе леса.
5
Песок в больших песочных часах уже давно пересыпался с верхней половинки в нижню, а Коломан все еще неподвижно сидел на амбразуре окна, застыв, как одно из изваяний славних предков в Тронном зале Эльвиала. Ветерок ворошил его темно-русые волосы, щекотал по бледным щекам, заползал за расстегнутый ворот шелковой рубахи. Спина и ноги давно затекли и отдавали ноящей болью, закушенные губы побелели, а юноша все не менял позы и не отрывал неподвижного взгляда от нескольких стражников и рыцарей, управлявшихся в воинском искусстве во дворе. Двор отгораживался от внешнего мира высокой стеной, за которой текла могучая река Эка, делившая Аларус на две половины. На другом берегу раскинулся город, и с окна Коломановой опочивальни можно было увидеть серые, красные, коричневые крыши домов, построенных там. Дневная жара потихоньку спадала, воздух был чистым и прозрачным. Солнце клонилось к закату, окрашивая облака, что посмели приблизиться к нему, в золотисто-розовые тона.
Но Коломану было не до окружающих красот. Все его внимание было сосредоточено на бойцах. Он неистово завидовал им. Они здоровы, сильны, вовсю хохочут, отмечая хороший удар или смелый выпад. И, самое главное, у них настоящие мечи. И кинжалы. И копья. А его заставляют учиться деревянным мечом. Как же невдомек наставникам, что он уже давно готов испробовать счастья с настоящим оружием, что он не тот слабый и хилый мальчик, каким был в детстве. Его старший брат, Радоман, в таком возрасте рубился в настоящих битвах наравне с опытными воинами, получил первые ранения, за что был прославлен на весь Кармакам, а его, Коломана, считают чуть ли не за неженку и не позволяют и высовываться дальше Аларуса. А как же он мечтает о сече, где грохот оружия заглушает крики ранених, где могучие боевые кони вовсю несут своих седоков с выставленными острыми иглами копьями наперерез убегающему в страхе врагу? Как он хотел оказатися сейчас там, где благородная сталь врезается в плоть врага, обагряясь кровью, где боевой клич прорезает пространство, заставляя трусов трепетать перед сильними и праведними. А потом после боя, зализав раны, пить чашу победы с воинами, покрытыми давнишними рубцами, которые пережили не одну рубку и знали цену свого ликования… Как было бы хорошо однажды возглавить отряд конников и вести его в бой, подняв над головой руку с мечом! А рядом бы скакал знаменосец, и развевающийся флаг звал бы воинов идти вслед за своим предводителем и стараться ничем не уступить ему в доблести.
– Коломан, очнись! Это я! – чья-то рука легонько затрясла замечтавшегося принца за худощавое плечо.
Коломан вздрогнул и резко обернулся. Над ним наклонился не кто иной, как Радоман. От этого брови младшего брата поползли вверх. Он очень удивился тому, то брат решил почтить его своим вниманием. Хотя Коломан и избрал Радомана как пример для наследования, но очень редко видел его. Тот постоянно где то пропадал: то заседал в Королевском совете, то разъезжал по Кармакаму, а последнее время вообще в одиночку куда-то исчезал.В силу этих обстоятельств Радоман редко удостаивал своим вниманием младшего брата. Коломан знал, что тот относится к нему с усмешкой и снисходительностью, как старший к шаловливому ребенку. Но, несмотря ни на что, Родаоман оставался для юноши предметом обожания.
– О, брат мой! Как ты сюда вошел? Что ты здесь делаешь? – пролепетал Коломан, спрыгивая с подоконника.
– Войти к тебе немудрено. Похвально уметь хорошо наблюдать за чем-то одним, – Радоман выглянул в окно, мимолетом взглянув на бойцов во дворе, – однако вдвойне похвально не пропустить при этом чего-то другого, может, более важного. Надо всегда быть начеку. Тебе этому еще предстоит научиться.
Коломан слегка расстроился и поник головой. Он почувствовал справедливость укора Радомана. Ну какой из него выйдет воин, если он, как уличный ротозей, засмотрелся на представление, и не услышал тяжелых шагов брата, который даже не крался. А если бы это был враг?
– Тебе что-то нужно от меня? – с оттенком некоторой обиды в голосе сказал он.
– Почему ты сразу подумал, что я пришел к тебе с какой-то выгодной целью? – усмехнулся Радоман. – Неужели я настолько корыстен?
– Нет, брат мой, я не то хотел сказать. Просто ты нечасто снисходишь к тому, что бы почтить меня своим вниманием. Ты стал редким гостем в своїм замке.
– Да, ты прав, Коломан. Отчего то мне совсем неохота сидеть в душном Эльвиале, смотреть на подобострастные и кислые лица придворних, марать чернила о пергамент. Мне по душе иное… – Он резко развернулся. – У меня к тебе маленькое поручение. Ведь ты же пишешь баллады?
– Нет! – ошарашенный Коломан попытался возразить, но под пристальным виглядом Радомана смущенно признался: – То есть да. Но откуда ты знаешь? – Свое пристрастие к сочинению песен Коломан, как он сам думал, тщательно скрывал, стыдясь свого увлечения. Он считал, что настоящему воину не к лицу такое занятие.
– Об этом все знают, Коломан. – Радоман улыбнулся и, видя смущение брата, добавил: – В этом нет ничего постыдного. Многие прославленные воины владели таким даром. Даже наш великий предок, Хадевальд, сочинил Песнь Победы. А наши предки Даголан и Мартиш вообще превзошли лучших менестрелей свого времени. А вот мне Судьба не пожаловала ни капли благородного умения.
Коломан, немного отошедший от потрясения, приободренный братом, срывающимся голосом, который едва не переходил на писк, спросил:
– Ты хочешь, что бы я для тебя сочинил балладу?
– Да. Мне очень нужна особенная баллада.
Коломан пришел в неописуемый восторг. У него есть возможность сделать добрую услугу для Радомана, для человека, на котрого он равнялся, который был для него недостижимой высотой. Да он сочинит для него самую лучшую в мире балладу, самую лучшую песнь! Юноша деловито потер руки:
– Какой подвиг нужно прославить? Какую битву воспеть? Говори! Мне не терпится взяться за дело!
– Ну почему ты только и думаешь о войне? Эти стихи должны быть посвящены женщине.
Тут Коломан вообще опешил. Женщине? Радоман посвящает стихи женщине? Этого не может быть! Наколько он был осведомлен, тем нескольким пассиям, что были у брата, тот не считал за должное читать стихи. Это просто не в его духе. Тогда Коломан попытался придумать единственно возможное логическое объяснение:
– Ты решил таким образом заблаговременно приготовиться к прибытию Фредегонды Роденской?
Радоман только рукой отмахнулся:
– Фредегонда здесь ни при чем. Мне нужны стихи для самой прекрасной женщины в Кармакаме.
Коломан задумался. Значит, его всегда сдержанный суровый брат сильно увлекся кем то, в то время как их отец ведет переговоры о его браке с Фредегондой Роденской. Вот как! И кто же эта счастливица? Он стал перечислять всех новеньких придворних дам, более или менее подходящих на эту роль:
– Это Мелисанда Тарская?... Тирна Бруэнская?... Да, прекраснейшей ее не назовешь… Может, Вайна Ремионская?
Однако Радоман только отрицательно качал головой.
– Среди этих напыщенных придворних дам такой не встретишь.
Коломан тем временем достал пергамент, перо, чернильницу, уселся за маленький столик.
– Ну хоть опиши ее, – взмолился он. – Как же я смогу восхвалять прелести твоей загадочной дамы, даже не зная, как она выглядит? Итак, где же ты ее встретил?
Коломан со страшно важным видом взялся за работу, все время прерываясь на наводящие вопросы:
– Какие у нее глаза? Зеленые?... А волосы?... Она хоть не простолюдинка?... Сколько ей лет?... У нее хоть нет мужа?...
Радоман коротко отвечал. Коломан, не переставая наблюдать за братом, отметил про себя блаженную улыбку, не сходившую с его лица. В конце концов юноша встал з-за столика и с напыщенным видом прочитал то, что у него получилось:
Прекрасная, тебя я повстречал
В лесной глуши, где нежность трав
И где дубов пышные кроны
Одели солнце как корону.
Как лес, был зелен твой наряд,
Убранством, золотом богат.
Но только золота ясней
Твои глаза казались мне.
А в них – вся зелень морских вод,
Где отразился небосвод.
А в волосах твоих не прочь
Была укрыться сама ночь.
Как месяц, ясный и крутой,
Вплетен в них обруч нарезной.
А ты сама была легка,
Как тень ночного ветерка,
Светла и ясна, как рассвет.
Тебя прекрасней в мире нет.
Когда тебя я повидал,
Весь мир к ногам твоим упал.
Хвалу тебе свою пою,
Ты забрала душу мою.
Теперь тебя мне не забыть,
Покуда солнцу нам светить.
Коломан застыл с растянутой улыбкой, ожидая похвалы брата. Радоман некоторое время молчал, а потом тихо сказал:
– Я не знаю ни одной женщины, которая бы осталась равнодушной к такой похвале. Ты сочинил песню даже лучше, чем я мог себе представить. Благодарю тебя, Коломан, я твой должник.
Радоман потрепал по плечу внезапно просиявшего юношу, взял пергамент и пошел, однако уже в двери обернулся:
– Хоть ты молчишь и ничего не просишь, я знаю, чего ты хочешь. Я поговорю с отцом, что бы ты смог принимать участие в заседании Королевского совета. Пора становиться мужчиной.
Коломан не поверил своему счастью. Он будет заседать в Королевском ссовете! Но тут Радоман заглянул в дверь:
– Только никому не проболтайся!
Коломан, пребывая на наивысшей ступени блаженства, только радостно закивал головой. Для любимого брата все что угодно!
6
Весь мир ушел из-под ног у Радомана. Ему казалось, что он видит сон. Прекрасный сон. Только бы не проснуться. Он жил, словно в блаженном пьяном угаре, ходил с затуманенной головой. Наследник короны бросил все свои обычные заботы, даже редко появлялся на Королевском совете, а если и приходил туда, то большей частью отмалчивался, абстрагируясь в свой мир от бесконечных вопросов о налогах и войне. В Эльвиале его видели крайне редко, он постоянно где то пропадал. Об этом ходили всевозможные слухи, но что Радоману было до глупых людишек, только и умевших строить маленькие козни? Что ему все они, если в лесу его ждала прекраснейшая в Кармакаме девушка? Разве он променяет ее милую улыбку на заискивающие взгляды придворных, на пустые разговоры с кичащимися своим золотом и знатностью вельможами? Принц давно сделал выбор насчет того, что ему приятнее.
Радоман и сам не знал, что с ним происходит. Каждый день неведомая сила тянула его в лес, и он не мог противиться этой силе. Он садился на лошадь и, как мальчишка, тайком покидал Эльвиал и шумный Аларус. Одними ему известными тропами пробирался по лесу к заветной поляне. Здесь Радоман забывал обо всем на свете. Существовал только настоящий миг.
Его всегда встречала Лия, милая, легкая. С нею Радоман чувствовал себя спокойно, безмятежно, словно в давно забытом детстве. Они расстилали Радоманов плащ, садились на него рядышком и разговаривали, разговаривали и не могли наговориться. Часами. Говорили обо всем на свете. Радоман рассказывал о Кармакаме: его истории, традициях, богатствах. Он поведал историю королевской династии Хадевальдингов, знал почти все о кармакамских городах: какие укрепления, кто и как управляет, какими товарами торгуют; о кармакамском войске и его битвах: тех, что уже прошли и остались в памяти поколений, и о настоящих. Лия слушала с широко открытыми глазами, расспрашивала подробнее. Она впитывала в себя новое, была очень любопытной. Ее поражала необычная обознанность Радомана о внутреннем состоянии государства, что заставляло ее испытывать к нему уважение. Сама же Лия была отменной рассказчицей по части всяких легенд, пришедших из далекого прошлого, из тех времен, когда мир был совсем иным. Радоман понял, что она прибыла издалека, умилялся словами из неведомого чужестранного языка, иногда проскальзывавшими в ее речи. Ему нравился ее легкий акцент, он поддавался чарам ее певучего голоса. Однако никто из них так и не выдал своих тайн, умолчав истинную правду о себе. Но ни Радоман, ни Лия пока и не думали расспрашивать друг друга. Он пока решил поверить, что она дочь местного вельможи, живущего обособленно, хотя был практически уверен, что это не так. Лия тоже понимала, что ее новый друг – не простой барон.
Однако с каждым днем они все больше привязывались друг к другу и боялись каким то неострожным движением разбить иллюзию счастья и безмятежности вдребезги. Боялись, что наступит день, когда они не увидять друг друга, страшились такой потери, отмахивались от мысли «А что потом?», жили одним днем. Оба начинали понимать, что еще чуть-чуть, и они не смогут существовать порознь, без этих тайных встреч в лесной тиши. Еще чуть-чуть, и будет слишком поздно…
Но то, чего они боялись, все таки произошло. Радоман и Лия зашли слишком далеко. Были произнесены слова любви, вознесшие их на вершины счастья. Он, обычно несколько грубоватый с женщинами, долго насмеливался, прежде чем сорвал первый поцелуй с ее алых губ. Их любовь, тайная, запретная, невозможная, родившаяся в те дни в густом лесу, под кронами величественных дубов, под трели птиц, осталась чистой, но, если следовать жестоким законам жизни, ее не должно было быть. Они не могли противостоять себе и своим чувствам, не находили в себе сил пойти наперекор себе. Лето, сблизившее их, стояло на исходе, и где то в глубине души каждый чувствовал конец…
Лия сидела на бревне, неподвижным взглядом вперившись в костер. Искры взмывали вверх и таяли в ночном воздухе, словно унося с собой частицы ее души. Вокруг згущались тени, запугивая своей неизведанностью, чернеющей непроглядной темнотой. Однако девушка не боялась их. Что они могут сделать? Это всего лишь тени, неодухотворенная темнота… Вверху, меж кронами деревьев, просвечивали редкие холодные звезды. Лес полнился подозрительными шорохами, одинокими голосами ночных животных. К ночи заметно похолодало, но костер согревал ее. Лия вполуха слушала болтовню Моховика, сидевшего напротив. Да, раньше они любили с Моховиком вот так посидеть у костра, отправив Белирунду спать в дом. То были счастливые дни. Счастливые, потому что безмятежные. А тепер безмятежность утрачена.
Лия изогнулась, подобно кошке, переменила позу, передернула затекшими плечами. Да, все началась с тех пор, когда она повстречала человека. Говорил же Моховик, что лучше с человеком не сталкиваться. Не послушалась. И вот… В том, что Альдарик ее любит, она не сомневалась. И это заставляло ее серце трепетать. Она сама души не чаяла в рыцаре. И как иначе? Это суровое правильное лицо, крепкая фигура, привыкшая к воинским упражнениям, сильные руки, благородство, сквозившее в движениях. Какую девушку это оставит равнодушным? Да, сначала она поддалась любопытсву и еще какому то неведомому внутреннему чувству, повевшему ее. Тот, кто сначала показался капризным кармакамским вельможей, готовым бежать на край света ради своей прихоти, оказался рассудительным и мудрым, повидавшем жизнь человеком. Наверное, он был прекрасным воином, только совсем не хвастался этим, а ей, беглянке, так хотелось ощущать возле себя человека, способного защитить. Лия чувствовала большую силу, исходящую от него, чувствовала знак Судьбы, лежащий на его челе. Он был отмеченным, ему предстояли великие дела. Альдарик не мог быть простым бароном из свиты короля, одним из тысячи. Ему предстояло не подчиняться, а самому командовать. Может, и имя то у него вовсе другое. Не сказал правду…
Да она и сама хороша. Скрыла столько всего. Но разве можно выдавать незнакомцу такие тайны? Может, он больше не пришел бы, узнав, кто она. Ведь кармакамцы тепер побиваються такого. Зачем выдавать с головой себя и своих близких? Теперь Лия удостоверилась, что Альдарик – преданный рицарь, и чувствовала себя чуть ли не лгуньей.
Она прожила лето на одном дыхании. Не могла себе представить, что не сможет встречаться с ним. И знала, что совершает почти преступление. Что Белирунда сделает с ней, если узнает? Убьет? Хуже. А ведь Белирунда уже с подозрением посматривает на нее. Они не должны были видеться. Да и какое продолжение может быть в их любви? Ради того,что бы быть с человеком, ей придется пожертвовать многим, слишком многим. Белирунда не допустит этого. Да и любимый что то скрывает. В его серых глазах она видела затаенное беспокойство.
Нет, неужели надо рвать струну, сотканную из света и соединяющую их сердца? Так говорит разум. Рвать сейчас, дальше будет еще тяжелее. Но, во имя адеванамарских Сил Добра и кармакамского Высокого Неба, как это сделать, если на такое нет сил? Как же теперь?
– Сейчас в Адеванамаре должно быть спокойно. Еще бы, больше некому сражаться с Картисом. Больше некому сражаться с ним, – знай болтал себе Моховик и вдруг заметил, что его спутница ничего не слушает. – Лия, Лия, ты что, уснула?
– А? – девушка испуганно спохватилась. – Ты что то сказал, Моховик?
– Ты меня совсем не слушаешь! В каких мирах ты витаешь? – рассерженно буркнул гном.
– Прости, Моховичок, я немного задумалась. Со мной такое иногда бывает.
– Бывает с тех пор, когда ты встретила того человека, – съязвил Моховик.
Сердце у Лии быстро и предательски заколотилось, однако она приняла удивленный вид:
– О каком человеке ты говоришь? Что ты хочешь этим сказать?
– Сама знаешь, о ком я, – проворчал Моховик. – О том парне, которого ты сбросила с лошади. Ведь ты же бегаешь к нему в лес.
– Что ты выдумываешь обо мне? Ни к кому я никуда не бегаю, – попыталась отбиться Лия, однако поняла, что от настырного гнома не отвертеться.
– Лия, я все знаю. – Он говорил вполне серьезно, и девушка испуганно притихла. – Ты встречаешься с человеком. Он приезжает верхом, и ты под разными предлогами убегаешь из дома к нему. А знаешь, чем это может грозить?
–Он ни о чем не догадывается. И не выдаст нас! А если что и случится, у нас хватит сил и способностей защитится от людей! – вспыхнула Лия.
–Скажи это Белирунде! Она, наверное, думает иначе, раз избегает глупых людишек!
–Я сама за себя в ответе! – почти выкрикнула девушка, но голос предательски задрожал. Она побаивалась Белирунды, особенно ее тяжелого взгляда.
–Но ведь ты понимаешь, чем может обернуться для тебя связь с человеком? – уже мягче спросил Моховик.
И тут Лия больше не выдержала. Ей надо было кому нибудь выговориться. Что ж, пусть это будет гном, ее надежный и верный товарищ на чужбине.
–Да все я понимаю, уже не маленькая, – сломленно ответила она. – Но не смогла с собою ничего поделать. Он видел меня всего какой то миг, но снова и снова приезжал еа это место в надежде отыскать свое видение. Меня так поразило это странное упорство, эта гонка неизвестно за чем… Я не смогла сдержать любопытства. А теперь… теперь поздно. Знаешь, он не простой человек. Я чувствую силу, заключенную в нем. На его пути великие свершения. Наша встреча не была случайной. Может, это Судьба?
–Я всегда говорил и буду говорить тебе, что кармакамцы неисправимые глупцы оттого, что слепо верят в Судьбу! – недовольно буркнул гном, воспринимавший чужие убеждения, шедшее вразрез с его собственными, в штыки. – Что ты сделаешь с этим человеком, зависит только от твоего решения. Ну посуди сама, что у тебя, адеванамарской княжны, может быть общего с кармакамским рыцарем? Пусть у него смазливая мордашка, гора тугих мускулов, он мало-мальски умеет размахивать мечом. Может, он даже не так неотесан, как его дружки. Но ты потеряешь все, что имеешь! С твоей стороны это просто самоубийство. Тебе не стоило вообще связываться с человеком, каким бы сильным и красивым он не был.
–Моховик, что мне делать? – отблески костра отразились в слезинках на щеках Лии.
Гном придвинулся, обнял дрожащую девушку за плечи одной рукой, а огрубевшей ладонью второй погладил ее мягкие волосы. Ему было искренне жаль Лию, но разум упрямо подсказывал единственно правильное решение.
–Послушай, милая, я знаю, что сердце твое будетне согласно с этим, но тебе не стоит больше видеться с тем человеком. Так будет лучше. Ты умная сильная девочка и сможешь все. Ну погрустишь немного. Время лечит. Лучше бросить эту затею сейчас, чем раскаиваться всю жизнь от совершенного непоправимого. Так или иначе, Белирунда тебя за это по голове не погладит, и если узнает, то запретит бегать к нему и вообще запрет тебя дома. Зачем тебе лишние пререкания с нею, зачем лишние слезы? А там, как знать, может мы вскоре и уедем из Кармакама, может, счастье нам улыбнется, и мы вернемся в Адеванамар. Не плачь, девочка, так бывает со всеми. Все обернется лучше, чем ты даже думаешь.
–А почему Белирунда недолюбливает людей? – сквозь слезы спросила Лия.
–Не знаю, она не говорит. Это какая то давняя и темная история. Мне самому любопытно. Ну так как мы, договорились?
–Да, да, – закивала в ответ Лия.
7
Все время, пока шел Королевский совет, Радоман почти ничего не слышал. Мысли путались, перепрыгивали с места на место, и касались они совсем не дел королевства. Он обводил присутствующих отсутствующим взглядом. Старый король Адальберт сегодня разошелся не на шутку. Его щеки покраснели от оживления, грудь время от времени сотрясал становившийся уже привычным кашель. Велиман заметно притих. Он оперся подбородком о свою тонкую руку и прятал за пальцами коварную улыбку. Зато Коломан буквально сиял от счастья. Радоман и сам улыбнулся, вдруг вспомнив, благодаря чему юнец таки попал на Королевский совет. Несколько советников, ближайшие соратники отца… О чем они говорят? Ах да, политика, торговля, казна. Как же он отдалился от этого.
Старший принц очнулся уже тогда, когда совет окончился и заскрипели отодвигаемые старинные стулья с высокими спинками и затейливой резьбой на подлокотниках. Он тоже поднялся, чувствуя, как прилила кровь к затекшим ногам.
–Радоман, останься, – в приказном тоне прозвучал почти над ухом скрипучий старческий голос.
Он нехотя повернулся к отцу, краем глаза заметив, как с нескрываемым любопытством на ходу оборачивался Велиман.
–Радоман, что происходит? – сухо спросил старик.
– О чем вы? В королевстве вроде пока как все спокойно, – удивился принц.
– Вроде пока как все спокойно вроде пока как все спокойно! – вдруг вознегодовал король. – Не прикидывайся невинным ягненком. Я говорю не о королевстве, а о тебе!
–Обо мне? Но я вроде бы жив, здоров и имею честь стоять сейчас перед вами, – спокойно парировал сын.
–Не юли, Радоман, ой не юли! Уж от кого я не ожидал подвоха, так это от тебя! Пусть Велиман связался с разными пройдохами, но ты… Наследник трона, будущий король Кармакама, полководец, водивший в бой армии. Последний месяц тебя так редко можно увидеть в Эльвиале, как сухую солому после дождя. Где ты пропадаешь? Не являешься на советы, напрочь забыл о своих обязанностях. Постоянно уезжаешь в неизвестном направлении, и никто не знает, где тебя можно найти. Ты мне ничего не хочешь рассказать?
– Нет, –ответил Радоман как можно спокойнее. – Пока со мною не произошло ничего такого, о чем Вам надобно докладывать.
– И это мой сын? – покачал головой Адальберт. – Нет, это не мой сын! – вскричал он. – Я знал другого сына, отчаянного смельчака, мудрого правителя, светлую голову! И где он? Подменили! Подменили! На кого положиться старцу, кому оставить все земные дела перед последним походом в Паремайю , если наследник не оправдывает надежд? Пророчество Белвара сбывается! Скоро падет все!
Охрипший голос старого короля сорвался, он зашелся неудержимым кашлем. Задыхаясь, Адальберт осел, едва успев облокотиться об стол. Два стражника хотели подбежать на помощь королю, но Радоман жестом остановил их и сам подхватил отца, бережно усадив его в кресло.
– Не стоит так волноваться, отец. Судьба еще подарит вам долгие дни жизни. Вам рано думать о Паремайе. Простите, если я своим поведением, сам того не ведая, причинил вам беспокойство. Но я по прежнему верен вам. Не нужно напоминать мне, кто я, ведь об этом я помню каждый миг своего существования. Беру Небо в свидетели, что я постараюсь быть таким, каким Вы меня хотите видеть.
Радоману все происходящее было очень неприятно. Его, уже взрослого, самостоятельного, наделенного властью, сейчас отчитывали, как мальчишку. Упреки больно кололи его, и принц понимал их справедливость. Он действительно бесстыдно забыл о своих обязанностях. Это непростительная ошибка в его положении наследника короны. Радоман подавил раздражение и удержался от дерзости, так как уважал отца и чувствовал его правоту.
Король несколько успокоился, однако все еще держался рукой за немощную грудь.
– Именно это я хотел услышать от тебя, сын мой. Хвала Небу, у тебя осталось здравомыслие. Что ж, молодость, с кем не бывает, – Адальберт все еще тяжело дышал. – Надеюсь, на следующих советах ты покажешь всем, кто будет правителем Кармакама.Тебе Судьбою доверено очень много. Если не ты, то кто?.. Кстати, почему ты не интересуешься подготовкою к свадьбе?
Новое замечание привело Радомана в замешательство. Его словно ударили чем то тяжелым по голове. Свадьба? Какая свадьба? Ах да, с Фредегондой Роденской, дочерью герцога-мятежника. Да, он знал об этом, но отмахивался от этой мысли, как от назойливой мухи. Зачем было думать об этом, когда он был счастлив с другой? О, нет! Радоман до этой минуты словно находился в дурманящем сне, и теперь его разбудили нежданным напоминанием о свадьбе, на которую он сам же и дал согласие, дабы установить твердый мир в королестве. Король вопрошающе смотрел на него своими ясными глазами, ожидая ответа, а он не мог сообразить, что говорить.
– Наверное, в подготовке к такому событию задействовано множество людей, и мое вмешательство совсем ни к чему, – наконец медленно выговорил Радоман, чувствуя, как покрылся испариной его лоб.
Адальберт снисходительно улыбнулся.
– Молодежь, молодежь! Что с нее взять! Так легкомысленно относиться к собственной женитьбе! Через две недели прибудет женщина, которой Судьбою дано быть его спутницей жизни, королевой, и, надеюсь, матерью его будущих детей, а ему всеравно! Вот в мое время все было по другому. Когда я женился первый раз, то встречал свою невесту у кармакамской границы. Я так волновался, что у меня началась икота, которую никак не мог унять.
Старик еще разглагольствувал, но Радоман уже его не слушал. Две недели! Всего через две недели прибудет его невеста. Но как же так? Тогда, когда отец завел разговор о браке впервые, он не знал Лии, он только начинал искать ее. А теперь Радоман чувствовал, что совчем не хочет жениться на Фредегонде. «Я знал об этом, знал, – упрекнул себя принц, – но не придавал этому никакого значения, отдалял то, что должно было произойти. Разве я мог о чем то думать, кроме зеленых глаз Лии? Глупец! Теперь меня застали врасплох!»
– Переговоры с роденцами пошли бойко, свадьбу назначили на зиму, но потом я велел послам ускорить дело. Герцогу это, вероятно, польстило, и он обещал собрать свою дочь на начало сентября. До зимы еще так долго, а срыв брачного договора означает для нас огромные затруднения. «Да и силы оставляют меня» – подумал, но не сказал Адальберт.
«Он просил ускорить!» – чуть не застонал Радоман.
– Со всей округи свозяться припасы. Из Шприна вот-вот должны привезти лучшие вина, из Нальмиса – ихний знаменитый мед. Арена для турнира уже украшена. Обещали прибыть пара нелимских князей и даже вождь северных деревимов. Так что, сын мой, твоя свадьба будет истинно королевской. В грязь лицом ни перед Роденцем, ни перед соседними властителями мы не ударим!
Радомана передернуло от такого обещания. У него начала болеть голова, чего с ним раньше не случалось.
– Ладно, – словно сжалился над Радоманом почти повеселевший король, – иди, сын мой, да зайди к портному, а то бедняга уже с ног сбился, разыскивая тебя.
Принц отвесил легкий поклон и вышел из Зала Советов в весьма дурном настроении. Придворные, стоявшие, как всегда, группками в коридоре, озадаченно умолкали и спешили пониже поклониться угрюмому Радоману. Они поеживались от его едкого взгляда и провожали глазами до тех пор, пока тяжелая поступь наследника кармакаской короны не утихла в конце коридора. А он, погруженный в свои мысли, совсем не видел никого.
В ту ночь Радоман не спал. Он лежал на своем огромном ложе, уставившись в одну точку на потолке, не тронутом ни одним лунным лучом. Он принимал решение. Радоман был сильным мужчиной, а мужчины должны уметь принимать твердые решения и следовать им. Он пытался разобраться в своих чувствах к Лии и понимал одно: он уже любит ее. Ни одна придворная дама в Эльвиале не сравниться с нею. Ни одна не может покорить его сердце, как она. С нею он забывал обо всем, даже о том, что он принц Кармакамский. Ах, как бы было хорошо навсегда остаться простым бароном Лунимейским и не тяготиться своей властью. Тогда он смог бы остаться с Лией, и никто не помешал бы ему в этом. Правда, девушка была несколько странной. Отлично воспитанная, богато одетая, она жила в лесу вроде бы со своей семьей. Но где эта семья, если на много миль в округе никто не жил, кроме лесника? А этот ее странный зеленобородый старик? А таинственная тетушка, время от времени разыскивающая ее в лесу? Что то Лия явно не договаривала. Но он ничего не расспрашивал больше. Ему было просто удивительно хорошо с нею, что бы потерять ее из-за расспросов. Она же тоже приходила к нему тайком, опасаясь тетки. Да и он не лучше. Соврал о своем имени и происхождении. А что было бы, если бы она узнала, что он Радоман, принц Кармакама? Хотя многие и многие кармакамцы знают его в лицо. Каким бы не был ее род, будь он простым бароном Лунимейским, завоевал бы ее мечом. Может, бросить все, и уйти в лес, к ней?
Ах, мечты, мечты… Он был сыном короля. Так захотела сама Судьба. Именно это было его предназначением, он ясно это чувствовал. Если не он, тогда кто будет королем? Велиман? Во что тогда превратиться королевство, управляемое королем со столь дурными наклонностями? А отец? Он так в него верил, а он начал его подводить.
Радоман чувстовал свою ответственность перед всем Кармакамом. Если он не женится на Фредегонде Роденской, снова начнется кровопролитие. Адальберт годами устанавливал равновесие, и, как только междуусобные войны прекратились, и есть шанс мирно разойтись с последним могущественным мятежником еще и с огромной выгодой для короны, подобрав под свою руку много земель и обретя ценного союзника, он из-за своих чувств может все это разрушить. Подвести отца? Толкнуть Кармакам к новой войне? Сколько жизней она унесет, сколько судеб разрушит! Будущий король в ответе за свой народ. Судьба заставляет королей платить своим личным счастьем за высокое положение в обществе. И что значат его чувства по сравнению с Судьбою целого народа?
Выхода нет. Слишком много поставлено на карту. А Фредегонда ни в чем не виновата. Может, она и приглянется ему, и все станет на круги своя. О, зачем он повстречал Лию? Зачем? Сам виноват, сам искал ее в лесу.
Нет, он сильный. Воин, не знавший страха в бою, покрытый шрамами, сможет сцепя зубы, справиться сам с собой. Надо расстаться с Лией сейчас, пока еще не так поздно, пока он может трезво мыслить и не начал творить безумств. Да, это буде трудно сделать, но кто сказал, что дальше в жизни все будет даваться легко? А он навсегда останется рыцарем Лии. Радоман даже улыбнулся про себя. Ну как в старых балладах, где рыцари часто преклоняли копья пред совсем другими женщинами, минуя своих жен. Какие чувства могут быть у тех, кто жениться по расчету? А может время, великий лекарь, залечит его раны и Лия останется только светлым воспоминанием юности?
Расстаться… Судьба разделила их пути, и с нею нет у него будущего. Но как это сделать, если никто и близко на нее не похожий, если никто не сможет заменить ее? Как жить, не слыша ее певучего голоса, не видя ее доброй и простой улыбки, не чувствуя прикосновения ее нежных рук, и, главное, не ощущая ее любви? Ведь она любит его совсем не за то, что он принц Кармакамский… А какую боль он ей принесет… Как можно приносить боль столь милому существу?
Однако Радоман уже принял решение.
8
Радоман привычным движением зацепил поводья коня за ветку и от мысли о том, что он должен сделать, тяжело вздохнул. На поляне было как то непривычно тихо. Куда то подевались веселые певуньи-птицы. Принц огляделся вокруг. Сколько же счастливых часов здесь проведено. И он должен отказаться от своего счастья.
– Лия! Лия! – тихо позвал он.
Почти сразу же зашевелились кусты, и девушка вышла на краешек поляны, словно поджидая его, однако не подошла к нему, а осталась стоять на месте, нервно теребя тонкими пальцами свой пояс – настоящее произведение искусства.
– Здравствуй, – с волнением сказал он. – Я рад тебя видеть.
«О Небо, как же она прекрасна!» – думал Радоман, вглядываясь в ее точеную фигуру. Он чувствовал, что сегодня что то не так, все идет иначе, чем обычно. Неужели и она это чувствует? А ведь он еще ничего не сказал. Лия же так и стояла, молча глядя на него печальными зелеными глазами, как будто желая наглядеться напоследок. Ветер шевелил ее роскошные волосы, легонько щекотал бледные щеки, но она не обращала на это никакого внимания.
– Здравствуй, мой рыцарь, - наконец подала она голос со сквозящей в нем грустью.
У Радомана сжалось сердце.
– Лия, у тебя что нибудь произошло? Что с тобой? На тебе лица нет.
– Просто лето подходит к концу, – тихо ответила она, опустив глаза.
Они еще неловко помолчали, не находя нужных слов. И оба чувствовали, что каждый из них так или иначе понял, что должно произойти.
Наконец Радоман решился.
– Лия, я хочу тебе кое что рассказать. Я должен был сделать это раньше, но не смог. Прости меня, малодушного. Молю только об одном – не суди меня строго. Но ты все равно должна знать, что… – он замялся. В горле пересохло, и Радоману только осталось ухватить побольше воздуха, словне рыбе, выброшенной на берег.
– Говори, – просто, как приговор, сказала Лия.
– Я не тот, за кого себя выдавал, – Радоман кинул беглый взгляд на девушку, но она молчала, и он быстро заговорил дальше. – Я не барон Лунимейский. Все знают меня под другим именем.
– Кто же ты?
– Я Радоман, принц Кармакамский, старший сын короля Кармакама. И через две недели должен жениться на Фредегонде Роденской, дочери мятежного герцога Роденского. Если этот брак не будет заключен, то Кармакам сотрясет новая война.
Радоман перевел дух и на миг зажмурил глаза. Он ожидал, что Лия сейчас зальется слезами или забьется в истерике, однако она спокойно восприняла его признаниние, только плотнее сжала губы. Она уже была готова к такому повороту событий. Лия помолчала несколько мучительно долгих минут, потом ответила, прилагая усилия к тому, что бы голос звучал ровно.
– Что ж, я ожидала подобного. Я чувствовала, что ты носишь другое имя, ощущала огромную силу и власть, заключенную в тебе. Ты не мог быть протым бароном. Судьба избрала тебя для более важных и великих дел. Ты учтивый рыцарь с благородной душой. И я ничуть не удивляюсь, что ты – кармакамский принц, о котором ходит сколько легенд, и чье имя прославлено в других королевствах.
– Когда я встретил тебя впервые, ты поразила меня наповал. Такая красота – и где? Среди дикого леса, куда и охотники забредают редко. Да еще твой странный спутник с зеленой бородой… Как здесь не удивляться? И меня неудержимо тянуло в лес, дабы разгадать эту тайну. Ты была для меня манящей загадкой, чем то вроде огонька для усталого путника. А потом, когда я уже поближе узнал тебя, то понял, что попал в ловушку, которую сам для себя и поставил. С тобою я забыл кто я, забыл о той жизни, которую вел раньше, забыл даже, что меня скоро должны женить ради блага королевства. Клянусь, другой такой как ты я еще не встречал… и, наверное, не встречу. Лия, я не должен больше приезжать сюда. Мне трудно об этом говорить, но так надо. Пока не поздно. Неумолимая Судьба расставила свои сети, из которых уже не выпутаться. Лия, прости меня. Я обманул тебя, и буду мучиться всю жизнь сознанием того, какой недостойный поступок я совершил.
Радоман припал на одно колено, взял руку Лии и приложил к своей щеке. Однако она молчала, и ее лицо не выражало ровным счетом ничего.
– Почему ты меня не ругаешь? – снизу вверх посмотрел он на нее. – Почему не ударишь меня, подлого обманщика?
– Потому что мне тоже есть что сказать тебе. Я тоже не та, за кого себя выдаю. Ты сам понимаешь, никакая знатная семья в лесу здесь не прячеться. И ты, наверное, заметил некоторые странности в моем поведении. Так знай же, Радоман, принц Кармакамский, что я адеванамарская княжна.
– Тому, что ты иноземная княжна, я не удивляюсь, но что, во имя Неба, ты делаешь в Кармакаме?
Лия горько улыбнулась и легонько потянула руку Радомана.
– Встань, рыцарь, ибо негоже будущему правителю стоять на коленях перед нещасной беглянкой.
Когда Радоман поднялся, не выпуская ее руки, она продолжила:
– Несколько лет назад Адеванамар поразила смута. Королевство разделилось на два лагеря, которые сражались между собою за власть. Выскочке Картису удалось свергнуть законного короля и захватить трон. Моя семья сражалась за лагерь проигравших. Ты не понаслышке знаешь, что делают победители с поверженными. Я осталась жива только благодаря Белирунде, великой чародейке и моей наставнице. Она забрала меня и привезла сюда. С нами еще поехал и Моховик, лесной гном. Так мы оказались в Кармакаме, – Лия умолкла. Ей горько было вспоминать события недавнего прошлого, раны которого только начали заживать.
Радоман оторопел от услышанного. Он чуть не застонал. Если Лия адеванамарская княжна, благородных кровей, значит он может безпрепятственно жениться на ней.
– Так вот почему вы прячетесь в лесу! Вы беглецы. Но почему ты не сказала мне об этом раньше? Я просто глупец! – хлопнул себя по лбу принц, приближаясь к девушке. – Все еще можно было бы изменить. Я бы забрал вас в Эльвиал, и вы ни в чем не знали нужды, а небольшой толики моей власти хватило бы, что бы защитить вас!
– Нет! – воскликнула Лия, легонько отстраняя его. – Это еще не все!
– О Небо, что еще? Скажи, не мучай меня! – голос до крайности напряженного Радомана предательски задрожал.
– Мы – не обычные люди. Кармакамцы давно отвыкли видеть таких. Они не приемлют подобных нам.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Радоман – ведь так же звучит твое настоящее имя? – с моей стороны было очень нечестно скрыть то, кем я в действительности являюсь. Но это была не только моя тайна. Но у тебя благородное сердце, и ты не выдашь нас. Видишь ли, знатные люди в Адеванамаре обладают особым даром… Знай же, что я чародейка, фея, волшебница, колдунья или как это у вас называется… Я обладаю магией.
Лия тяжело вздохнула и опустила голову, как будто была виновата в том, что владела таким умением. Радоман ошеломленно смотрел на нее и переваривал сказанное.
– И твоя… тетушка тоже?
– Она очень сильная чародейка.
– Лия, прости меня, но я тебе не верю! Так быть не может! То, о чем ты говоришь, сказки! – это была последняя попытка Радомана защитить себя от неведомого.
– Сказки? – спокойно ответила девушка. – Пускай будет так. Только ты должен знать, что почти весь мир живет бок о бок с этой сказкой, и только вы, кармакамцы, отгородились в своих границах и думаете, что ничего такого не существует. Увидеть эльфа или гнома для вас вообще в диковинку. Вы забыли, что зло было изгнано из Кармакама стараниями магов, и ваша земля процветает благодаря только исключительной силе их чар. Что ж, не веришь мне? Смотри!
Лия закрыла глаза, что то прошептала, взмахнула широкими рукавами. Спокойный лес вдруг преобразился. На солнце набежала туча, откуда то вдруг взялся резкий ветер и закружил листву вокруг Лии. Радоман даже прикрылся руками, словно порыв воздуха направлялся прямиком ему в лицо. Это продолжалось буквально несколько мгновений. Все стихло также резко, как и началось. Лия стояла на месте и рассудительно глядела на своего спутника. Принц же потерял дар речи. В своей жизни он мало сталкивался с подобным. Перед его умственным взором проносились разные картины: закованный в цепи огр, виденный в детстве, эльфийское посольство, давным-давно посетившее Кармакам, легенды и предания, слышанные им, отец, убоявшийся пророчества, и, наконец, зеленобородый старичок и прекрасная девушка, склонившиеся над ним, когда он непостижимым образом упал с коня.
– Я верю тебе, Лия, княжна из Адеванамара, – тихо проговорил он. – Прости мне мое невежество. Но я не верю своим глазам. Ты… и такая сила… Но кто мог бы узнать? Чем тебе мешает твой дар?
– Нам нельзя было видеться. Если я свяжу свою судьбу с простым человеком, то потеряю свою силу. А это очень много, ведь не всем дано такое. Я стану обычной женщиной, ничем не отличающейся от других.
Радоман не знал, что и говорить. Мысли путались, в горле застрял ком. Такого он не ожидал. Конечно, за Лией он усмотрел некоторые странности, но что бы такое… То, что совсем не постижимо для его ума. Не только у него были тайны. Но потихоньку его ошеломленное сознание стало проясняться, а разум заработал с прежней силой. Услышанное Радоманом было настолько необычно, что он почти забыл, зачем пришел в лес. Что же делать теперь с их любовью, ставшей почти невозможной?
– И что теперь?
– Не знаю… Ничего…
Она плотно стисла губы и просто смотрела куда-то вдаль. Радоман закрыл глаза. Мир закружился с огромной скоростью. Разум порывался что-то делать. Надо было куда-то бежать или что то доказывать, убеждать… Но он не мог и пошевелить рукой. В серце пробирался холод, холод безнадеги, холод сотни будущих ночей без просвета. Лия первой нарушила молчание.
–Ведь вы же верите в Судьбу? Судьбу, сплетенную на Высоком Небе, среди звезд и облаков? Судьбу-богиню, связующую небеса и Землю? Наши нити коснулись, но не сплелись в узелок. Наши дороги слишком разные, и мы не в силах противиться этому. Тебе править огромной страной, вершить судьбы людей и земель, а мне – прятаться и скитаться. Забудь меня, словно короткий летний сон. Представь, что ты пробудился и встретил сонце нового утра… О, что я говорю… Я желаю для тебя самого лучшего, ибо ты заслуживаешь этого. Забыть меня было бы для тебя самым лучшим. Но я так слаба… вспоминай меня… иногда… а вспомнив, улыбнись… Я же чародейка, а для вас – это сказки. Значит, не было меня…
–Сказка, что стала явью. – Радоман наконец то стал брать себя в руки. – Так было нужно. Судьба соткана не просто так. И я буду помнить тебя такой, как сейчас: светлой, как сонце, зеленой, как этот лес…
Они обнялись и долго молчали, не в силах снова что-нибудь сказать. Две небольшие слезинки скатились с грустных глаз Лии, и Радоман ласкаво вытер их своей ладонью.
–Что я могу для тебя сделать? – глухо спросил он.
–Ничего. Ничего не нужно, принц Кармакамский. Это наше бремя. Когда-нибудь час нашого скитания придет к концу. Береги себя. Вот, возьми. – Лия сняла с шеи искусно сделанную цепочку с зеленым камешком в форме капли и протянула Радоману. – Если тебе будет плохо, я почувствую это и приду…
–Благодарю тебя…
–Не грусти… – Лия попиталась улыбнуться. – Время все изгладит. Скоро настанут прекрасные дни. У тебя будет молодая жена, которая сделает тебя щасливым. Мне пора. Прощай, Радоман.
Она легонько поцеловала его в лоб и исчезла, словно растаяв в воздухе.
–Лия, Лия! – закричал он, но никого уже не было рядом. Радоман понял, что она больше не придет. Ему показалось, что на плечи упало небо и раздавило его.
Заканчивалось лето. В садах наливались сочные плоды, люди убирали урожай, а ночи были лунными и пахли медом.
Последнее редактирование:
. Завязка интересная, но очень напрягает орфография. Уважаемый автор проверяйте свои работы на орфографию, MS Word с этим прекрасно справляется, и мы Ваши читатели будем получать куда большее удовольствие при прочтении Ваших произведений.